Александр I с юности мечтал о военных подвигах. Отправляясь на войну, он, памятуя о победах Петра I, надеялся погреться в лучах русской доблести и славы, но этого не случилось. Хорошо знакомый лишь с парадной стороной военного дела и переоценивший боеспособность русских войск, он стал свидетелем катастрофического поражения русских при Аустерлице. В истории российской армии Аустерлицкую битву можно назвать второй «Нарвой». Хотя вполне вероятно, что без этого унизительного проигрыша не было бы будущих побед, во всяком случае, стали очевидны огрехи и недостатки предшествующей подготовки войск и высшего командного состава, стала очевидна необходимость военных реформ, но пережитое унижение было слишком мучительно, и он его никогда не забывал.
И сделал очень разумный вывод – поскольку первым полководцем ему никогда не быть, нужно стать первым дипломатом. Он выбрал для себя иную сферу и все силы направил в область высокой политики, не забывая держать под контролем армию. И как дипломат российский император показал себя мастером политического расчета, в чем ему отдавали должное многие современники. «Это – истинный византиец, – высказывался о нем Наполеон, – тонкий, притворный, хитрый».
После кровопролитной кампании 1807 года, закончившейся поражением русской армии под Фридландом, наполеоновские полки остановились на реке Неман. Правда, положение России нельзя в тот момент назвать критическим. Имелись резервы, чтобы быстро подкрепить и восстановить численность действующей армии, да и время, пространство и близость тылов играли бы на руку русским в случае продолжения боевых действий. Но военные неудачи, непомерные финансовые расходы, сложная политическая ситуация (Россия одновременно вела еще войны с Турцией и Персией), боязнь внутренних потрясений, союзнический «эгоизм» англичан и усиление русско-британских разногласий заставили Александра I вступить с Наполеоном в переговоры о мире. Приходилось поневоле «по одежке протягивать ножки», да и затяжная война слишком многим в петербургских верхах казалась делом бесперспективным. В такой обстановке в маленьком провинциальном городе Тильзите 9 июня 1807 года между сторонами было подписано перемирие, которое Александр I ратифицировал 11 июня.
А после этого стремительный калейдоскоп событий мгновенно и круто изменил внешнеполитический курс российского тяжеловесного государственного корабля.
Важно понять, что значительное число высших чиновников из ближайшего окружения императора в тот момент находилось под свежим впечатлением наполеоновских побед. У многих складывалось ощущение всемогущества французского императора. Казалось, его полководческому мастерству нет пределов – ему все под силу. В правительственных кругах опасались, что русские войска в очередной раз не смогут удержать стремительный прорыв французских полков. Александр I понимал, что армия понесла большие потери, но главное – из строя выбыло большое число боевых генералов, а вновь прибывшие строевики могли наделать ошибок и привести войска к новым поражениям. Не случайно после кампаний 1805–1807 годов начинается постепенный, но интенсивный процесс обновления высшего командного состава, выдвижения на генеральские должности способных и талантливых офицеров не за выслугу лет по старшинству, а за отличие на полях сражений. Именно это поколение «отличившихся» молодых военных позднее, в 1812–1815 годах, и привело армию к окончательной победе над Наполеоном.
Поражения заставили правительство взяться за военное реформирование, многие элементы которого являлись прямым заимствованием у французов. Все обучение и боевая подготовка войск постепенно стали строиться по французским канонам. Это очень точно после 1807 года подметил посол Наполеона в Санкт-Петербурге А. де Коленкур в своих докладах в Париж: «Музыка на французский лад, марши французские; ученье французское».
В первую очередь изменения коснулись военной формы сухопутных войск. Наполеоновская униформа в то время диктовала военную моду в Европе. Но не только. Среди офицерской молодежи стало модным изучение работ военного теоретика А. Жомини, в боевой жизни армии стали активно применяться элементы тактики колонн и рассыпного строя. До 1812 года были внедрены новые уставы и инструкции по боевой подготовке войск, усовершенствовали дивизионную и ввели постоянную корпусную систему организации армии. Разительные перемены произошли в высшем и полевом управлении войск. Словом, успели сделать многое, хотя далеко не все, подгонял страх потерпеть последнее поражение, от которого можно было и не оправиться.
Но вернемся к событиям в Тильзите. Обе стороны тогда наглядно продемонстрировали свое стремление к окончанию войны. В русском лагере стало ясно, что французский император готов заключить договор на почетных условиях. Наполеон уже сразу после подписания соглашения о перемирии заявил русскому представителю, что «взаимные интересы России и Франции диктуют необходимость союза этих двух держав». Он также направил к российскому монарху предложение встретиться лично. И 13 и 14 июня 1807 года состоялись личные встречи недавних противников.
Поскольку при отступлении казаки сожгли все мосты через Неман, первое свидание двух императоров было организовано на специально оборудованном французскими понтонерами плоту, где в построенном павильоне два венценосца беседовали с глазу на глаз. Затем, на протяжении двенадцати дней, они еще не раз встречались как на официальных приемах, так и во время пеших или конных прогулок. Содержание многих их личных бесед осталось неизвестным. Позже историки назвали их «тайнами Тильзита».
Тильзитские переговоры закончились в беспримерно короткий срок. Первая встреча состоялась 13 июня, а уже 25 июня были подписаны основные документы. После военных неудач российский император в прямых переговорах с Наполеоном смог найти и верный тон, и нужные аргументы, проявить необходимую гибкость, что помогло ему занять положение равноправного партнера и достичь удовлетворяющего обе стороны компромисса.
Россия не понесла территориальных потерь, даже прирастила свои владения за счет Белостокской области. Договоренности зафиксировали определенный раздел сфер влияния. Франция узаконила свое полное господство в южной и центральной Европе. Россия взамен получала свободу действий на северо-западных границах и на Дунае. Хотя Пруссия – русская союзница – сохранила государственную независимость, ее территория оказалась урезанной, она потеряла ранг великой державы и уже не могла служить противовесом Франции. Было создано герцогство Варшавское, фактически оказавшееся под протекторатом Наполеона. Россия потеряла свои прежние позиции в Средиземноморье. Но самым тяжелым был пункт о ее будущем участии в направленной против Англии континентальной блокаде. Это сильно било по экономическим интересам государства и дворянства в первую очередь. Тем не менее, большинство современников оценивало Тильзит как успех русской дипломатии. Россия получила очень важную для нее передышку почти на пять лет перед решающим военным столкновением с наполеоновской Францией в 1812 году.
Но тильзитские договоренности рождают вопросы. И первый из них – почему русские вообще пошли на заключение союза? Ведь Россия в 1807 году не стояла на коленях, и Александр I вполне мог ограничиться лишь мирным договором. Для Наполеона это было бы вполне приемлемо. Стоит сказать, что в 1807 году французы были истощены не меньше, чем русские, и он в любом случае вынужден был бы согласиться с российским императором. Но Россия в 1807 году воевала в союзе с Пруссией, а вся прусская территория оказалась захваченной Францией. Собственно, главный торг тогда велся вокруг этого фактически уже не существовавшего королевства. Александр I смог настоять на том, чтобы Пруссия, хотя ее территория сократилась почти вдвое, сохранилась на карте Европы. Для него это имело важное и принципиальное значение. Наполеон явно не хотел делать такой уступки и пошел на этот шаг только потому, что Россия заключала с Францией союз. Итак, Тильзит означал сохранение Пруссии как государства.
Обычно тильзитские соглашения сторонники франко-русского сближения расценивают как объективную неизбежность такого союза. Но, как ни парадоксально, союз 1807 года был заключен вопреки геополитическим требованиям и закономерностям. Начнем с того, что после создания герцогства Варшавского Наполеон получил прямой выход к русским границам, что в соответствии с азами геополитики противоречило постулату о естественном характере союза, поскольку такое соприкосновение таило потенциальную угрозу и увеличивало вероятность прямого военного столкновения (что и произошло через пять лет). В германском регионе Россия фактически потеряла свои позиции. Там Наполеон безнаказанно мог делать (и делал) все, что хотел. Сохранить хотя бы остатки былого влияния возможно было только в рамках союза с Наполеоном, на что Александр I и пошел. Прагматизм русской политики в данном случае очевиден.
Для России Тильзит стал временным компромиссом, договор был продиктован вынужденной необходимостью, но, как минимум, создавал возможность для изменения русских границ в Финляндии и на Балканах (стратегические фланги будущего театра военных действий). Забегая вперед, скажем – это с трудом, но удалось сделать, заключив Бухарестский мир с Турцией. Особый же вопрос в этом раскладе – присоединение России к континентальной блокаде Англии (реализация наполеоновской концепции борьбы «суши» против «моря» средствами экономического удушения) и война с ней. Правда, многие историки полагали, что настоящей войны-то и не было.
Но насколько заключенный союз отвечал и соответствовал долговременным интересам каждого государства? Собственно, в дипломатии именно этот критерий и определяет прочность любых соглашений.
Был ли выгоден союз в Тильзите Франции? Бесспорно, да. Наполеон был крайне заинтересован в упрочении альянса, так как он давал ему возможность решать основную задачу – эффективно бороться с главным противником – Великобританией, и попутно решать другие локальные проблемы в Европе, не опасаясь нападения России с тыла.
Отвечал ли союз российским интересам? Неужели буржуазно-аристократическая Англия для России, как и для Франции, была главным врагом? Может быть, геополитики правы? И русскому царю было бы лучше «зажмуриться» и вступить в настоящий альянс с Наполеоном против Англии? Но отвечал бы этот по-настоящему заключенный (а не вынужденный, как в Тильзите) союз российским интересам? Даже учитывая все англо-российские противоречия и британские «грехи» перед Россией, думаю, все-таки нет.
О проекте
О подписке