– В своей жалобе твоя мачеха и брат говорят, что наследство исчисляется десятками тысяч *связок монет, а это не шутки. Подлинно ли завещание, о котором ты говоришь, тоже трудно установить. Из уважения к потомку почтенного образованного человека я не буду сейчас излишне строг к тебе. Завтра я велю госпоже Мэй с сыном быть у тебя, и сам приеду к тебе проверить все наследство. И если раздел действительно был неравным, то придется, невзирая ни на что, поступить по справедливости.

И начальник тут же велел людям выпроводить Шаньцзи и сообщить госпоже Мэй и ее сыну, чтобы те явились завтра на разбирательство. Служащие, получив на угощение от Шаньцзи, отпустили его домой одного, а сами отправились в Восточную деревню.

Резкий тон начальника уезда не на шутку перепугал Шаньцзи. «Если уж говорить по правде, наследство-то действительно не было поделено, и единственным и не весьма веским оправданием для меня может служить только запись, оставленная отцом, – размышлял про себя Шаньцзи. – Гиря слишком тяжела. Придется просить родичей, чтобы они выступили как свидетели».

В этот вечер Шаньцзи был занят тем, что раздавал подарки и деньги всей своей родне, прося их на следующее утро быть у него и поддержать его, если вопрос коснется наследства.

Надо сказать, что с тех пор, как умер старик Ни, все эти родственники еще ни разу не получали от Шаньцзи никакого подарка, даже пустячного, не выпили у него на праздниках и рюмки вина, а тут он вдруг целыми слитками стал преподносить им серебро. Шаньцзи напоминал им человека, который в храме свечи никогда не поставит, но, случись что, ноги станет Будде обнимать. Теперь все втихомолку посмеивались над ним и думали: «Почему бы не взять деньги и не полакомиться? А завтра послушать сначала, что будет говорить начальник уезда, и тогда уже решать, как быть». По этому поводу кто-то из современников написал стихи:

 
Зачем винить вдову за то,
что в тяжбу вовлекла тебя?
Ты ж старший брат, а жаден был
и думал только о себе;
Теперь вот тратишь серебро,
чтоб подкупить свою родню.
Не лучше ль было сироте
на платье шелка подарить?
 

Когда к госпоже Мэй пришли служащие ямэня и передали распоряжение начальника уезда, она поняла, что господин Тэн заступился за нее. Прошла ночь, и ранним утром она с сыном направилась сначала в город к начальнику уезда.

– Чувство жалости к одинокой вдове и бедному сироте, конечно, обязывает меня что-нибудь придумать для вас, – сказал им начальник уезда. – Но я слышал, что у Шаньцзи на руках есть собственноручная запись господина Ни. Вот как с этим быть, не знаю.

– Запись о разделе есть, это верно, – сказала госпожа Мэй. – Но она была сделана только для того, чтобы уберечь младшего сына от опасности. Словом, вы посмотрите цифры в книге записей имущества, и вам будет ясно.

– Как говорится, в семейных делах даже честному и умному начальнику не разобраться. Но я постараюсь сделать так, чтобы и вам, и вашему сыну хватило на жизнь; однако на многое надеяться я бы вам не советовал.

Госпожа Мэй стала благодарить его.

– Если мы будем избавлены от голода и холода, то и этого вполне достаточно, – говорила она. – Мы вовсе не думаем стать такими богачами, как Шаньцзи.

Начальник уезда велел госпоже Мэй с сыном отправиться к Шаньцзи и там его ждать.

Между тем Шаньцзи уже давно прибрал гостиный зал, поставил посредине зала кресло, покрытое тигровой шкурой, зажег ароматные свечи и послал сказать родственникам, чтобы те явились пораньше. Когда госпожа Мэй с сыном пришли к нему, все родственники уже были в сборе. Женщина поклонилась всем и, само собой разумеется, просила родичей в нужный момент замолвить за нее слово. Шаньцзи остался этим очень недоволен, внутри у него все клокотало, но дать волю своему гневу тут же, при всех было неудобно. Каждая из противных сторон молчала, прикидывая про себя, что нужно будет говорить перед начальником уезда.

Ждать пришлось недолго. Вскоре издали донеслись окрики людей, предупреждавших, чтобы прохожие посторонились и освободили дорогу. Все поняли, что едет начальник уезда.

Шаньцзи, оправив на себе шапку и платье, пошел к выходу встречать начальника. Кто постарше, знали приличия и приготовились как подобает встретить начальника, а те, что помоложе – неопытные и нерешительные, стояли в сторонке и только поглядывали, ожидая, что будет. И вот, наконец, все увидели, как в два ряда по обе стороны дороги выстроилась свита начальника, а затем появился паланкин, в котором под синим зонтом восседал сам мудрый и талантливый начальник уезда, господин Тэн. Когда паланкин поднесли к дому, свита опустилась на колени и раздался резкий окрик, оповещавший о прибытии начальника уезда. Госпожа Мэй с сыном и все остальные, встречавшие начальника, пали ниц.

Один из свиты начальника крикнул тогда: «Опустить!», и носильщики опустили на землю паланкин. Начальник уезда спокойно, не спеша сошел и направился к воротам. Он уже входил в ворота, как вдруг остановился, стал поспешно кланяться и что-то говорить, словно отвечал встречавшему его хозяину. Все с удивлением наблюдали за начальником, а он, не обращая внимания на присутствующих и продолжая вежливо кланяться кому-то невидимому, прошел в гостиный зал, где опять и опять кланялся и говорил много вежливых слов. Поклонившись в сторону кресла, обтянутого тигровой шкурой, словно благодаря кого-то, кто приглашал его сесть, начальник быстро повернулся, взял другое кресло и поставил его на место, подобающее хозяину. Затем трижды снова поклонился кому-то в пространство и только тогда сел. Можно было подумать, что начальнику явилось привидение, так странно он себя вел. Никто не решался к нему подойти, все как вкопанные стояли в стороне и только смотрели на него, вытаращив глаза. Но вот, продолжая восседать на почетном месте, он еще раз поклонился неизвестно кому и заговорил:

– Ваша уважаемая супруга подала мне жалобу по поводу имущества. Так скажите, как же, в конце концов, обстоит дело?

И лицо его приняло такое выражение, будто он внимательно кого-то слушает. Так прошло некоторое время. Наконец, укоризненно покачав головой, он промолвил:

– Да, старший сын ваш нехорошо себя ведет! – Лицо начальника снова приняло сосредоточенный вид.

Затем он спросил:

– А на что же будет жить ваш младший сын?

– Простите. Что там в маленьком домике? – переспросил он немного погодя, а затем забормотал: «Слушаюсь… слушаюсь…» – и замолчал.

Через некоторое время начальник опять заговорил:

– Хорошо, это я тоже передам вашему младшему сыну. Сделаю все так, как вы приказываете…

А потом он стал вдруг низко кланяться и залепетал:

– Ну что вы, ну как я смею! Такой щедрый дар!

Начальник вежливо от чего-то отказывался, но в конце концов сказал:

– Раз вы так настаиваете и от всей души, то я вынужден повиноваться. А вашему сыну я выдам документ.

Тут начальник встал и со словами: «Да, я теперь же пойду» – стал кланяться.

Все присутствующие стояли, буквально застыв от изумления. А начальник уезда, оглядевшись по сторонам, спросил:

– Куда же девался сам старый господин Ни?

– Никакого старого господина здесь не было, – ответил ему служитель.

– Что за чудеса! – воскликнул начальник уезда и тут же подозвал Шаньцзи.

– Ведь ваш батюшка встретил меня у ворот, сидел здесь, разговаривал со мной. Вы, наверно, видели все?

– Нет, я не видел, – ответил Шаньцзи.

– Да как же! Высокого роста, худощавое лицо, выдающиеся скулы, узкие глаза, длинные брови, большие уши, этакая седая, трезубцем борода, шапка из черного шелка, черные туфли, красный халат с золотым поясом… Ведь это старый господин Ни, не так ли?

У присутствующих от страха выступил пот, все они бросились на колени.

– Да, да, именно так он выглядел при жизни, – бормотали они.

– Как же это он вдруг исчез! – недоумевал начальник уезда. – Он мне говорил, что здесь у него два больших дома, а в стороне есть еще маленький домик. Есть такой?

Скрывать тут что-нибудь Шаньцзи побоялся и волей-неволей признался:

– Да, есть.

– Ну что ж, тогда пройдемте туда, в этот маленький домик. Есть дело.

После того как начальник уезда целых полдня разговаривал сам с собой, а потом описал наружность старого хозяина так, словно видел его перед глазами, присутствующие поверили, что старик Ни на самом деле побывал здесь. Они только давались диву и трепетали от волнения. Никто из них не ведал того, что все это была хитрая уловка начальника уезда: он видел портрет старика, описал его по этому портрету, а весь его разговор со стариком был сплошной выдумкой. Приведу по этому поводу стихи:

 
Найти всегда сумеет мудрый
причину нужную, предлог,
И духов ада или неба
не стал бы он тревожить зря.
Но если б Тэн не смог придумать
уловку хитрую свою,
Шаньцзи, пожалуй, не смирился,
не подчинился бы ему.
 

Шаньцзи пошел впереди, за ним следовали начальник уезда и все остальные. Старый домик, к которому они подошли, Ни Шоуцянь выстроил еще до того, как держал столичные экзамены. Потом, когда был выстроен большой дом, этот пустовал и служил амбаром, в котором время от времени хранили зерно. Здесь жила только одна дворовая семья, которой было поручено охранять амбар.

Начальник уезда обошел домик со всех сторон и наконец сел в главной комнате.

– Дух твоего отца действительно вещий дух! – сказал он, обращаясь к Шаньцзи. – Он обо всем мне подробно рассказал и просил меня разрешить все дела. Как ты думаешь, – продолжал он, – что, если этот старый домик отдать твоему брату Шаньшу?

Шаньцзи пал ниц.

– Все будет зависеть от вашего светлого решения, – произнес он.

Начальник уезда велел ему принести тетрадь с записью имущества.

– Богатый дом! Богатый дом! – приговаривал он, листая тетрадь.

Когда же он дошел до записи о разделе, сделанной собственноручно стариком Ни, то громко рассмеялся:

– Твой отец ведь сам все это написал, а мне сейчас наговорил про тебя столько нехорошего. У него тоже, как видно, сегодня одно, а завтра другое. – И он велел Шаньцзи подойти поближе. – Раз есть запись о разделе, в которой все сказано, то все ваши земли и все прочее должны принадлежать тебе; твой брат Шаньшу не имеет оснований претендовать на это.

Госпожа Мэй была в отчаянии. Она только собралась было подойти к начальнику уезда и просить его, но тот продолжал:

– Пусть к Шаньшу отойдет только этот старый дом со всем его содержимым, и ты, Шаньцзи, из-за этого не спорь!

– Вы рассудили очень мудро, господин начальник, – поспешил заверить его Шаньцзи, который про себя подумал: «В этом доме, кроме старой рухляди и дырявой крыши, ничего нет. Даже зерно, которое здесь хранилось, и то я недавно почти все продал, осталось совсем немного. Ладно уж, хватит с меня».

– Так вот, Шаньцзи и Шаньшу, мы порешили единым словом, и, чтобы никто из вас потом не жаловался, здесь присутствуют ваши родственники, и пусть они будут свидетелями. Но вот что я должен сказать, – добавил начальник уезда. – Только что старый господин Ни сказал мне, что в этом домике под левой стеной закопано пять тысяч ланов серебром в пяти чанах и что эти деньги должны принадлежать его младшему сыну.

Шаньцзи не поверил.

– Если это действительно так, – сказал он начальнику уезда, – то пусть здесь закопаны хоть десятки тысяч, все это будет принадлежать брату, и я не посмею оспаривать у него право на эти деньги.

– Если даже и вздумаешь требовать, я этого не допущу! – сказал начальник уезда и тут же велел людям достать мотыги и лопаты.

В присутствии госпожи Мэй и ее сына люди стали копать землю и под фундаментом восточной стены действительно нашли пять чанов. Когда чаны вытащили, все увидели, что они доверху набиты серебром. Серебро из одного чана вынули, положили на весы, и оказалось, что там шестьдесят два с половиной *цзиня, то есть ровно тысяча ланов. Все были поражены. Даже Шаньцзи не мог усомниться в том, что действительно приходил дух его отца: «Если бы не явился дух отца и не рассказал начальнику уезда об этом кладе, – рассуждал Шаньцзи, – то мы сами ничего бы не знали о нем, а тем более начальник уезда. Откуда бы ему это стало известно?»

Начальник уезда велел выстроить перед собой в ряд все пять чанов серебра и сказал затем госпоже Мэй:

– Под правой стеной еще есть пять чанов, в них тоже пять тысяч ланов серебром. И есть еще один чан с золотом. Старый господин Ни распорядился этот чан передать мне в знак благодарности. Я не смел принимать, но он упорно настаивал, и мне пришлось согласиться.

Госпожа Мэй вместе с Шаньшу земно кланялись начальнику и говорили:

– Пять тысяч ланов серебром под левой стеной! Мы этого никак не ждали; если еще и под правой есть деньги, то посмеем ли мы не согласиться с волей покойного!

– Я-то, конечно, не знаю, – сказал начальник уезда, – но ваш покойный господин говорит так. Думаю, что его словам можно верить.

И он велел людям копать возле правой стены. Там действительно оказалось еще шесть чанов. В пяти из них было серебро, а в одном – чистое золото.

При виде такого количества серебра и золота у Шаньцзи разгорелись глаза. Но слово уже было сказано, и теперь он не смел даже рта раскрыть.

Начальник уезда тут же написал грамоту, отдал ее Шаньшу как документ и приписал госпоже Мэй и Шаньшу дворовую семью, которая жила в этом доме. Госпожа Мэй и Шаньшу, безмерно счастливые, земно кланялись и благодарили.

Шаньцзи был крайне недоволен, но что поделаешь, пришлось и ему земно кланяться.

– Благодарю за ваше милостивое распоряжение, – кое-как выдавил он из себя.

Начальник уезда взял бумагу, написал свою фамилию, опечатал ею чан с золотом, велел погрузить чан в паланкин и увезти с собой в ямэнь. Собравшиеся думали, что старик Ни на самом деле пообещал начальнику вознаграждение, и считали, что начальник выполняет его волю. Во всяком случае, сказать «нет» никто не посмел.

Вот уж действительно, схватится устрица с цаплей – рыбаку только польза. Если бы Шаньцзи был добрым и порядочным человеком, если бы жили они с братом в мире и дружбе и разделили добровольно все имущество пополам, тогда и это золото никуда бы от них не ушло: каждому досталось бы по пятьсот ланов, и, уж конечно, эти деньги не попали бы в руки какому-то Тэну! А так только зря другого озолотил, сам навлек на себя неприятности, прослыл непочтительным сыном и плохим братом; собирался навредить другим, а вышло, что все его злые замыслы обернулись против него самого.

Но оставим праздные разговоры и скажем о госпоже Мэй и о ее сыне. На следующий день они явились в ямэнь благодарить начальника уезда. Тот успел уничтожить завещание, которое было спрятано в свитке, снова наклеил портрет на полотно и вернул его госпоже Мэй. Только теперь госпожа Мэй с сыном поняли, что, указывая в землю, Ни Шоуцянь хотел этим сказать, что в земле хранилось золото. Став хозяевами десяти чанов серебра, они купили хорошую землю, сад и превратились в богачей. Шаньшу женился, и у него родились три сына, которые впоследствии выучились и стали известными людьми. Из всего рода Ни процветала только эта ветвь. Что же касается Шаньцзи, то оба его сына были бездельниками и лоботрясами, растратили все состояние и после смерти отца продали оба больших дома своему дяде Шаньшу. Все в этой местности, кто знал историю семьи Ни, считали, что Шаньцзи наказало небо. В стихах говорится:

 
Всегда справедливыми были
великого неба пути…
И только смешны вот такие,
как жадный и глупый Шаньцзи.
Обидел брата родного,
мачеху выжил свою,
Заставил отца с того света
сыну наследство послать.
Не зря завещанье тот свиток
долгие годы хранил,
Но золото, в землю зарытое,
власть предержащий забрал.
Нет! Лучше уж быть справедливым,
честно на свете прожить,
По судам не таскаться, не спорить,
себя поберечь и добро сохранить!