Мы в камасутре упражняемся словесной.
Нас в жизни больше всех страшит маразм.
Ведь для поэта важен полновесный,
глубокий поэтический оргазм!
И пусть я наивна…
С моим
Ощущением мира
Я как не от мира сего!
Говорю – пунктиром,
То, что не знаю.… Всего —
Не расскажешь
Словами!
Здесь – точки, а там запятые,
Тут – образ… смотри – игра!
Все
Солнечные, литые —
Из золота все слова!
апрель 2014
Переулок
Московский старый
Ещё помнит её шаги…
Ах, Цветаевские бульвары,
Горечь выдохнули – в стихи!
Здесь гостиная – вся из света,
Словно сказка, старинный дом,
Ты скажи мне, душа Поэта,
Почему же на сердце ком?
Эти письма… и эти вещи…
Ах, Марина, зачем!?
Зачем!?
Так тревожит твой голос вещий
Задушевностью
Вечных тем.
апрель 2014
Откуда, ах, откуда Вы, стихи —
Жемчужины, сорвавшиеся с нитки?
Вы – капля, драгоценные духи,
Написанные с первой же попытки!
Люблю мистический я Ваш момент,
Когда бессонница стучится в душу…
Я каждой ночью, ах… лечу на свет,
Вас выпуская мотыльком наружу!
апрель 2014
Не управляемы желанья
в стихийном бедствии души,
но магнитуда колебаний —
в одном властительном
«Пиши!»
Здесь эпицентр – толчок душевный,
Своею пишущей рукой,
Иду, иду дорогой верной
За стихотворною
Строкой!
май 2014
Данность —
творить по наитию,
жить, словно солнечный луч.
Жертвенность-кровопролитие —
к вечности мудрый ключ.
Искусство – чему оно учит?
Пьянит до утра вино!
Быть
невесомо-жгучей
мне на Земле дано!
8 мая 2014
Стекает с пальцев розовый ирис,
Всё в нашей жизни зыбко и притворно,
Я ошибаюсь каждый раз повторно,
Но каждый раз желаю жить на бис.
Моих дождей причудливый узор —
В душе романтик, а на деле – скептик,
Меня спасает рифмы антисептик,
В душевной смуте сердца с головой.
И ломит между рёбрами цветок,
Растущий вопреки всем ухищреньям,
Я задыхаюсь от души волненья,
Стремясь раскрасить зорями восток.
Разбрызганы по окнам и дверям,
Как заговор, в мистическом припадке, —
Слова ложатся в идеальном беспорядке.
Как исключенье всем моим ролям.
декабрь 2012
Этот дар – мне по́ сердцу ножом,
Складывать лирические строчки.
Иногда я лезу на рожон,
Иногда я пропускаю точки.
У кого-то дар всё забывать,
И в вине топить печально скуку,
Ну а мне – всегда есть что сказать,
Про любовь, про радость, про разлуку.
Этот дар в себе я берегу,
Хоть сгубил поэтов он немало,
Кто-то в петлю, кто-то на бегу,
Кто-то пулю в лоб пустил устало.
Вот опять стучится рифма в дом,
От простой невысказанной фразы,
У поэта – одиночества синдром,
И ложатся строчки, словно пазлы.
И душа моя – открытый нерв,
Каждый попадёт в неё, не целясь,
У меня с собой всегда резерв —
Я живу, на лучшее надеясь!
июнь 2013
Глаза мои – цвета пепла,
Бессонница и любовь,
Душа моя дружит с ветром,
И беспокойная кровь!
Ах, как же дышать мне трудно!
Ах, где же найти слова!
Бессовестно и безрассудно —
Кружится моя голова!
Глупая рифма и слёзы —
Дар мне от Бога и боль,
Видеть поэзию в прозе —
Значит, носить в себе соль!
июль 2013
Мне сказали: «Поэт – пипетка».
Что ж, подмечено очень метко.
Ведь не нужно поэта доить,
нужно голову сильно сдавить.
Неважен поэтический талант,
стих сотворит усердный зад,
из под него такие выйдут строки, —
все гении от зависти помрут,
бездарности в восторге будут охать.
И поэтесса поэтической звездою
украсит ночи старому плейбою —
божку интриг Олимпа и Парнаса…
Но кроме поэтического таза,
нужны и поэтические локти
расталкивать собратьев стихотворцев,
упрямых,
мерзких,
наглых
стихотворцев.
Что за тайну ткань фразы прячет?
Прячет целую жизнь или миг?
Вот «нуждался поэт» – что значит?
Не голодной ли доченьки крик?
В наше время любви к обжорству,
пришёл голод иного свойства?
Там написано: «Жил без достатка…»
Получается, в свет не ходил?
На штанине пестрела заплатка?
Может, водку дешёвую пил?
В эру сказочного довольства,
звучит жажда иного свойства?
Утверждают здесь: «Он написал…»
Значит, выстрадал, выжал, родил?
А я рифмами
тоже плясал,
да огнями созвучий бродил.
И у вас и у нас – времена,
вы и мы из того же…
Хватайся за лапу стиха,
ты падаешь в пропасть будней!
Спасения ниточки скудны…
Давай помогу, одному будет трудно,
хватайся за лапу стиха!
В бездонной дыре аритмичного мира
вниз падают фразы – сухие просвиры,
и скромно молчат тихих мыслей мортиры…
Хватайся за лапу стиха!
Взял из головы шар,
и это была мысль,
полетела пыль
ввысь.
У меня объявился дар:
из имён пустот,
презрев народа
лёд,
выковать стихов жар.
Незаслуженно забытым поэтам
Тлей жарче! жги! вставай дымами!
бей искрами! танцуй огнём!
Вокруг стоит толпа (столбами),
внимающая играм языком.
Они застыли в изумленьи.
Не ошибись: восторг уйдёт, —
твои умильные кривлянья
стихия времени затрёт!
Невелика цена ошибки:
тебя забудут. Зря искрил…
И похоронною улыбкой,
утонет пепел в море рыл…
Слева мальчики, справа девочки
бьют мужскою, давят женскою
сталью лирики
уши
бедные;
многоухою торчу веточкой
симулирую боль вселенскую;
голова листом, кожа бледная…
Стих свистит, пыхтит, притянул невроз —
продырявил мозг скорый паровоз…
Паровоз летит из дупла да в пень,
я за мысль держусь, как за поручень:
«Ах, быстры стихи – «Стрелы» встречные,
ну, а я не спешу, —
люблю вечное.
Не поэт —
писец.
Не полёт —
п…ц,
как ворона битая
голова побритая…
В такт неточным рифмам
да распитым литрам
расклешенная рожа
гладь белую тревожит
сгребая пыль слогов
лопатами зрачков.
И шаловливой стаей
раскрашенная заумь
стремительно слетает
с зазубренного края
клинка ума.
Рука-чума
корявит строем строки…
Уродом однобоким
выходит новый стих —
первостепенный псих:
мастак девчонок лапать,
супец отведать лаптем,
дырявым ситом знаний
дворец воздвигнуть с краю.
И писец бурчит в меж-икание
с расстояния расставания:
«Так пишу,
как дышу».
Ну к чёрту звание поэта,
не нужно титулов, наград,
вот только б то, что было спето
согрел бы чей-то взгляд,
помчал бы рифмами галопом,
строками вымостив свой путь,
напился б смысла пьяным соком,
идеей закусил чуть-чуть,
ловил бы нежными сетями
сравнений радужную муть…
Тогда б со мной под облаками
парил бы кто-нибудь.
Демон закрыл крылами часть неба.
Априори чёрным полотном
начинается текст.
Троицыно воскресение метелью одуванчиков
на день рожденья Пушкина послало потепление.
Причудой мельтешения нежданным совпадением
божественность поэзии внедрялась в окружение.
Пространственность поэта зигзагом африканским
искря холмистость Псковщины томит воображение.
Арины Родионовны опустошив графинчики,
запели залихватские запевочки-припевочки.
Забыли похозяйствовать и мужики угрюмые.
Порядок лишь на кладбище, а остальное – к Пушкину.
Анна Андреевна! Божественная!
Где тот сор собирался для Вашей поэзии?
Выставку бы мусора – не помойку,
естественно, но – символы, нанизанные
на растительность, празднично украшенные
таблички с именами мужей и любовников,
почитателей и просто читателей
из соседней библиотеки.
Простите великодушно. Это же кладбище!
Красивая, вечно молодая.
И женщина, и поэзия, и скульптура,
всё это – женского рода.
Присутствующие будоражатся.
Не всем – но всё же видны кресты над могилами
и головами всполохи раздражения
и неудовлетворения местами лежания,
местом стояния, говорением, песнопением
и ветром, который гоняет предметы
стихосложения.
Меняется атмосфера над Вами и нами,
замусорена поэзия приватизацией.
Завидуем временам, когда умирать интересно
было, но обещаем извилинами шевелить,
постараемся ничего не забыть и… выжить.
Может быть, вместе с поэзией.
[2005]
Нет мастерства.
На вдохе утренних невзгод
писать каракульки нужда.
Лист белый – полотно,
на нём стежки не о любви, а так…
Смиренно наблюдать:
из воздуха рука выуживает рубль,
у края облаков чудес фальшивость,
надменность солнца, пенье птиц,
горячей жидкости стакан.
Глаза закрою, ночь впущу,
опять гляжу.
Тащу свой горб,
копаться в нём не стану.
Пусть остановит полустанок
воображений поезда пролёт.
[2005]
Вчера, сегодня, навсегда,
намедни, в прошлом и сейчас
светла поэзия стихийным счастьем.
И это – как вино, в котором
небо и вода, сияет солнце
и тоска ушедших дней
несбывшихся фантазий.
Спелёнутый цветок,
к теплу души прильнув,
одним лишь лепестком
на серости гравюр меняет тон.
Острейший угол с шаром совместив,
я вижу чудище на ауре цветов.
Хочу его разбередить,
но лишь – коснусь…
Что будет дальше? Всё ещё боюсь…
[2005]
О проекте
О подписке