Русь моя

 
Глянется мне, ох как глянется
В белом убранстве Русь.
Березами белыми славится
Отчизна, которой горжусь.
Край мой орехово-ягодный,
С голубой поволокой река
Платками павлопосадскими
Укутала берега.
Шелковой дымкой розовой
Подернул рассвет туман.
Сочные травы во поле
Дарят медовый дурман.
Там где-то кукушка меряет
Счастливой жизни года.
Дятел стучит по дереву
Капля росы чиста.
Лапами елей вяжется
Причудливая бахрома,
Золотом росписей ляжется
Дивная хохлома.
Глянется мне, ох как глянется
Тканная серебром
Страна моя златоглавая,
Милый мой отчий дом.
 

Моя страна

 
Ах ты, ширь моя несусветная,
Ты, страна моя златоглавая!
С виду белая, неприметная…
А посмотришь вглубь – величавая!
 
 
И гнобили тебя, и хаяли…
Разрывали на части нехристи…
Их поклепы от правды – таяли,
Их наветы канули в вечности.
 
 
То листвой махнешь изумрудную…
То пурпуром мигнешь в небесах…
То манишь чистотой лазоревой,
Сарафановая краса.
 
 
Русь великая, Русь бескрайняя…
От Балтийских волн до Курил,
Широтой души, русской щедростью
Бог, любя, тебя наградил.
 

Милая сторонка

 
Милая сторонка. Голубая речка.
До чего ж ты люба моему сердечку!
Рядом поле пахнет скошенной травой.
Белым цветом манит клевер луговой.
Там пчела-трудяга над цветком жужжит.
Муравей с травинкой в дом к себе спешит.
В золотистом солнце нежится земля.
Здесь моя сторонка, здесь страна моя…
За пригорком слышен колокольный звон.
Божьей благодатью наполняет он.
Русские просторы. Дивная краса.
Здесь творит природа земные чудеса.
Я люблю туманы, я люблю дожди.
Я люблю рассветы. Разные пути
Нас порой уводят с отчего порога.
Но хранима сердцем обратная дорога,
Что перед глазами звездной лентой вьется.
Любимая сторонка Родиной зовется.
 

Родина

 
Ах ты, Русь моя, тонкая, светлая!
Как береза, шумишь за окном.
В спелость трав зеленых одетая,
Как писал тебя Васнецов.
 
 
С утром ранним ты просыпаешься,
Умываешься нежной росой.
Точно девица наряжаешься
Васильковою красотой…
 
 
То заблещешь закатом пурпуровым,
То зарницей мигнешь грозовой.
То, как чудо, в сини лазоревой
Вспыхнет радуга над тобой.
 
 
Я люблю твои рощи шумливые,
Трели нежного соловья!
Рек течение суетливое,
Это – дорого для меня.
 
 
И порой, возвращаясь из дальностей
В мой березами вышитый край,
Меня вылечит от усталости,
Желтоглазо-ромашковый рай.
 

Тальянка

 
Хулиганка я была, хулиганка!
Водится за мной такой грешок.
Взяв билет, умчалась спозаранку
Из Москвы в деревню на денек.
Вечерок сменил жару дневную,
Солнца спрятался последний огонек,
Где-то вдалеке свою тальянку
Растянул какой то паренек.
Да не тот же век, чтоб гармонисту
Сердце девичье игрою завлекать!
А ему-то что? Он старой песней
Свою паву стал к воротам звать.
То ли я попала в век прошедший?
То ли все приснилось мне во сне?
Расплескал всю душу переливом
Голосок тальяночки во мне!
Старый месяц подмигнул с улыбкой,
Звезды принялись приплясывать кадриль.
Весь большак укутала накидкой
Звездная серебряная пыль.
За околицей березовая роща
Хороводы принялась водить.
Бор сосновый где-то по соседству —
В шишки-колокольчики звонить.
На калине трель завел маэстро,
Чудный тенор, русский соловей.
Заиграла иволга на флейте,
Дятел застучал чуть-чуть сильней.
Приумолкла вдалеке тальянка,
Видно, свадьбы осенью играть.
Я, наслушавшись волшебных исполнений,
Вещий средь снов пошла искать.
 

Бабушкин платок

 
За окошком ветер воет,
Нагоняя страх…
Кошка лапой морду моет,
Снежная тоска…
Вот и я когда-то в детстве
Под протяжный вой
Пряталась в платок пуховый
Бабушки седой.
 
 
Печь трещит, на ней оладьи
Поспевают в срок…
С медом сладким кушать вкусно,
Лишь бы было впрок.
Тихо радио играет,
Слышен гармонист.
Он игрою оттеняет,
Ветра тихий свист…
 
 
За окном метель бушует,
А в избе – тепло.
Все дороги снег засыпал,
Двери замело.
Под мурлыканье мурлыки
Дрема подкралась.
И со мною на перине
Рядом улеглась.
 
 
Как под бабушкины сказки
И под треск огня
Сон в незримой колыбели
Колыхал меня.
 
 
Дом продали… Толку мало…
Где же тот платок?
Просто бабушки не стало…
Детству вышел срок.
Только помню свист метели,
Помню треск огня…
Помню сон, что в колыбели
Укачал меня…
 

Басня про осла

 
Вот как-то раз в корчму забрел
Гордыни вечный раб – осел.
Так принялся себя хвалить,
На пьедесталы возводить
Свое родство с лихим конем.
Мол, кровь течет такая ж в нем.
Увидев вороную масть,
У зеркала начал он трясть
Ушами и своим хвостом.
Чем он не конь? Своим родством
Не он, а конь ему обязан.
Ведь род коня к ослу привязан!
И с благородною икотой,
Переходящею в зевоту,
Лиловым глазом покосясь,
Назвал всем имя…
Он ведь – КНЯЗЬ!
Такой высокопарной речь
Была безродного бедняги,
Что вызвала задорный смех.
Толпа прогнала бедолагу!
Ударив по земле копытом,
Немного грязь струсив с боков,
Пошел по кругу гость немытый
Катать веселых седоков.
Не зря из глубины веков
До нас дошел совет Хайяма:
Из уст дурных лишь дурь летит!
Нет горше для ушей бальзама!
Себя возвысив над конем,
Вот так осел, чье имя КНЯЗЬ,
Забыл пророчество о нем…
Не вечны КНЯЗИ – вечна ГРЯЗЬ!
 

Паганини

 
Он обнял стан изящной девы,
Припав лицом к ее коленям.
Коснувшись струн смычком, играя,
Ту деву в скрипку превращая,
Он тронул музыкой сердца.
Нет восхищению конца…
Лилась чарующая нега,
В томленье душ восторг вплетая.
Смычок ласкал, а скрипка пела,
От чувств к возлюбленному тая…
Когда по ней рука скользила,
То умолкала, то шептала.
И невдомек всем в зале было,
Когда их муза обвенчала…
Король и раб… Ее любовник…
Ее хозяин и поклонник…
Скрипач и гений. Был. И ныне.
Святой и грешный. Паганини.
 

Мой родной

 
Как живешь, милый мой, как тебе без меня
                              там дышится?
Голос мой среди звезд, среди тысяч планет
                              ли слышится?
Мне б тебя, как алмаз, у торговцев любовью —
                              выменять.
Счастьем годы любви у злодейки судьбы
                              да вымерить…
Где ж летишь, на каких скоростях, версты —
                              нервами меряя?
Ты вернешься, придешь через вихри ветров. Тебе верю я.
Там, за дальними далями, солнце встает атласное…
Ты вернись, милый мой, сердце рвется к тебе, мой ласковый…
Мы оставим с тобой за тяжелою дверью – горести,
Окунемся, сплетемся, взлетим… Воспарим в невесомости…
Дальним эхом в виске отзовется земное пророчество,
Где рассыплется в прах и твое, и мое одиночество.
Ты вернешься, споют соловьи нам с тобою венчальную…
А круги на воде станут кольцами нам обручальными…
Буду я для тебя лучше всех, всех милее, красивая…
Разодета в любовь, как весна в белый цвет, счастливая…
Ты тихонько войдешь, стоном скрипнет тоска осенняя…
Мою прядь отодвинув, шепнешь: «Я замерз, согрей меня…»
 

Весна

 
Я хмурым утром глянула в окно.
На улице все та же мгла стояла.
Вдруг зазвонил мобильный телефон.
– Алло… А кто это? Я голос не узнала…
А мне в ответ: – Привет, а это я!
Весна по телефону беспокоит!
Так ты грустишь? А я уже пришла.
Быть может, дверь входную мне откроешь?
И я стремглав помчалась открывать.
Узнав Весну, увидев все красоты,
Не рухнув чуть, я принялась вдыхать
Ее дурманящих духов шальные ноты.
Она была прекрасна и нежна.
Хрустальным звоном мартовской капели
Вошла она и солнечным теплом
Наполнила мой дом. И зазвенели
Раскатным громом, проливным дождем
Пролились радугой цветные акварели.
От запахов кружилась голова.
Подснежники, тюльпаны, медуницы.
Я слышала вдали полет шмеля.
На ухо мне о чем-то пели птицы.
Весна пришла, и от нее в груди
Невероятно сердце стало биться…
Пришла. В руках держа свое дитя.
Дитя – Любовь – лишь у Весны родится!
 

Тебе…

 
В твои мысли войду изумрудным шуршаньем
                              прибоя,
Тихим ветром коснусь твоей теплой
                              небритой щеки.
И незримо тебя обниму, трепетанья
                              не скрою,
Очертя все узоры на пальцах любимой руки.
 
 
Ты подумаешь: осень тебя обнимает за плечи.
Ты подумаешь: небо роняет на землю
                              брильянтовый дождь.
Вечер звездами вспыхнул, роняя янтарные
                              свечи,
Передав для тебя мою нежно кленовую
                              дрожь.
 
 
Там, на стыке миров, повстречаются наши
                              дыханья.
Души, нежно обнявшись, закружат
                              малиновый вальс.
Ночь, раскинув крылами, подслушает наши признанья,
Скрыв влюбленность твою и мою от придирчивых глаз.
 
 
Выйдет править луна, и под звуки серебряной скрипки
Ты возьмешь недопитый бокал золотого вина.
В полумраке в камине огонь отразит свои блики,
Словно мой силуэт. Ты подумаешь, это – она…
 

Анатолий Козаренко

Анатолий Михайлович Козаренко родился в 1938 году в Полтаве, на Украине. После ВОВ остался сиротой. Школу окончил в детском доме. С детства увлекается поэзией и музыкой. Выпустил два сборника стихов и песенник.

Является членом Интернационального Союза писателей. Лауреат всероссийского ежегодного литературного конкурса «Герои Великой Победы». Удостоен медали за стихи на патриотическую тематику.

В 2021 г. в издательстве «Российский колокол» вышел его новый сборник «В глубине моей души».

Начало вечной красоты

 
В тумане, как за занавеской,
скрывался людный берег невский,
а с ним – болезни, голод, слёзы,
в низах тонувшие обозы;
 
 
цепь изможденных лошадей,
что кое-как тащили ноги,
тела невыживших людей,
что остывали у дороги…
 
 
– Кому нужны все эти беды? —
роптали те, кто посмелей, —
ведь жили же когда-то деды
без моря здесь и кораблей.
 
 
Не все смогли тогда понять,
зачем пришлось зверей гонять,
десятки просек прорубить
и столько сосен загубить.
 
 
Шептались: «Царь сошёл с ума!»
Но Пётр был твёрд! И шла работа!
Из сосен с дикого болота
на сваях строили дома.
 
 
Бутили топи серым камнем,
мостили брёвнами в обхват.
И засыпали рвы руками,
поскольку не было лопат.
 
 
Рождался в муках город новый,
на остальные не похож,
и царский домик, сруб сосновый,
был поскромней домов вельмож.
 
 
Всего три комнатки в нём было,
царю бы их вполне хватило,
чтоб отдохнуть от многих дел,
да Пётр на месте не сидел.
 
 
Он был от домика вдали.
Трудился там, желанья полный
спустить на ладожские волны
скорее с верфи корабли.
 
 
Мечтой о море заболев,
стал ненавидеть волокиту.
Примчав из Ладоги, велел
позвать Демидова Никиту,
 
 
сказав: «Желанием горю
под этой собственною крышей,
как обещание Царю
им выполняется услышать».
 
 
Знал государь, что не пятак
цена уральскому железу,
а тут ещё и шведы лезут,
не унимаются никак.
 
 
И значит, надо пушки лить
помимо труб, оград и арок —
солдату русскому подарок —
чтоб по врагу из них палить.
 
 
Демидов ждал уже царя:
на стройке города недели
заводчик прожил. Но не зря
те две недели пролетели.
 
 
Он в арсенал ходил и в крепость,
был там, где публика пила,
но не вина шальная крепость
в питейный дом его влекла.
 
 
Он появлялся среди бедных,
чтоб о железе говорить;
и мужиков, в горах потребных,
на пояс Каменный сманить.
 
 
А как с депешей скороход
к нему явился, удивился:
ведь он давно к царю стремился,
а тут сам царь его зовёт!
 
 
И не прошло ещё и часа,
как он уже к Петру примчался.
Расцеловался царь с Никитой,
затем позвал за стол накрытый.
 
 
Вдвоём обедали, вспотели,
как борщ с бараниною ели,
и наливала им вина
хозяйка, царская жена.
 
 
Но пить анисовку Демидов
не стал, сославшись на недуг,
слегка пригубил штоф для вида
из её милых, нежных рук.
 
 
Царь выпил, крякнул и спросил:
«Так сколько пушек ты отлил,
чтоб мы, паля из них по шведу,
смогли скорей добыть победу?»
 
 
И был ответ царю: «Немножко!
Но это же – к обеду ложка!
По рекам сын мой в этот час
сплавляет царский твой заказ.
 
 
На всех шестидесяти стругах —
металл для стройки Питербурха,
и всё погружено, как надо —
ворота, арки и ограда.
 
 
И там же бережно уложен
тот ценный груз, который сможет
отбить желание врагам
соваться к невским берегам!»
 
 
В глазах Петра был виден блеск —
ответ понравился ему.
И он услышал моря плеск
в тот миг вдобавок ко всему.
 
 
«Ты отдохни, – сказал он Кате,
как сапоги решил надеть, —
а мы с Демидычем покатим
на гавань нашу поглядеть».
 
 
Переодевшись, вслед за гостем
он с треуголкою и тростью,
клонясь, шагнул в дверной проём
к тележке с розовым конём.
 
 
И по бревенчатой дороге
на той тележке, свесив ноги,
они всё ехали, тряслись.
Не скоро к морю добрались.
 
 
Успели город разглядеть,
да, проезжая, пожалеть
тех среди тысячи людей,
одетых в рвань, и без лаптей, —