Аслижан поспешила на помощь и, увидев рану на руке неизвестного, перевязала ее своим шарфом. Нежное прикосновение девичьих пальцев заставило юношу забыть о сильной боли, и он смотрел на Аслижан с улыбкой.
– Кто ты, – спросила девушка, – и как тебя зовут?
– Асланбек, – ответил джигит. – Мой народ живет вон за теми дальними горами. Меня прислали сюда выбрать место для выпаса скота. Но не думай, что мы хотим нагрянуть войной. Мои земляки – такие же мирные крестьяне, как и вы.
– Желаю удачи, – сказала Аслижан и, попрощавшись, уже хотела идти своей дорогой, но Асланбек остановил ее:
– Скажи мне, красавица, а далеко ли до аула?
Аслижан показала юноше дорогу.
Когда над горами спустился вечер, Асланбек въехал в аул, спешился и вошел в саклю Хашира. Старик приветливо встретил молодого гостя и пригласил к очагу разделить с ним нехитрый ужин. Потекла неторопливая беседа об урожае, о пастбищах, о кознях ненавистного князя. Аслижан и мать, стоя в сторонке, слушали беседу мужчин.
Вдруг в ночной тишине раздался конский топот. В саклю ворвался князь Индрис. Аслижан отступила в угол.
– Эй, старик, – крикнул он властно, – отдай мне свою дочь!
Хашир вздрогнул, но промолчал.
– Добром прошу, не силой, – сказал Индрис. – Я женюсь на ней.
– Нет, – твердо ответил Хашир, – моя дочь не пара тебе. Для чего нужна богатому князю бедная девушка? Поищи лучше себе знатную княжну.
– А, старый пес, ты еще смеешь возражать! – закричал князь и ударил Хашира плеткой по лицу.
В этот миг он почувствовал, что его локоть сжала чья-то крепкая, как железо, рука. Обернулся и встретил горящий взгляд молодого джигита.
– В этой сакле зверствовать нельзя, – сказал Асланбек.
Разъяренный Индрис снова взмахнул было плетью, но молодой смельчак одним ударом опрокинул его на глиняный пол.
Индрис медленно поднялся. Стыд и злоба душили его.
– Ну, подожди же, ты у меня поплатишься, – прошипел он, покидая хижину.
– А ты, красавица, все равно будешь моя! – пригрозил он с порога Аслижан…
– Горе нам! – воскликнули старики, когда конский топот замолк вдали.
Ночь прошла в тревоге, никто в бедной сакле на краю аула так и не ложился спать.
Наутро Асланбек стал собираться в дальний путь. Грустно было на сердце у молодого джигита: не хотелось покидать полюбившуюся девушку, которой грозила опасность, но оставаться здесь дольше он не мог: его с нетерпением ожидал родной народ.
Асланбек уехал.
А вскоре в аул нагрянул князь со своими бейголями.
Индрис сидел на коне, гордо подбоченясь. Мохнатые брови его были насуплены, а налитые кровью глаза смотрели на крестьян с высокомерием и злостью.
Князь объявил, что отныне включает аул в свои владения и крестьяне должны проложить дорогу от аула к замку.
Бедняки стояли не шевелясь, и ни один из них не смотрел в лицо Индрису.
Помолчав, князь заговорил снова:
– Сами-то вы, – сказал он, – мне не особенно нужны. От ваших скал и лесов немного проку. Я согласен оставить вас в покое, но для этого отдайте мне Аслижан.
И снова наступило молчание. Крестьяне стояли так же неподвижно, и ни один из них не смотрел на Индриса.
– А, собаки, молчите! – вскричал Индрис, и глаза его налились кровью пуще прежнего. – Ну, как хотите, даю вам сроку три дня.
С этими словами он хлестнул коня и повернул прочь, а за ним поскакали его бейголи[7].
Уже давно замолк стук копыт вдалеке, а крестьяне все стояли, опустив головы, и угрюмо смотрели в землю.
– Что ж, старики, – промолвил наконец Хашир, и голос его дрожал. – Ваша воля – закон для меня. Решайте.
Нашлись слабовольные, которые стали уговаривать старика отдать дочь князю, но таких было немного. А большинство судило иначе:
– Как остаться нам без нашей Аслижан? Нет, не отдадим девушку на поруганье!
И когда истек срок, крестьяне послали к князю гонца сказать одно слово: нет!
Тревожной была эта ночь в ауле, бросившем дерзкий вызов всесильному князю. И мрачные тучи на небе, и дикие порывы ветра в горах, и протяжный вой волков в лесу – все как будто предвещало беду.
Наступил день. И вот налетели остервенелые хищники. Бейголи Индриса врывались в сакли беззащитных жителей, били плетьми и немощных стариков, и маленьких детей, хватали все, что попало.
Ворвались в хижину Хашира, все в ней перевернули вверх дном, старика и старуху избили до полусмерти, а Аслижан закрутили в бурку, связали, бросили, как тюк, на коня и умчались со своей добычей обратно.
По дороге в замок решили отдохнуть. Остановились в лесу, разожгли костер и начали жарить награбленных баранов.
Между тем Асланбек вернулся домой, но предчувствие беды не оставляло его. На третий день он оседлал коня и поехал туда, где встретил в первый раз Аслижан.
Недалеко от аула спешился, пустил коня на траву, а сам прилег под дерево и задремал. И вдруг ему послышалось, будто Аслижан зовет его; «Асланбек, Асланбек!»
Быстро поднялся юноша на ноги. «Так и есть, – подумал он, – что-то случилось». И конь, словно поняв своего хозяина, помчал дальше.
В одном месте Асланбек заметил траву, смятую лошадиными копытами, и поехал по следу. И вот перед ним открылась картина: костер, у костра бейголи Индриса объедаются жирным шашлыком, а в сторонке лежит связанная Аслижан.
Вскипел гневом славный джигит и, выхватив саблю, кинулся на злодеев. Половину порубил, а остальные в страхе ускакали.
Асланбек развязал Аслижан, усадил на коня впереди себя и повез обратно в аул.
А тем временем Индрис, посрамленный случившимся, замыслил страшную месть и вновь собрал своих людей.
Едут злодеи по лесу, а на небе собираются тучи, трава в лесу никнет и цветы вянут под ногами лошадей. Умолкли птицы, и ручьи не журчат, как обычно: все вокруг печалится, чуя беду.
Индрис ехал впереди, как вдруг конь его жалобно заржал и остановился. Навстречу князю из лесу вышла сгорбленная старуха с косматыми волосами. Сквозь жалкие отрепья одежды виднелись следы синяков и царапин.
– Здравствуй, Индрис, – сказала старуха, – я давно тебя ждала.
– Кто ты? – закричал князь, объятый ужасом. – Человек или ведьма?
– О Индрис, – ответила старуха, – тебе понравилась Аслижан, ты задумал погубить непокорную девушку. Знай же, и я была красива, как она, и пела по утрам звонкие песни. А такой, как сейчас, сделал меня твой отец. И с тех пор я не человек, не зверь. Будь же проклят весь твой род, Индрис, и ты вместе с ним!
– Повесить ее! – приказал взбешенный князь.
– Что ж, Индрис, убей меня, – сказала старуха, – жизни мне не жалко, она мне теперь всё равно ни к чему, но знай: тебя ждет страшная кара.
Подлые бейголи схватили старуху и стали выкручивать ей руки и пытать жестокими пытками. Но несчастная не произнесла больше ни слова. Лишь в самый последний момент она промолвила, тяжело дыша:
– Страшны мои муки, но твои, Индрис, будут страшнее. Будешь ты мучиться вечно, не зная смерти.
При этих словах Индрис задрожал в ужасе, а несчастная старуха закрыла глаза и испустила последний вздох.
Небо потемнело, ветер поднялся в лесу, словно вся природа оплакивала смерть замученной старухи.
А на поляне на Сарай-горе, недалеко от аула сидел Асланбек один и думал: как поступить? как избавить земляков Аслижан от княжеской мести?
Услышав крики и конский топот, юноша выехал навстречу. При виде своего врага Индрис пришел в дикую ярость. И завязалась тут жестокая сеча. Один за другим падали княжеские бейголи, не в силах совладать с храбрым джигитом, наносившим смертельные удары. Многих из своих уже не досчитывался Индрис.
Тогда он решил пойти на хитрость: приказал незаметно для Асланбека расстелить на траве сеть. Конь джигита споткнулся и упал, а вместе с ним скатился на землю и всадник. Князь подбежал к юноше и, не дав ему опомниться, с торжествующим хохотом вонзил кинжал в грудь Асланбека по самую рукоятку. Алая кровь окрасила зеленую траву.
А князь, упоенный победой, ринулся в аул, ворвался со своими бейголями в саклю Хашира. Стариков жестоко избили, а красавицу Аслижан Индрис схватил, посадил в седло и привез на поляну.
– Вот, смотри, – сказал он с довольной улыбкой, твоему Асланбеку пришел конец. Теперь тебе остается одно: покориться.
Аслижан вырвалась из рук князя и упала на грудь любимого. А потом подняла голову и запела. И эта песня не была похожа на те, что пела девушка раньше, – ласковые и нежные. Нет, теперь в ее голосе слышалась грозная сила.
Князя обуял смертельный страх. Он хотел бежать, но ноги его были прикованы к месту. Вдруг откуда-то из глубины раздался оглушительный грохот и закачались вершины гор. Земля под ногами Индриса разверзлась и увлекла злодея в бездну. Когда трещина сомкнулась, на том месте, где стоял князь, не оказалось никого. Трусливые бейголи Индриса побросали оружие и бежали без оглядки кто куда.
Крестьяне же вырыли на краю поляны могилу и с почестями опустили в нее тело Асланбека. Рыдали женщины, дети, и слезы текли по морщинистым лицам стариков. Горы подернулись облаками, трава вмиг пожелтела, как поздней осенью, и лес зашумел сердито, угрюмо. Природа вместе с людьми оплакивала гибель славного героя.
Когда Асланбека похоронили, Аслижан вышла на середину поляны, поклонилась низко своим землякам и сказала:
– А теперь прощайте, я не могу больше оставаться с вами. Не зовите меня – я не вернусь. Но не бойтесь: никто не посмеет вас обидеть.
И с этими словами ушла в лес. Она шла с высоко поднятой головой, и никто не осмелился окликнуть ее, остановить.
После того жители аула больше не видели Аслижан. Куда она исчезла, – осталось тайной.
Одно известно: долго еще после гибели Индриса аул оставался свободным. Повсюду в округе крестьяне гнули спины на господ, а сюда, на гору, князья и носа не показывали, их пугала участь Индриса.
И люди говорили:
– Это наша Аслижан охраняет нас. Видно, она где-то недалеко.
С тех пор прошло много лет, и давно умерли свидетели описанных здесь событий, но каждый год, лишь только пригреет в горах летнее солнце, на могиле Асланбека расцветают маки, алые, как капли его горячей крови, а дорожка, по которой ушла в последний раз Аслижан, покрывается розовыми ромашками и лиловыми ирисами.
Когда же разбушуется южная летняя гроза и синие молнии на Сарай-горе чертят землю, как отточенные клинки кавказских шашек, из глубины недр доносятся протяжные стоны. Это Индрис, обреченный на вечную муку, рвется на поверхность и скрежещет зубами в яростном бессилии пробить земную толщу.
Свершилось проклятие старухи.
О проекте
О подписке