Можно было подать в суд. Но я так растерялась, что совсем перестала соображать, и потом, мы с мужем ведь добровольно подписали все документы, а когда договаривались с Александром Павловичем о способе оплаты, никаких свидетелей не было. В общем, я понимаю, что выхода нет. И у меня появляется мысль, что если меня не станет, то все проблемы решатся… Эта мысль очень назойлива, она постоянно меня преследует, и я уже боюсь одна оставаться дома.

* * *

Однажды, никому ничего не сказав, я ушла из дома на двое суток – такой эгоизм! Мне плохо, так пусть и всем вам будет плохо! Была где-то на вокзале, потом по Волге на прогулочном катере каталась. Гляжу на волны и размышляю, как бы мне можно было поудобнее утопиться, ведь плаваю-то я хорошо… Разве что груз на шею привесить?

Меня все искали, нашли, привезли домой… Тут я им и открылась. Сели мы за стол все обсудить, муж и говорит:

– Ну что же, будем продавать квартиру и возвращать все долги.

Такой муж у меня был! Честный, порядочный, да и боялся за меня, конечно же. И до конца жизни ни единым словом меня не попрекнул!

Успокаивают меня все, а мое сердце от боли разрывается, страшные мысли не отпускают, замечаю я, что, только лишь остаюсь в квартире одна, сразу начинаю искать веревку…

В одну из таких безумных минут мой лихорадочный взгляд упал вдруг на подаренную кем-то давно маленькую иконку Божией Матери «Услышательница» из монастыря Зограф на Афоне, и тут же появляется ясная мысль: нужно срочно выйти из дома, сейчас же, немедленно!

Ноги не идут, руки не слушаются, но каким-то образом собралась, вышла из дома, села в маршрутку, еду куда-то, а в голове мысль: что-то мне нужно, что-то я ищу! Проезжаем парк Большие Сады, я поворачиваю голову туда-сюда и вдруг замечаю вдали купола…

Это был монастырь Святого Иоанна Предтечи. Я немного знала о нем, так как моя сестра в трудный период своей жизни стала ходить туда, а я еще настолько иронически к этому отнеслась, чуть ли не посмеялась тогда над ней…

Пулей выскочила я из маршрутки и побежала к монастырю, а в голове и сердце стучит: «Господи, Матерь Божия! Господи, Матерь Божия! Мне батюшка, батюшка срочно нужен!»

И тут неожиданно обгоняет меня машина «Волга», и выходит из нее священник. Но пока я повязывала голову косынкой, он скрылся в дверях храма. Я за ним, а он уже в алтаре, и никто не может мне его оттуда позвать, как я ни упрашиваю.

– Мы не имеем права входить в алтарь, – говорят мне женщины, убирающие храм, – приходите вечером на службу, а после нее на исповеди и поговорите с батюшкой.

Но когда я уже направлялась к двери, он вышел из алтаря… В притворе этого храма и состоялась моя первая, невероятно сумбурная и сбивчивая «исповедь», и последовало приглашение батюшки прийти вечером для более обстоятельной беседы.

Потом я взяла свечу, пошла к чудотворной иконе Божией Матери «Иверская», долго лежала перед ней на каменном полу, плакала навзрыд и была очень благодарна людям, которые находились в храме, за то, что никто из них не подходил ко мне, не утешал и ни о чем не расспрашивал…

Так началось мое вхождение в Церковь. Приблизился Великий пост. В Прощеное воскресенье я стояла на службе, ничего еще не понимая, смотрела на это величественное действо взаимного испрашивания друг у друга – включая священников и монахов – прощения, многими на коленях, была поражена всем происходящим и не могла все увиденное объять, вместить.

Вспомнилась сестра, с которой мы были в размолвке, во взаимных обидах.

«Вот бы она была здесь – я бы встала перед ней на колени и попросила прощения!» – подумала я и, случайно повернувшись, увидела, что моя сестра стоит позади меня…

Мы упали друг перед другом на колени, взаимно просили прощения и плакали, обнявшись…

Стала я ходить на великопостные службы, исповедоваться, и вот тут батюшка мне сказал:

– Вам нужно простить своего обидчика…

Поначалу и думать об этом было мучительно. Начала я читать духовную литературу, посещала даже психолога и понемногу стала успокаиваться, приходить в себя.

Снится мне однажды сон. Как будто иду я прямо по небу, по серо-голубым пушистым облакам ступаю. А в душе у меня ужас и смятение. Понимаю я, что заблудилась, и ничего не помню о себе: кто я, где я и куда мне дальше идти.

Внезапно облака словно расступаются, и вижу я, что впереди, спиной ко мне, сидит Женщина, одетая в коричневое. Я очень боюсь к Ней подойти, но все же приближаюсь и говорю робко: «Вы знаете, я потерялась… не знаю, где живу, как меня зовут, и что мне дальше делать, не понимаю…»

И слышу тихий ласковый голос: «Не переживай, ты все вспомнишь и все найдешь…»

И проснулась.

* * *

Продали мы с мужем и вторую квартиру, часть денег в банк отдали, немного людям долги вернули. Сняли жилье.

Батюшка мне потом говорил:

– Посмотрите, какой муж у вас прекрасный – другие в таких случаях ссорятся на всю жизнь, разводятся, а ваш не попрекнул ни единым словом, но наоборот – утешил, поддержал и даже предложил последнее продать, чтобы поступить по совести…

И это правда, муж мой был удивительный человек…

Да и вся моя семья в это время оказалась рядом со мной, каждый со своими трудностями, а Господь начал всех нас потихоньку выправлять.

У младшего сына тоже были проблемы. Он втайне от нас забросил институт, проводил время в сомнительных компаниях, за сомнительными удовольствиями. И вдруг он говорит мне:

– Мама, я понял, что неправильно живу, запутался, – решил я в армию пойти, отслужить положенное.

А старший в это же самое время расстался с женой и пришел к нам на съемную квартиру в чем был, буквально в шортах. Ну что делать, поставили мы ему диван в прихожей.

Уйдет муж на работу, а мы с сыном дома, и он мне все свое горе выговаривает-рассказывает. А я уже в храм ходила регулярно, читала много. Сидим с сыном, разговариваем, а на столе православный календарь лежит, толстый такой, тематический. И я время от времени зачитываю ему что-нибудь подходящее, по теме нашей беседы.

– Мама, а что ты читаешь? – сын спрашивает. – Дай и мне, я тоже хочу это почитать.

А потом, немного погодя, и говорит:

– Мама, я хочу исповедоваться.

После третьей исповеди вышли мы с ним из храма, он остановился и говорит:

– Мама, я больше не буду ни пить, ни курить.

И с того дня бросил. А потом еще и друга своего на исповедь привел!

Муж посоветовал ему уезжать из Астрахани, в другом месте обустраиваться, искать работу:

– Здесь ты мучаешься, мятешься, но ничего здесь ты уже не построишь, а как бы чего хуже еще не вышло.

Сын решил ехать в Москву. Напутствуя его, я сказала:

– Главное, сынок, сразу же прикрепись к храму!

* * *

…Прошло несколько лет. Муж мой умер, Царствие ему Небесное, и мы с младшим сыном тоже перебрались в Москву. Сняли жилье, работаем оба в Сретенском монастыре. Выплачиваю понемногу долги банку, людям, а это все такие суммы – до конца жизни хватит!

Как-то перед Великим постом, будучи в Астрахани, забрала накопившуюся почту, извещения всякие, чтобы просмотреть все это на досуге. В Москве стала разбирать, открываю один конверт и… чувствую, что земля начинает уходить у меня из-под ног!

Это было извещение из суда. Александр Павлович взял ту расписку на 350 тысяч рублей (которые я ему уже вернула со всеми процентами, но расписку так и не смогла забрать) и подал ее в суд, насчитав при этом еще и проценты за эти годы, 800 тысяч! Вместе – больше миллиона!

Не помня себя, побежала я в крипту Владимирского храма, к образу Плащаницы, упала – плаⓒчу, плаⓒчу, плаⓒчу… и неожиданно для себя начинаю потихонечку успокаиваться…

В субботу пошла на исповедь к отцу С., рассказываю ему все, опять пла^ⓒчу, совета, поддержки прошу.

А он мне говорит:

– Этот человек такие угли собрал себе на голову, что просто страшно. И не только за него, но и за всех его родных. А вам одно скажу: терпите, смиряйтесь и молитесь за него.

Стала я молиться: «Господи, ненавидящих и обидящих нас прости», а груз этот такой тяжелый, такой невыносимый, все прошлое навалилось опять на меня со страшной силой!

Прихожу к отцу С.:

– Батюшка, не могу о нем молиться, сил нет.

– Понимаю, тяжело, а вы все равно молитесь, и Господь все управит, – он мне отвечает.

И вот в один из дней Великого поста спускаюсь в очередной раз в крипту к Плащанице и начинаю вдруг плакать там… от жалости к Александру Павловичу… Мне его стало жалко!

«Ведь он не понимает, – думаю, – что сотворил себе, своей жене и детям! Так неужели же я из-за каких-то денег пожелаю ему такой страшной участи?»

И вот тут, в крипте, стоя на коленях, я почувствовала, что нет уже у меня на него никакого зла, никакой обиды – я его простила.

Господь меня укрепил!

А с Александром Павловичем мы даже встретились однажды в Астрахани, в одной конторе. Я с ним поздоровалась! Он тоже мне кивнул, но быстро ушел.

И вот когда я осознала, что в ту минуту ничто не екнуло у меня в сердце, не отозвалось прежней обидой и ненавистью, я тут же зашла в храм и снова поблагодарила Господа за все.

До сих пор поминаю иногда Александра Павловича о здравии, в записках в храме пишу. Вспомню иногда, ну и напишу в записочку. Когда узнала, что ему сделали операцию на сердце, сорокоуст о здравии подала.

Магазин тот он все-таки построил и вел бизнес. Но вскоре перенес тяжелейшую операцию, а вдобавок лишился адвокатской практики. Кто-то записал на диктофон компрометирующий разговор – как оказалось, он многих людей подставлял, обманывал, помогал преступникам…

Ну а я продолжала выплачивать все эти деньги, как вдруг выходит закон о банкротстве физических лиц, и выясняется, что я могу этим законом воспользоваться! И тут Господь помог мне, все управил! Теперь я уже ни банку, ни Александру Павловичу ничего не должна. И такая для меня радостная жизнь настала! Ничто меня не связывает, не угнетает, все у меня есть и всем я довольна! В свои 65 лет я, словно в юности, чувствую такую полноту жизни, наслаждаюсь каждым новым днем!

Ну да, живем с сыном на съемной квартире, платим дорого, так что же? Сын тоже в монастыре на очень скромной должности работает. Знакомые, правда, предлагали устроить на более «солидную» и более оплачиваемую работу, но он не хочет из монастыря уходить. И я его понимаю. Сама каждый день просыпаюсь и засыпаю со словами: «Господи, благодарю за все! И прости!» Какие это удивительные слова! При каждой возможности стараюсь спуститься в крипту, чтобы снова и снова сказать: «Господи, как мне за все это благодарить Тебя! Ты дал мне такого мужа, сыновей, такую удивительную жизнь! Ты ничего меня не лишил! Ты взял у меня что-то незначительное, а дал мне так много, такое необъятное счастье! И так незаслуженно!»

Ведь я со временем поняла, что сама была во всем виновата. Виновата и перед Александром Павловичем! Он ведь меня не заставлял, не принуждал. Я сама себе все это устроила, пыталась добиться своего всеми правдами и неправдами, хитрила, юлила.

Я потом поняла даже, что я украла! Украла! А как это иначе называется, если ты берешь такие суммы, не зная, сможешь ли отдать? Лицемерие, хитрость, человекоугодие – лишь бы получить! Все эти мои действия – это была жадность, это была гордыня! Хочется из грязи да сразу в князи!

А Господь потом, жалея тебя и спасая, ткнет в землю носом, – и вот тогда сколько нужно сил, чтобы подняться! Но имей решимость, а силы Бог даст. И сколько бы раз ни падал, каждый раз вставай и иди дальше. В Древнем Патерике повествуется об ученике, который говорил своему авве: «Отче, я упал». «Поднимись», – сказал авва. «Но я снова упал, отче». – «И снова поднимись». – «Но сколько же это будет повторяться?» – «Пока жить будешь, но, падая, каждый раз поднимайся, и Господь не оставит тебя…» – отвечал авва…