Глава 7

СПУСТЯ ДВА МЕСЯЦА

Плохой табель успеваемости. Кулак отца. Металлический вкус во рту.

Кровь.

Детские воспоминания, которые я пытался отогнать от себя, осматриваясь в классной комнате Йолы.

Я еще понятия не имел, что она натворила на этот раз, но, судя по виду учительницы биологии, которая вызвала меня в школу, сегодня моя дочь не отделается просто штрафом в пять евро.

– Поведению Йолы действительно нет извинения, – возмущенно начала фрау Яспер, рано поседевшая женщина неопределенного возраста с выражением лица, напоминающим сжатый кулак. Как почти все учителя моей дочери, она тоже была существом без имени. Ни в одной другой профессиональной сфере я не сталкивался с тем, что незнакомцы постоянно и упорно представлялись мне по фамилии. Фрау Некто Яспер учила Йолу биологии и английскому и всего лишь год работала в этой начальной школе, в отличие от фрау Фишер, классной руководительницы Йолы, которая в следующем году уходит на пенсию с должности директора школы.

Она поймала меня перед школой и пригласила на этот разговор «в связи с последними инцидентами», из-за чего я сейчас пропускаю индивидуальный прием у семейного консультанта, которого мы с Ким посещали уже шесть недель.

– А что случилось? – спросил я с любопытством и нетерпением.

Мы сидели на маленьких стульчиках, образуя треугольник перед начисто вытертой доской, и у меня не получалось сконцентрироваться. Вездесущий запах – смесь терпентина, мокрой обуви, пыли и мела – переносил меня во время, когда все самые крупные проблемы еще были впереди, но о котором я все равно не любил вспоминать. Школьные помещения всегда вызывали во мне чувство подавленности и угнетенности, особенно сейчас, в начале отопительного сезона в октябре, когда воздух сухой, а кислорода после долгого учебного дня осталось мало. Наверное, я единственный, кто чувствовал запах дизеля, которым недавно наполнили топливные резервуары в школьной котельной, но мой нюх всегда был лучше, чем мне порой хотелось бы, а от «запаха страха» мне снова стало не по себе в этой классной комнате.

– Вот этим она бросила в меня!

Фрау Яспер вытащила из недр кармана своих брюк камень размером с детский кулак и, поджав губы, положила его на подставку для письма, прикрепленную к стулу.

– Щелочным полевым шпатом? – вырвалось у меня. Не то чтобы я особенно разбирался в камнях, но Йолу завораживали находки, которые она почти ежедневно притаскивала домой с прогулок. Кварцы, минералы, кристаллы, не важно что, главное, необычное. Она мыла, сортировала и категоризировала камни, для которых уже давно не осталось места в витрине в детской – поэтому половина нашей гостиной была завалена гранито-гнейсом^[6], тигровым глазом^[7] и мигматитом^[8]. Или щелочным полевым шпатом с зеленоватыми переливами – как тот, что Йола с гордостью презентовала мне сегодня утром за завтраком. Каждый день она выбирала какой-нибудь камень, чтобы взять с собой в школу. Как талисман – и, похоже, иногда в качестве метательного снаряда.

– Она бросила его мне в голову. – Фрау Яспер состроила гримасу, словно в этот момент в нее снова попали. – Намеренно. – С разъяренным видом она повернулась к директрисе, и мне бросилась в глаза татуировка в виде креста у нее за правым ухом, которая совсем не подходила к ее консервативному стилю: простые ботинки на шнуровке, плохо сидящий брючный костюм модели «федеральный канцлер», к нему гармонирующий по цвету красный ободок для волос.

– Почему? – спросил я. После классификации камня второе неподходящее замечание в глазах учительницы биологии.

– А вы можете представить себе хотя бы одну простительную причину, которая оправдывает швыряние булыжника в учителя? – прошипела она.

Полевой шпат, а не булыжник, мысленно услышал я голос Йолы.

– Нет, но я также не могу представить себе, что моя дочь станет просто так причинять боль другому человеку. Она не такая.

– С вашего позволения, может быть, вы ее не так хорошо знаете. Она всего лишь…

– Всего лишь что? – напустился я на фрау Да-Пошла-Ты-Яспер. Всего лишь три предложения, и женщина довела меня до того, что я был готов вскочить со стула. – Говорите, – потребовал я. – Скажите, что вы думаете.

«Что Йола всего лишь приемный ребенок. И я не биологический отец».

– Я думаю, ссорой мы ничего не добьемся, – вмешалась фрау Фишер и в своей привычной спокойной манере сказала миролюбиво: – Пожалуйста, давайте сохраним деловой тон и вместе найдем решение.

Фрау Яспер откашлялась.

– Я только хотела сказать, что вы не знаете, как Йола ведет себя в школе.

«Хм. Конечно. И поэтому ты начала последнее предложение со слов „Она всего лишь…“. Тупая овца».

– Что именно случилось? – поинтересовался я.

Учительница биологии тяжело выдохнула, словно собиралась сообщить горькую правду.

– Как вы, наверное, знаете, у нас как раз проходят уроки полового воспитания.

Я действительно это знал и кивнул.

После того как полицейское расследование было прекращено – а я отделался предупреждением, – мне пришлось проинформировать издательство, что срок сдачи романа сдвигается. Чтобы иметь больше времени для Йолы и ради спасения брака, я перестал заниматься авантюрными поисками информации для романа и не сидел больше ночами над обязательным его написанием. Вместо этого я работал, лишь когда Йола была в школе, помогал ей с домашними заданиями и прилежно принимал участие во всех семейных встречах и мероприятиях, на которых присутствовал не только телом, но и душой. Так, например, во время ужина я выключал сотовый телефон, чтобы не иметь возможности – как раньше – быстро погуглить что-нибудь для своего романа, вместо того чтобы принимать участие в разговоре. Когда Ким дала понять, что пока не будет видеться с этим одиозным Mr. Escape^[9], как она его называла и с которым у нее якобы еще ничего не было, я отказался от предубеждений относительно семейной терапии. На которую решаются, когда уже слишком поздно.

– Вероятно, она еще слишком мала для этой темы, – тем временем продолжала фрау Яспер. – Речь шла об использовании презерватива. Йола вела себя как маленькая, шумела, мешала вести урок, постоянно что-то выкрикивая с места. И вдруг бросила мне в голову этот камень. – Она потрогала пластырь на лбу. – Повезло, что рану не пришлось зашивать.

Я немного подумал, затем поднялся. Директриса удивленно подняла брови, а фрау Яспер начала заикаться:

– Что… то есть… куда вы собрались?

– Я хотел бы услышать другую версию.

– Какую другую? – возмущенно спросила учительница биологии.

– Версию моей дочери, – сказал я, открыл дверь и попросил Йолу войти.

Она спрыгнула с батареи, на которой сидела по-турецки, и дерзким шагом протопала в классную комнату. По красным краям родинки я понял, что она только что, как сумасшедшая, чесала ее.

– Сейчас я хочу услышать правду, – сказал я и подвел Йолу к стульям, на которых сидели фрау Фишер и фрау Яспер, плотно сжав колени.

На Йоле были узкие джинсы, заправленные в неоново-желтые резиновые сапоги какой-то люксовой марки. Я подозреваю, что она носила их, чтобы сделать одолжение матери, потому что вообще-то сапоги не соответствовали ее стилю девчонки-сорванца, которая дружит с мальчишками. Но я мог понять Ким. Если бы я так много разъезжал, как она, то тоже, наверное, завалил бы свою дочь подарками из дьюти-фри. И тем не менее сапоги, которые Йола уже давно разукрасила фломастером, подходили к дождливо-серой грязной осени, которую как раз переживал Берлин.

– Почему ты это сделала? – строго спросил я. Рассчитывая на универсальный ответ, который всегда получал, когда Йола была не в настроении говорить. Безразличное пожимание плечами, в зависимости от ситуации оно могло означать «Без понятия», «Оставь меня в покое» или «Какая разница». Вместо этого она удивила меня целым предложением.

– Она против голубых. – Йола указательным пальцем ткнула в сторону фрау Яспер.

– Извини, что? – раздраженно переспросил я.

Биологичка махнула рукой, словно желая сказать «Только не надо преувеличивать», и закатила глаза.

– Глупости. Я только процитировала Библию, где сказано, что однополая любовь – это грех. Третья книга Моисея, глава 18, стих 22.

Я приложил ладонь к уху. Краем глаза заметил, что фрау Фишер тоже решила, что ослышалась.

– Что вы сделали? – переспросил я, прежде чем Йола успела превратить разговор в балаган.

– А еще я наказала вас за то, что вы носите такую уродливую одежду, фрау Яспер. – Йола указала на брючный костюм учительницы биологии.

Со смесью раздражения и триумфа в голосе фрау Яспер встала и крикнула:

– Ха, вы сами слышите, какая бессовестная ваша дочь! Она оскорбляет меня даже в вашем присутствии, господин Роде.

– Подождите, давайте по порядку. – Директриса попыталась вернуть контроль над ситуацией, но безуспешно.

Я разозлился не на шутку.

– Я правильно понял? Вы рассказывали моей дочери, что гомосексуальность – это грех?

– Да. Что бы сегодня ни утверждали либеральные медиа, Библия однозначно запрещает…

– …не допустимые Богом одежды. Книга Левит, глава 19, стих 19.

Я как раз собирался спросить фрау Яспер, не выжила ли она из ума, если проповедует такие реакционные взгляды ученикам начальных классов, но тут моя голова невольно повернулась к Йоле, которая говорила загадками.

– Кто, черт возьми, Левит? – спросил я у нее.

– Тоже третья книга Моисея, – ответила она.

Мое удивление усилилось, когда фрау Яспер кивнула в знак согласия:

– Тут она права, но нигде не сказано, что нужно бросать камни в педагогов, если…

– …если они носят одежду из двух разнородных нитей, тогда нужно. Ваш костюм, фрау Яспер, состоит из полиэстера и хлопка. Согласно Книге Левит, 19: 19, это запрещено, и грешник должен быть забит камнями деревенской общиной.

Хрясь.

Йола не достигла бы большего эффекта, вытащи она оружие. У всех отвисли челюсти. У меня, у фрау Фишер, но больше всего у знатока Библии биологички. На какое-то время слова Йолы повисли в воздухе классной комнаты, как взвешенные частицы. Последовала короткая пауза, во время которой никто не проронил ни слова, затем я не мог больше сдерживаться. И рассмеялся. Сначала я захихикал тихо, потом громче, прыская от смеха, пока пелена выступивших от хохота слез не скрыла классную комнату перед моими глазами.