«Тебя скрывали туманы…»

 
Тебя скрывали туманы,
И самый голос был слаб.
Я помню эти обманы,
Я помню, покорный раб.
 
 
Тебя венчала корона
Еще рассветных причуд.
Я помню ступени трона
И первый твой строгий суд.
 
 
Какие бледные платья!
Какая странная тишь!
И лилий полны объятья,
И ты без мысли глядишь.
 
 
Кто знает, где это было?
Куда упала Звезда?
Какие слова говорила,
Говорила ли ты тогда?
 
 
Но разве мог не узнать я
Белый речной цветок,
И эти бледные платья,
И странный, белый намек?
 

Май 1902

«Поздно. В окошко закрытое…»

 
Поздно. В окошко закрытое
Горькая мудрость стучит.
Всё ликованье забытое
Перелетело в зенит.
 
 
Поздно. Меня не обманешь ты.
Смейся же, светлая тень!
В небе купаться устанешь ты —
Вечером сменится день.
 
 
Сменится мертвенной скукою —
Краски поблёкнут твои…
Мудрость моя близорукая,
Темные годы мои!
 

Май 1902

«На ржавых петлях открываю ставни…»

 
На ржавых петлях открываю ставни,
Вдыхаю сладко первые струи.
С горы спустился весь туман недавний
И, белый, обнял пажити мои.
 
 
Там рассвело, но солнце не всходило.
Я ожиданье чувствую вокруг.
Спи без тревог. Тебя не разбудила
Моя мечта, мой безмятежный друг.
 
 
Я бодрствую, задумчивый мечтатель:
У изголовья, в тайной ворожбе,
Твои черты, философ и ваятель,
Изображу и передам тебе.
 
 
Когда-нибудь в минуту восхищенья
С ним заодно и на закате дня,
Даря ему свое изображенье,
Ты скажешь вскользь: «Как он любил меня!»
 

Июнь 1902

«Я просыпался и всходил…»

 
Я просыпался и всходил
К окну на темные ступени.
Морозный месяц серебрил
Мои затихнувшие сени.
 
 
Давно уж не было вестей,
Но город приносил мне звуки,
И каждый день я ждал гостей
И слушал шорохи и стуки.
 
 
И в полночь вздрагивал не раз,
И, пробуждаемый шагами,
Всходил к окну – и видел газ,
Мерцавший в улицах цепями.
 
 
Сегодня жду моих гостей,
И дрогну, и сжимаю руки.
Давно мне не было вестей,
Но были шорохи и стуки.
 

18 сентября 1902

«Явился он на стройном бале…»

 
Явился он на стройном бале
В блестяще сомкнутом кругу.
Огни зловещие мигали,
И взор описывал дугу.
 
 
Всю ночь кружились в шумном танце,
Всю ночь у стен сжимался круг.
И на заре – в оконном глянце
Бесшумный появился друг.
 
 
Он встал и поднял взор совиный,
И смотрит – пристальный – один,
Куда за бледной Коломбиной
Бежал звенящий Арлекин.
 
 
А там – в углу – под образами.
В толпе, мятущейся пестро,
Вращая детскими глазами,
Дрожит обманутый Пьеро.
 

7 октября 1902

«Вхожу я в темные храмы…»

 
Вхожу я в темные храмы,
Совершаю бедный обряд.
Там жду я Прекрасной Дамы
В мерцанье красных лампад.
 
 
В тени у высокой колонны
Дрожу от скрипа дверей.
А в лицо мне глядит, озаренный,
Только образ, лишь сон о Ней.
 
 
О, я привык к этим ризам
Величавой Вечной Жены!
Высоко бегут по карнизам
Улыбки, сказки и сны.
 
 
О, Святая, как ласковы свечи,
Как отрадны Твои черты!
Мне не слышны ни вздохи, ни речи,
Но я верю: Милая – Ты.
 

25 октября 1902

«Будет день, словно миг веселья…»

 
Будет день, словно миг веселья.
Мы забудем все имена.
Ты сама придешь в мою келью
И разбудишь меня от сна.
 
 
По лицу, объятому дрожью,
Угадаешь думы мои.
Но всё прежнее станет ложью,
Чуть займутся Лучи Твои.
 
 
Как тогда, с безгласной улыбкой
Ты прочтешь на моем челе
О любви неверной и зыбкой,
О любви, что цвела на земле.
 
 
Но тогда – величавей и краше,
Без сомнений и дум приму.
И до дна исче́рпаю чашу,
Сопричастный Дню Твоему.
 

31 октября 1902

«Мне страшно с Тобой встречаться…»

 
Мне страшно с Тобой встречаться.
Страшнее Тебя не встречать.
Я стал всему удивляться,
На всем уловил печать.
 
 
По улице ходят тени,
Не пойму – живут, или спят…
Прильнув к церковной ступени,
Боюсь оглянуться назад.
 
 
Кладут мне на плечи руки,
Но я не помню имен.
В ушах раздаются звуки
Недавних больших похорон.
 
 
А хмурое небо низко —
Покрыло и самый храм.
Я знаю: Ты здесь. Ты близко.
Тебя здесь нет. Ты – там.
 

5 ноября 1902

Из цикла «Распутья»
(1902–1904)

«Загляжусь ли я в ночь на метелицу…»

 
Загляжусь ли я в ночь на метелицу,
Загорюсь – и погаснуть невмочь.
Что в очах твоих, красная девица,
Нашептала мне синяя ночь.
 
 
Нашепталась мне сказка косматая,
Нагадал заколдованный луг
Про тебя сновиденья крылатые,
Про тебя, неугаданный друг.
 
 
Я завьюсь снеговой паутиною,
Поцелуи – что долгие сны.
Чую сердце твое лебединое,
Слышу жаркое сердце весны.
 
 
Нагадала Большая Медведица,
Да колдунья, морозная дочь,
Что в очах твоих, красная девица,
На челе твоем, синяя ночь.
 

12 ноября 1902

«Я, изнуренный и премудрый…»

 
Я, изнуренный и премудрый,
Восстав от тягостного сна,
Перед Тобою, Златокудрой,
Склоняю долу знамена.
 
 
Конец всеведущей гордыне. —
Прошедший сумрак разлюбя,
Навеки преданный Святыне,
Во всем послушаюсь Тебя.
 
 
Зима пройдет – в певучей вьюге
Уже звенит издалека.
Сомкнулись царственные дуги,
Душа блаженна, Ты близка.
 

30 ноября 1902

«Покраснели и гаснут ступени…»

 
Покраснели и гаснут ступени.
Ты сказала сама: «Приду».
 
 
У входа в сумрак молений
Я открыл мое сердце. – Жду —
 
 
Что скажу я тебе – не знаю.
Может быть, от счастья умру.
Но, огнем вечерним сгорая,
Привлеку и тебя к костру.
 
 
Расцветает красное пламя.
Неожиданно сны сбылись.
Ты идешь. Над храмом, над нами —
Беззакатная глубь и высь.
 

25 декабря 1902

«Я искал голубую дорогу…»

 
Я искал голубую дорогу
И кричал, оглушенный людьми,
Подходя к золотому порогу,
Затихал пред Твоими дверьми.
 
 
Проходила Ты в дальние залы,
Величава, тиха и строга.
Я носил за Тобой покрывало
И смотрел на Твои жемчуга.
 

Декабрь 1902

«Я к людям не выйду навстречу…»

 
Я к людям не выйду навстречу,
Испугаюсь хулы и похвал.
Пред Тобой Одною отвечу,
За то, что всю жизнь молчал.
 
 
Молчаливые мне понятны,
И люблю обращенных в слух.
За словами – сквозь гул невнятный
Просыпается светлый Дух.
 
 
Я выйду на праздник молчанья,
Моего не заметят лица.
Но во мне – потаенное знанье
О любви к Тебе без конца.
 

14 января 1903

«Зимний ветер играет терновником…»

 
Зимний ветер играет терновником,
Задувает в окне свечу.
Ты ушла на свиданье с любовником.
Я один. Я прощу. Я молчу.
 
 
Ты не знаешь, кому ты молишься, —
Он играет и шутит с тобой.
О терновник холодный уколешься,
Возвращаясь ночью домой.
 
 
Но, давно прислушавшись к счастию,
У окна я тебя подожду.
Ты ему отдаешься со страстию.
Всё равно. Я тайну блюду.
 
 
Всё, что в сердце твоем туманится,
Станет ясно в моей тишине.
И когда он с тобой расстанется,
Ты признаешься только мне.
 

20 февраля 1903

«Очарованный вечер мой долог…»

 
Очарованный вечер мой долог,
И внимаю журчанью струи,
Лег туманов белеющий полог
На зеленые нивы Твои.
 
 
Безотрадному сну я не верю,
Погрузив мое сердце в покой…
Скоро жизнь мою бурно измерю
Пред неведомой встречей с Тобой…
 
 
Чьи-то очи недвижно и длинно
На меня сквозь деревья глядят.
Всё, что в сердце, по-детски невинно
И не требует страстных наград.
 
 
Все, что в сердце, смежило ресницы,
Но едва я заслышу: «Лети», —
Полечу я с восторгами птицы,
Оставляющей перья в пути…
 

11 июня 1903,

Bad Nauheim

«Крыльцо Ее словно паперть…»

 
Крыльцо Ее словно паперть.
Вхожу – и стихает гроза.
На столе – узорная скатерть.
Притаились в углу образа.
 
 
На лице Ее – нежный румянец,
Тишина озаренных теней.
В душе – кружащийся танец
Моих улетевших дней.
 
 
Я давно не встречаю румянца,
И заря моя – мутно тиха.
И в каждом кружении танца
Я вижу пламя греха…
 
 
Только в дар последним похмельям
Эта тихая радость дана.
Я пришел к ней с горьким весельем
Осушить мой кубок до дна.
 

7 ноября 1903

«Вот он – ряд гробовых ступеней…»

 
Вот он – ряд гробовых ступеней.
И меж нас – никого. Мы вдвоем.
Спи ты, нежная спутница дней,
Залитых небывалым лучом.
 
 
Ты покоишься в белом гробу.
Ты с улыбкой зовешь: не буди.
Золотистые пряди на лбу.
Золотой образок на груди.
 
 
Я отпраздновал светлую смерть,
Прикоснувшись к руке восковой.
Остальное – бездонная твердь
Схоронила во мгле голубой.
 
 
Спи – твой отдых никто не прервет.
Мы – окрай неизвестных дорог.
Всю ненастную ночь напролет
Здесь горит осиянный чертог.
 

18 июня 1904, с. Шахматово

Книга вторая
(1904–1908)

Из цикла «Город»

«Твое лицо бледней, чем было…»

Конец ознакомительного фрагмента.