В СССР праздник – День советской науки – проходил в третье воскресенье апреля, что было связано с годовщиной создания В.И. Лениным в 1918 г. знаменитого «Наброска плана научно-технических работ». Ельцин не пожелал отмечать День науки по-советски и приурочил дату ко дню учреждения Петром I Академии наук – (28 января) 8 февраля 1724 года.
Достаточно процитировать первую фразу ленинского документа, чтобы понять его внимание к науке и ее значению в развитии производительных сил Советской России: «Академии наук, начавшей систематическое изучение и обследование естественных производительных сил России, следует немедленно дать от Высшего совета народного хозяйства поручение образовать ряд комиссий из специалистов для возможно более быстрого составления плана реорганизации промышленности и экономического подъема России». В тяжелейшее время ученые чувствовали, что нужны стране, и активно включились в созидательную деятельность. И, конечно, прорывным научным результатам в самых разных областях помогали послереволюционный подъем и осознание лидерства нашей страны в решении ключевых задач, веками стоявших перед человечеством.
Сегодня все изменилось. Оптимизма инициатива президента об объявлении 2021 года Годом науки и технологий не вызывает. Прежде всего, надо дать себе отчет, в каком положении мы находимся. Если Ельцин угробил прикладную науку, то в период правления Путина на высшем государственном уровне был принят целый ряд ошибочных стратегических решений, которые ведут к деградации фундаментальной науки. Как следствие – и авторитет власти среди ученых очень низок. Так вот, никаких признаков стремления власти исправить ситуацию не наблюдается. Решение о проведении в 2021 г. Года науки было объявлено Путиным 24 декабря прошлого года внезапно, без обсуждения с научным сообществом. Цели проведения Года науки в указе президента не обозначены, их, вероятно, не успели сформулировать. Одновременно администрацией президента создан оргкомитет под руководством его помощника Фурсенко и вице-премьера Чернышенко. Доминируют в этом оргкомитете чиновники. Фурсенко за проталкивание разрушительных решений давно пора привлечь к ответственности. Об этом неоднократно говорилось на Общем собрании РАН, в том числе и Жоресом Ивановичем Алфёровым. Чернышенко до недавних пор занимался администрированием рекламы и спорта. Он, что называется, не в теме. Конечно, когда начнут отмечать Год науки, чиновники, как водится, составят план мероприятий. Лучшее, что может произойти, – ряд показательных мероприятий по разъяснению роли науки в жизни современного общества. Это тоже важно. В XXI веке отставание в науке выталкивает страну на периферию мирового развития. Но в насущные проблемы российской науки эти люди вникнуть не в состоянии.
Недавно в интервью академической газете «Поиск» я подробно об этом говорил. Без радикальной корректировки научной политики нам не справиться с кризисом в научной сфере.
Первое: в ходе административной реформы 2004 г. науку стал курировать социальный блок правительства. Тем самым связь науки с запросами реальной экономики была потеряна, а управление свелось к контролю достижения научными коллективами сомнительных показателей, изобретенных чиновниками.
Второе: в 2010 г. была изменена организационно-правовая форма научных институтов и вузов, их превратили в бюджетные учреждения. В итоге – резкое усиление некомпетентного вмешательства чиновников в исследовательский процесс, тотальная бюрократизация, нарушение традиций академического самоуправления, принятых в научно-образовательных организациях всего мира. Внедрено единоначалие, которое ставит ученых и преподавателей в полную зависимость от администрации.
Третье: после принятия в 2012 г. закона «Об образовании» разрушена научная аспирантура и подорвана база подготовки научных кадров. С тех пор число аспирантов, защищающих диссертации в срок, сократилось в пять раз. Недавно закон немного поправили, но это лишь полумеры.
Четвертое: в 2013 г. Академию пытались уничтожить, а затем после массовых протестов сохранили в почти бесправном положении, передав руководство академическими институтами в руки чиновников. Вред от этой затеи очевиден. Ослабли связи между научными коллективами близкого профиля. Зато в региональных научных центрах объединили все институты, от геологических до филологических, в одну трудноуправляемую организацию.
Пятое: после выхода в 2014 г. соответствующего поручения президента произошел перекос в сторону грантового, т. е. конкурсного, финансирования. В итоге многие научные коллективы и отдельные ученые теряют стабильность и не могут планировать свою деятельность даже на среднесрочную перспективу. Это одна из основных причин отъезда из страны научной молодежи.
Наконец, шестое: в июле прошлого года вышел указ Путина о национальных целях развития России до 2030 г., где в качестве основной цели, которой подчинены теперь планы управляющих наукой чиновников, обозначено «создание возможностей для развития и самореализации талантов». Поставленные ранее, но не выполненные задачи прорывного развития исследований и внедрения их результатов в экономику заменены позитивной, но весьма расплывчатой идеей. К чему это может привести и уже приводит в реальной жизни? К тому, что получивший хорошее образование, талантливый молодой человек предпочтет искать самореализацию не в бюджетном учреждении на последних ролях, а там, где наука уважаема и востребована. То есть чаще всего за границей.
Выше я перечислил далеко не все управленческие проделки нашей власти…
Корни всех проблем лежат вне научной сферы. Они относятся к сфере политической и касаются далеко не только науки. Наша страна по методам управления вернулась в XIX век. Наука оказалась заложником полуфеодальной системы принятия решений и полной безответственности высших должностных лиц. Последние изменения, внесенные в конституцию, сделали и без того чрезмерную власть президента абсолютной. Его окружение остается на плаву независимо от результатов своей деятельности. В таких условиях на всех этажах чиновничьей пирамиды нас подстерегают три опасности – невежество, стяжательство и вредительство. И мне уже приходилось говорить, что не исключаю злой умысел в принятых решениях, касающихся науки. Считаю, что Совету Безопасности пора комплексно проанализировать итоги реформ научной сферы.
Коммунисты всегда опирались на науку. Мы уже вспомнили ленинский план 1918 года. Неслучайно сразу после Октябрьской революции, в тяжелейшие годы Гражданской войны, только в Москве и Петрограде было создано более 100 институтов и других научных организаций. Перед наукой ставились масштабные задачи – план ГОЭЛРО, атомный, космический проекты; ученый получил высочайший авторитет в обществе. После развала СССР все круто изменилось. КПРФ все эти годы последовательно защищает интересы науки и ученых, предлагает конкретный план активизации научных исследований. Еще в девяностые партия добилась включения в закон о науке нормы о финансировании гражданской науки в размере не менее 4 % расходной части бюджета, что почти в два раза больше текущих затрат. Власть блокировала это решение. Олигархам нужны были средства совсем на другие цели! При этом власть постоянно морочила голову и ученым, и всему обществу, заявляя о своих планах, которые не выполнялись.
Сейчас на науку тратится около 1 % ВВП (валового внутреннего продукта), что примерно в 2,5 раза меньше, чем в развитых странах. С учетом значительного отставания России от США по объему ВВП получается, что у нас на науку расходуется в 30 раз меньше средств, чем в США. Причем в эту сумму входят затраты на разработки, связанные с обороной и безопасностью страны. К чему это ведет? К отставанию от конкурентов. Прогнозирую, что в дальнейшем ситуация будет усугубляться.
Это подтверждается следующими данными. В 2006 году Путин утвердил план-стратегию по науке до 2015 года. Планировалось два сценария: инерционный, когда через 10 лет, к 2015 году, на науку будет выделяться 1,8 % ВВП, и прогрессивный, когда на науку начнут тратить 2,5 % ВВП. В результате ничего не изменилось, как был 1 %, так и остался.
Потом была «концепция долгосрочного социально-экономического развития» 2008 г., которая обещала к 2020 г. тратить на науку 3 % ВВП.
Затем был известный майский указ Путина 2012 года (я пропускаю некоторые промежуточные проекты). Ставилась задача увеличить к 2015 г. расходы на науку до 1,77 % ВВП. Но остался все равно 1 % ВВП!
В 2018 году, вступив в должность после очередного переизбрания, президент издал указ обеспечить к 2024 году опережающее развитие, увеличение затрат на научные исследования. Но уже летом 2020 года он этот указ отменил и сосредоточился на «развитии и самореализации талантов».
То есть постоянно идет манипулирование цифрами, обещаниями, а реально ничего не меняется. Единственное что произошло положительного за это время – увеличилась зарплата ученых. Причем заметно увеличилась. Но за счет существенного ограничения расходов на научные исследования, на эксперименты, на материалы, приборы, научную литературу… Зарплату ученым обеспечили, а на остальное денег не осталось. А все потому, что на все про все – неизменный 1 % ВВП. И получается диспропорция – денег на исследования, по сравнению с деньгами на зарплату, катастрофически не хватает.
Вторая диспропорция – региональная. В субъектах РФ зарплата ученых регулируется указом президента и привязана к двум средним зарплатам по региону, поэтому ученые одной и той же квалификации получают отличающиеся в разы зарплаты, что, конечно, дестабилизирует ситуацию.
Третья диспропорция в зарплате – между научным и инженерным составом. Для институтов, в которых проводятся экспериментальные исследования, эта диспропорция влечет тяжелые последствия. Если раньше, в 90-е годы, ведущий инженер приравнивался к старшему научному сотруднику по зарплате, то теперь их разделяет кратная разница в зарплатах, что также дестабилизирует ситуацию в научных коллективах.
Такое повышение зарплат ученым не ведет к новым научным открытиям и увеличению вклада науки в развитие страны. Кроме того, деньги решают далеко не всё.
Не менее важна для ученого адекватная оценка коллегами и обществом результатов его труда. В этом плане ситуация аховая. Чиновники, ничего не понимающие в сути дела, вместо традиционной экспертной оценки научных результатов широко внедрили так называемую наукометрику. Главное теперь иметь публикации в так называемых высокорейтинговых журналах, в подавляющем большинстве западных. Статья в таком журнале приравнивается чиновниками к двадцати обычным статьям. Для оценки «публикационной активности» изобретаются различные формулы, индексы и т. д. Подчеркну, что ничего подобного нет ни в одной развитой стране! За этими глупостями стоит неверие власти в отечественную науку, убеждение, что все «умные» уже уехали из России. В итоге теряется сильная сторона отечественной науки – ее самобытность. В погоне за индексами теряется из виду и практическое значение науки. Приведу один характерный случай, рассказанный мне товарищем, входившем несколько лет назад в комиссию Министерства науки по оценке научных институтов. Министерство выступило с предложением понизить категорию знаменитого НИИ «Вектор», который создал сейчас так необходимую для борьбы с пандемией вакцину против COVID–19. Причина – недостаточная публикационная активность. Такое решение повлекло бы снижение финансирования института со всеми вытекающими последствиями. Высшую категорию института отстояли ученые, понимающие стратегическое значение института, но такое удается далеко не всегда.
Еще одна острая проблема – отсутствие открытости и понятных правил при распределении средств на научные исследования. Эта беда, характерная для всех так называемых институтов развития, во всей полноте проявляется и в науке. Казалось бы, очевидно, что наука требует открытости и квалифицированной экспертизы. Но вместо этого, если мы посмотрим законы о «Сколково», о Курчатовском научном центре, то увидим, что здесь полностью исключена публичность. Их руководители, которых власть назначает из числа приближенных и друзей, бесконтрольны. Близкие к власти организации без проблем добиваются в правительстве специальных решений, освобождающих их от экспертизы планов и отчетов о научной деятельности со стороны Российской академии наук. Поэтому необоснованное повышение финансирования может привести к растранжириванию средств.
Мы опять упираемся здесь в политику и видим необходимость комплексного подхода к проблемам науки. Такой комплексный подход, прежде всего применительно к фундаментальным научным исследованиям, призвана обеспечить Российская академия наук. С этой задачей Академия неплохо справлялась в советский период. Сейчас Академия мешает власти. Просто потому, что способна дать нелицеприятную, объективную оценку нашего положения. С другой стороны, многим стало ясно, что альтернативы Академии сейчас нет. В самом конце прошлого года премьер-министр Мишустин утвердил государственную Программу фундаментальных научных исследований до 2030 г., разработанную РАН. Академия будет ее координатором. Надеюсь, что этот документ не постигнет участь его предшественников. А такая опасность есть, так как, по расчетам РАН, необходимо увеличение финансирования фундаментальной науки в два раза…
Наука и Академия в России стали заложниками всех политических пертурбаций. Не может наука процветать в условиях, когда решения принимаются по принципу «близости к телу» первого лица. Ничего хорошего не получится. А наша беда как раз в этом.
Видно, это ощущает молодежь, и наука перестала быть привлекательным, престижным делом для нее. В советское время наука была на высоте, и очень многим хотелось идти в ученые. В то же время наша жизнь немыслима без достижений современной науки. И общеизвестно, что за молодыми талантами идет охота по всему миру. Несмотря на повышение зарплаты российским ученым, она в разы ниже, чем на Западе и в ряде азиатских стран. Еще сильнее различие в оснащенности лабораторий, доступности инфраструктуры. Добавим к этому российские проблемы, о которых мы говорили. В итоге многие уезжают. К сожалению, из числа тех, кто работал рядом со мной, в последние несколько лет уехали в Германию, США несколько молодых ребят докторского уровня.
Я теоретик и раньше, решая задачи, не думал о приложениях. Но сейчас в математике происходит быстрое изменение границ между теоретической и прикладной наукой. Бурное развитие цифровых технологий в последние 15 лет привело к тому, что некоторые мои результаты из теории приближения функций, полученные еще в 70 – 80-е годы прошлого века и казавшиеся ранее чисто теоретическими, оказались востребованными практикой. Они активно используются при обработке сигналов, работе с большими данными и при построении систем искусственного интеллекта. К сожалению, не в России. Хочу также, пользуясь случаем, отметить, что теория приближений функций была создана в XIX веке в связи прикладными задачами великим русским математиком П.Л. Чебышевым, двухсотлетие со дня рождения которого мы будем отмечать в мае этого года.
Длительная неопределенность, политический прессинг, разрушительные реформы – это большой удар по науке. Ее восстановление – это длительный процесс. Фундаментальная наука Германии после нацизма, по-моему, до сих пор не восстановилась.
О проекте
О подписке