Оставляем пока университеты как ученые учреждения и взглянем на них как на учебные заведения.
На эту вторую сторону университетского дела в ущерб первой обращается в наши дни напряженнейшее внимание общества, правительства и прессы. По вопросам этого рода каждая крупная газета дает чуть ли не каждый день одну или даже несколько статей – злободневнейший вопрос.
Из вопросов, сюда относящихся, наибольшим вниманием пользуется вопрос об организации студенчества, о студенческих корпорациях, курсовых организациях, землячествах и т. д. По этому вопросу сверх равных общих рассуждений и предложений появляются и более детально разработанные проекты, а равно и интересные фактические сообщения из жизни разных университетов – шведских, финляндских, американских и иных.
Из недостатков теперешнего состояния университетов как учебных заведений выдвинуты и признаны официально и в частной прессе главным образом следующие: полная разобщенность профессоров и их учеников, отсутствие всякого единения между ними, нравственного воздействия и влияния профессоров на студентов, а равно и разобщенность студентов между собою, отсутствие всякой организации и упорядоченности быта студенческих масс.
Как на существенный недостаток теперешнего положения дела, препятствующий как нравственному воздействию и воспитательному влиянию, так правильному устроению и ходу учебных занятий, указывается, далее, на крайнее переполнение университетов слушателями. «Это переполнение… достигает по факультетам юридическому и медицинскому и естественному отделению физико-математического факультета таких пределов, при которых не только настоящий состав преподавателей не может должным образом справиться с возложенными на него обязанностями, но в аудиториях в учебно-вспомогательных учреждениях не хватает места для наличного числа студентов» (циркуляр министра народного просвещения попечителям учебных округов от 5 июля 1899 г. № 15773).
Указывается также на безуспешность и непроизводительность самой системы теперешнего университетского преподавания, т. е. лекционной системы. Эта система исключает необходимое взаимодействие и живой обмен мыслями между преподавателями и учениками; дело ограничивается пассивным слушанием лекций, от которого остаются в голове слушателей разве отрывочные и хаотические сведения, а не прочно усвоенные положительные знания. К тому же лекции посещаются неохотно и потому уже не приносят никакой пользы большинству студентов – и лекционная система не может быть признана удовлетворительной ни с педагогической, ни с учебной в тесном смысле точки зрения.
Для исправления теперешней системы преподавания рекомендуется широкое и всестороннее развитие системы практических занятий.
В связи с этим указывается и на излишнюю теоретичность теперешнего университетского преподавания и на полную неподготовленность оканчивающих университет к практической деятельности.
Между прочим, и для надлежащего осуществления системы практических занятий и достижения удовлетворительной практической подготовки студентов к вольным профессиям и государственной службе необходимо устранение переполнения университетов слушателями.
«Следует обратить особое внимание, – сообщается в одном из появившихся недавно интервью, – и теперь на практические занятия. Сделать их обязательными для всех при многолюдности наших университетов представляется пока затруднительным. Я, однако, глубоко верю, что этот идеал найдет себе в будущем осуществление».
Как известно, некоторые меры в пользу введения системы практических занятий, как и меры против переполнения более многолюдных университетов слушателями, уже предприняты путем министерских циркуляров.
По поводу этих рассуждений, планов и мер интересно прежде всего обратить внимание на следующее обстоятельство.
С точки зрения идеала такого положения учебного и воспитательного дела в университетах, при котором преподаватели могли бы находиться в тесном общении со своими слушателями и иметь дело не с сотнями студентов, а с таким их числом, чтобы возможны были личное знакомство, воздействие и руководство, собеседования, «практические занятия» с каждым из них и т. д., худшими университетами в мире следовало бы признать те университеты, которые теперь пользуются мировою славою как лучшие и знаменитейшие университеты.
Например, Берлинский университет с его сравнительно огромною массою слушателей[7], с его районом действия и притяжения слушателей, не ограниченным пределами не только одного или нескольких учебных округов Прусского государства, но и границами Германской империи, а простирающимся на всю Европу и даже на другие части света (уже одних японцев сколько приходится видеть в аудиториях Берлинского университета!), не только не соответствует упомянутому идеалу, но прямо и поразительно ему противоречит. А между тем он пользуется мировою славою, и она с каждым днем растет и усиливается, и быстро растет масса слушателей, и никто не печалится по этому поводу и не видит даже в этом никаких неудобств. Напротив, этим гордятся Берлинский университет, Берлин и Германская империя, и если в ком большая масса студентов этого университета и быстрый рост ее возбуждают некоторое неудовольствие, то это неудовольствие не представляет сетования по поводу невозможности «правильного ведения учебных занятий», а только некоторое чувство зависти по поводу столь выдающегося успеха. Берлинский же университет и отдельные факультеты размышляют не о переполнении и средствах сокращения числа студентов, а о средствах привлечения слушателей. Это взвешивается при замещении каждой вакантной кафедры и т. д.
Всемирною славою и всемирной гегемонией в науке пользовался и гордость Франции составлял Парижский университет в XIII и сл. веках, когда, между прочим, при нем состояло четыре «нации», а первая «нация» – галликанская – обнимала и итальянцев, испанцев, греков, и восточные народы. Точно так же «четыре нации», хотя и в более скромном смысле, обнимал Пражский университет в эпоху его процветания и мировой силы, когда этот славянский университет служил идеалом и образцом для вновь возникавших немецких университетов.
С другой стороны, к критикуемому нами идеалу приближаются наиболее те университеты, которые пользуются наименьшею славою, которые вообще сколько-нибудь серьезного значения и репутации никогда не имели или находятся в состоянии упадка и разложения или жалкого прозябания.
Нечто вроде системы «губернских университетов» по образцу одного из недавно высказанных в печати предложений с таким числом слушателей, что профессора могут состоять в личном знакомстве и близких отношениях с каждым из своих слушателей, можно наблюдать в Италии, где прозябает множество жалких и ничтожных университетов, известных только тем, что они обременяют без смысла и пользы и без того бедный итальянский бюджет и народ – паразиты какие-то бесславные.
Вообще, если мы сопоставим разные университеты разных стран и эпох друг с другом и с тем, что теперь у нас выставляется идеалом устройства университетского дела, то выходит какой-то странный парадокс: чем лучше, тем хуже, а чем хуже университет, тем лучше он с точки зрения требований и идеалов, выставляемых для реформы русских университетов.
Еще интереснее и поразительнее получились бы результаты в случае сопоставления разных аудиторий (профессоров со слушателями) одних и тех же университетов.
И в крупных университетах с большими массами слушателей, например в Берлинском университете, а тем более в мелких, есть профессора, которые знают в лицо всех своих слушателей (вследствие сравнительно незначительного числа их) или даже состоят с каждым из них в сравнительно близких отношениях, ведут с ними «практические» занятия и иные «собеседования», знакомятся этим путем со способностями, складом ума и знаниями каждого из своих слушателей и могут применять свои пояснения, указания, «собеседования» к индивидуальности каждого из учеников своих.
Вот идеал университетского преподавания!
А если еще вообразить, что у профессора, например, семь слушателей и семь дочерей, устраиваются Krӓnzchen с танцами и без них под надзором и руководством папаши и мамаши, совместные ботанические и иные экскурсии за город под руководством профессора и т. п., то получаются столь близкие отношения, такое воспитательное и иное влияние и взаимодействие между профессором и его учениками, что дальше уже идти некуда, разве в церковь за благословением этой университетской идиллии, как это и бывает иногда, например, в маленьких немецких университетах.
К сожалению, обыкновенно, особенно в крупных университетах, наблюдается прямо противоположная картина. У профессора столько слушателей, что он ни в сердце, ни в квартире своей поместить бы их не смог. Да он с ними и незнаком совсем, лиц и фамилий не знает и не различает, а уж о «собеседованиях» и «практических занятиях» с каждым из них, да еще приспособленных к индивидуальному складу ума, знаниям и способностям каждого из студентов, и подавно речи быть не может. Впрочем, бывает по традиции и личное сближение такого профессора с каждым из своих слушателей в германских университетах; оно происходит два раза в жизни студента: раз при подписке на лекции до начала их и раз при отпуске, после конца лекций (дело, впрочем, часто обходится без «собеседования»); вереница студентов проходит мимо кафедры, как мимо железнодорожной кассы, подавая подписные листы, а профессор молча и быстро подписывает сии листы. Такими двумя формальностями ограничивается личное сближение и знакомство между профессором и студентами!
Поистине антипедагогические условия!
Бывает еще хуже! У профессора столько слушателей, что в аудитории места не хватает для всех их. Иным приходится сидеть на окнах, на ступенях кафедры, а многие стоят за недостатком далее и таких мест для столь многочисленной и переполненной аудитории. Воздух сперт, температура подымается. Сказать, что это антипедагогические условия, мало. Следует добавить – и антисанитарные!
А теперь после описания умилительных и идеальных с точки зрения интересующего нас идеала университетского воспитания и обучения картин и прямо противоположных им аномалий и ужасов взглянем на имена тех профессоров, которые участвуют в описанных педагогических идиллиях и ужасах.
О проекте
О подписке