Цитаты из книг автора «Себастьян Хафнер»

дворянскую приставку «фон» перед фамилией;

года главным образом своими достижениями. Тот, кто в 1938 году в тех кругах, где это еще было возможно, критиковал Гитлера, рано или поздно вместе с неохотным согласием («да, все, что происходит с евреями, мне тоже не нравится») слышал в ответ: «Но этот человек всё смог!»

Вопросы, которые задавали себе (вынуждены были задавать себе) перед лицом несомненных достижений Гитлера его давние противники, образованные, обладающие безупречным вкусом буржуа, верующие христиане и марксисты были такими: «Может быть, моя шкала измерений была не верна? Истинно ли то, что я изучал и во что я верил? Могу ли я отвергнуть или опровергнуть все то, что я вижу собственными глазами? Если мир – экономический мир, политический мир, моральный мир – таков, каким я его представляю, в какой я верю, то такой человек, как Гитлер, должен был бы уже давно потерпеть самое жалкое и самое смехотворное крушение из всех возможных, во всяком случае, он не смог бы зайти так далеко, как он зашел! Но за неполные двадцать лет из абсолютного ничтожества он стал центральной мировой фигурой, и всё ему удается, даже то, что, казалось бы, никому удастся не может, а ему удается всё, всё! Разве это ничего не доказывает? Разве не вынуждает это меня к генеральной ревизии всех моих понятий, включая эстетические и моральные? Разве не вынужден я, по крайней мере, признать, что в моих ожиданиях и прогнозах я заблуждался и что впредь мне надлежит быть сдержаннее со своей критикой и осторожнее с выводами и моральными приговорами?»

Я преодолел хаос в Германии; я восстановил порядок; я поднял производство во всех областях нашей национальной промышленности до невероятных показателей… Мне удалось включить в необходимый для нации труд семь миллионов безработных, чьи беды тяжелым грузом лежали в наших сердцах… Я не только политически объединил немецкий народ, я вооружил мой народ, и я клянусь, что буду продолжать попытки уничтожить тот договор лист за листом, лист за листом, тот договор, чьи четыреста сорок восемь статей заключают в себе самое подлое, самое извращенное насилие, которому когда-либо подвергался народ или человек. Я вернул рейху отнятые у нас в девятнадцатом году провинции, я привел миллионы оторванных от отчизны, глубоко несчастных немцев назад на Родину, я восстановил тысячелетнее историческое единство германского жизненного пространства, и я… я… и мне удалось все это сделать, не пролив ни капли крови, не принеся ни моему народу, ни другим народам ужасов и страданий войны. Я все это… Я, двадцать один год тому назад никому не известный рабочий и солдат моей Родины, все это сделал только своими силами.

лер вынул из долгого ящика все планы резкого подзавода экономики, которые существовали до него, но по всем возможным, главным образом финансовым, причинам не приводились в действие, а Гитлер рискнул привести в действие всё – от «налоговых квитанций» до «векселей MEFO»[42], от всеобщей трудовой повинности до автобанов.

в особенности это касается решающего смелого трюка с финансированием, который, вне всякого сомнения, был делом рук гитлеровского «финансового волшебника» Ялмара Шахта[41].

В январе 1933 года, когда Гитлер стал рейхсканцлером, в Германии было шесть миллионов безработных. Спустя три коротких года в Германии была полная занятость, ни одного безработного. Вопиющая нужда и массовая бедность сменились всеобщим, да, скромным, да, невеликим, но благосостоянием. И что не менее важно: на место безнадеги и беспомощности пришла уверенность в завтрашнем дне, пришла стабильность.

В целом использование и дозирование террора в первые шесть лет правления – сперва нагнетание страха совершенно дикими угрозами, потом жестокие, но явно отстающие от угроз акции террора, после чего постепенный и повсеместный переход к почти нормальному существованию на фоне замалчиваемого, старательно не замечаемого террора – следует признать мастерским социально-психологическим достижением Гитлера

Личная жизнь Гитлера была слишком пуста, чтобы в несчастье быть для него чем-то, что следует сохранить; а его политическая жизнь с самого начала была нацелена на «всё или ничего». После того как на горизонте ясно обрисовалось это «ничего», самоубийство сделалось единственным выходом.

Тем самым он поместил себя под давление своего личного, скупо отмеренного времени, которое вынуждало его принимать слишком поспешные и нецелесообразные решения. Потому что любая политика будет нецелесообразной и поспешной, если она определяется не обстоятельствами и возможностями, предложенными историей, а скудным сроком одной-единственной человеческой жизни. Но это-то и означал гитлеровский ответ. Он означал в особенности то, что великая война за жизненное пространство Германии, которую Гитлер готовил, обязательно должна случиться при его жизни, чтобы он сам мог вести эту великую войну. Естественно, он никогда об этом не говорил вслух, публично