Что ж, дорогой друг Мишка, продолжу свое письмо. Да, было когда-то время шумных гулянок. Мы могли уснуть в одном месте, а проснуться в другом. А могли вообще не спать – но сейчас я не об этом. Сейчас я хочу у тебя попросить прощения за то, что мне пришлось тогда уйти служить. Зачем я пошел в армию? Не знаю. Просто больше пойти-то было некуда. Надеюсь, что поймешь ты меня правильно и зла не держишь…
Чалый проснулся с ощущением адской боли. Если раньше тело затекало и «хребет падал в трусы», то теперь нормой жизни считалась ломка. Хотя чем-то Чалый даже стал похож на спортсмена: потому что каждый день нужно было поставить рекорд – найти деньги и взять дозу. Теперь он ходил не в магазин, где от него «разбегались бутылки», а в аптеку. Шприц, «колеса», подъезд, жгут, укол. И снова по кругу. В те редкие дни, когда Чалый не «вмазывался», он беспробудно пил. Именно поэтому от него разбегались бутылки в магазинах и старые друзья на улице…
– Е-ебутся вши на голове! – сказал сам себе потрясенный своим состоянием Чалый.
– Вот ты придурок, – отозвалась измученная душа. – Кто ж марафет с бухлом мешает?!
– Ты не поверишь – все мешают!
– Я разве сказала, что твои друзья умные? Они тоже придурки поголовно. Лыжи вы все скоро склеите… Как говорят врачи – не приходя в сознание.
– Что ты каркаешь, дура?!
– А где твой друг Виталик, например? Умер твой друг Виталик, сгорел на работе. Это надо же: уколоться им было нечем, так они с Болгарином ничего лучше не придумали, как пойти в зал игровых автоматов и дать газовым ключом по голове охраннику, чтобы забрать из кассы деньги.
– Они ничего не соображали, – попытался защитить своих Чалый.
– Между прочим, охранник инвалидом остался, у него теперь железка в башке и пенсия с гулькин хрен.
– А не надо было сопротивляться!
– У него вообще-то работа такая – сопротивляться. А у Болгарина вашего теперь другая работа – сидеть, мозоль на заднице натирать. Восемь лет получил как главный злодей. Но он-то отсидит и выйдет; может, еще и поживет, если торчать перестанет. А твоего Виталика родители отмазали, он условный срок получил – и что? Попал под высокое напряжение и сгорел к чертовой матери. Не надо было с судьбой шутить.
– Долго ты еще издеваться будешь, сволочь бестелесная?
– Пока торчать не перестанешь. Или не помрешь.
– Постараюсь сегодня перетерпеть. Соловей из армии возвращается. Так что – киряем!
– Как в старые добрые времена, весело и вкусно?
– Да, как в «Макдональдсе».
Встреча друзей прошла в «детском баре „Островок“» – так местная шпана называла обычный детсад, в котором было несколько заброшенных веранд. Именно здесь обычно проходили дворовые пьянки, а девочки теряли девственность. Примета времени – девочки теряли девственность в детском саду. Такой вот глупый каламбур…
Поэтому все кусты изобиловали использованными презервативами, пустыми бутылками и шприцами-«баянами».
– Дай-ка я на тебя посмотрю, дяденька военный!
– Смотреть не надо, надо выпить!
Но они все-таки таращились друг на друга с интересом. Чалый не мог понять, откуда у Соловья появились мышцы, а Соловей гадал, зачем в такую жару Чалый напялил футболку с длинными рукавами…
Впрочем, все вопросы улетучились, как только появилась компания, водка и гитара. И упомянутые девочки тоже были.
– Я вас помню, вы Соловей! – сказала одна юная богиня.
– А как тебя зовут, прелестное дитя?
– Меня зовут Татьяной.
– Выпьем, Таня, где же кружка?
– Видал, какие девки подросли? – вмешался в интимный разговор Чалый. – Кровь с молоком!
– Предпочитаю водку с пивом! – провозглашал Соловей.
– Вы не любите женщин? – кокетливо спрашивала Таня.
– Честно говоря, не помню. Там, где я был, женщин не было – только бляди.
– Ой, как интересно, а расскажите о тех волшебных местах…
– В армии, барышня, я понял одно: человек – реально скотина. Он может унижать себя, других, потом опять себя. В армии не становишься мужчиной, просто деградируешь в какого-то мутанта. Сначала деды издеваются над тобой – потом ты издеваешься над молодыми. Это бесконечный процесс.
– А как же офицеры?
– А они наблюдают со стороны, и пока их самих не касается – не вмешиваются. Им фиолетово, что происходит внизу. Армия – это школа жизни, но лучше отучиться в ней заочно.
– Тебя били?
– Если какой-нибудь дембель скажет вам, что его никогда не били – значит, врет… Летели мы как-то из Читы в Якутск. На борту шесть срочников и несколько «шакалов». Каждый из офицеров вез ящики с фруктами и водкой. В полете из разных ящиков мы, солдаты, вытащили четыре пузыря, яблоки и груши. Успешно все съели и выпили. И что вы думаете? Один из этих погонных мудаков оказался из нашего полка, а мы-то не знали! Дома он обнаружил, что у него не хватает целой бутылки водки, прибежал в роту, построил вновь прибывших, заставил дыхнуть. Естественно, мы выдохнули алкоголем. Майор кричал, что он нас на «губе» сгноит – а сам, падла, оставил всех в роте, на растерзание дедам. Что куда хуже.
– Вы отбились?
– Только благодаря сплоченности коллектива и табуреткам. Стояли с ними наперевес дружно! Но зуб мне тогда все-таки выбили. Деды гневались – мы тут, мол, службу тянем, а вы бухаете. Часть-то уставная была!
– А что такое «уставная часть»?
– Это – жопа! Живешь по звонку: днем над тобой офицеры глумятся, а ночью старослужащие…
– Вам было больно? – как-то по-детски спросила Таня.
– Больно мне было утром, когда водка выветрилась. Похмелялись мы на плацу – бегали с рюкзаками, в которых лежали кирпичи. Майор, сука, постарался.
– И долго так похмелялись? – полюбопытствовал уже пьяненький Чалый.
– Несколько дней. Неделю, кажется.
– Не пойду я к военным, – сделал вывод Чалый. – Я за водочкой пойду, у нас кончилась.
– Сиди уже, – успокоил его Соловей. – Народу много, пусть вон кто помоложе идет. Мне по сроку службы не положено, а ты готовый уже. И не виделись мы давно, расскажешь, как тут жизнь.
Толпа действительно как-то разбежалась, ушла даже Таня. Кто отправился за водкой, кто за закуской. Чалый и Соловей остались одни. Вдруг Чалый сделался каменным, а через секунду – зарыдал.
– Где ты был?! – истерически выкрикнул он и закрыл лицо руками.
– То есть как где? В армии… – растерялся Соловей.
– Пока ты в своей армии был, мы здесь скололись все! – просипел Чалый и посмотрел другу в глаза. И была в этих глазах такая тоска, что Соловей сам почувствовал себя плохо. Показалось, что сейчас произойдет что-то ужасное… И действительно, произошло.
– Дружище, дай денег! Я знаю, у тебя есть, а мне уколоться надо, иначе вилы! Трясет уже!
Сначала Соловью захотелось ударить Чалого – сильно, до крови. Потом появилось желание убежать. И только после этого он подошел к другу и обнял его. Неизвестно откуда начался дождь. Или это были слезы? На самом деле – без разницы…
– Давно ты на игле?
– Больше года, я не помню уже.
– Много здесь таких?
– Почти все.
– А берешь где?
– Помнишь Андрюху? Он барыгой стал.
После этого больше не разговаривали – так и стояли молча, обнявшись. По крыше веранды колотил дождь, а под ней прятались два окончательно повзрослевших человека.
Тем временем народ начал возвращаться из продуктово-водочного похода. На импровизированном столе опять появились нехитрая снедь и водка – кажется, подпольного производства. В те времена в магазинах водку покупали редко – в основном в ларьках, где она была раза в два дешевле. Правда, когда человек выпивал такой «огненной воды», то наутро у него частенько стягивало лицо и оно становилось похоже на чернослив…
Но кто в таком возрасте и в такое время думает о «черносливе»! Водки было много. Впрочем, несмотря на ее количество, Чалый все равно сбегал за дозой. Да и вообще потом как-то так оказалось, что из присутствующих парней Соловей один остался не «вмазанный». Ему предлагали, но он отказался, помянув про какую-то первую любовь.
Вечер прошел в теплой, почти дружественной обстановке. Большинство пацанов, не переставая, ели мороженое – а Соловей пил, понимая, что если сейчас не набраться, то можно сойти с ума. Потому что здесь, как говаривал покойный дядя Костя, «пить скучно, а не пить – страшно».
Да, Мишаня, зря ты тогда повелся с этим Андрюшей. Научил он тебя плохому… И да, действительно страшно вспомнить – кололись все! Помнишь Шурика, нашего «продюсера»? Он уж десять лет как умер или погиб, я не знаю точно. До тридцати не дожил несколько месяцев. Торчать он бросил, но бухать не перестал. Спился совсем, крыша съехала. Как говорят, бывших наркоманов не бывает… Господи, за что ты с нами так? Мы ведь и не жили-то совсем, когда выросли. Кого в Чечне угробили, кого на разборках убили, а кто-то тихо скололся. Зачем?
Почему-то было темно. Чалый понял, что едет в машине, причем в кузове. Сегодня он не проснулся – скорее, пришел в себя. Нутро выворачивалось наизнанку. Ног он не чувствовал. Кажется, они были связаны.
– Что со мной происходит?
– Тебя везут на дачу! – как всегда, отозвалась душа.
– Зачем?
– Будут лечить.
– Кто?
– Соловей.
– А почему я связанный и валяюсь в этой будке?!
– А потому что ты наркоман.
Тут Чалый провалился. Ему казалось, что он летит куда-то вниз, в пропасть. В полете понял, что в его тело втыкают иголки. Иголки были повсюду. Мозг, осознав такую картину, попытался выскочить из своего жилища – черепная коробка уже явно готова была разлететься вдребезги. Но тут произошла «посадка». Чалый ударился обо что-то твердое, из носа и ушей пошла кровь. Потом неведомая сила подняла его вверх и швырнула о каменный пол еще раз, потом еще и еще. Одновременно с этим кто-то начал втыкать иголки уже и под ногти. Чалый закричал и вновь очнулся.
– Я уже умер? – спросил сам себя Чалый.
– Если бы умер, я б уже улетела и освободилась от такого никчемного тела! – душа явно нервничала.
– Господи, когда ж кончатся мои муки…
– Ты лучше скажи, когда из-за тебя люди перестанут страдать?
– Какие люди?
– Мама!
– Маме не до меня, у нее мужик новый.
– Много ты понимаешь… Мужик новый, а сын старый. Ты помнишь вашу последнюю встречу?
– Я что, должен все помнить?
– Ты вмазался дома и дверь закрыл, а мама твоя пожарных вызывала. Вот позорище, маленький мальчик не смог дверь открыть!
– А я один был?
– Нет, с хороводом! Конечно, один. Ты ведь жадный, дозой ни с кем не поделишься, все норовишь сам вколоть. А нормальные люди к тебе давно не ходят.
– Подожди, а Ленка?
– Вспо-о-о-омнил! Ты ее еще две недели назад послал. Все, нет у тебя больше личной жизни, дрочи в кулак.
– Да и пошла она, дура…
– Ленка дура? Да сколько она с тобой мучилась? Сколько раз с того света вынимала?! Скотина же ты неблагодарная!
– Баба с возу – кобыле легче.
– Это Ленке теперь легче! Девчонка, может, в первый раз за год в кино сходила, а то каждый вечер тебя, ублюдка, стерегла…
Тем временем машина остановилась. Связанное тело Чалого вынесли на руках и поместили в какой-то дачный домик. Развязывать не стали. Через пару минут узник услышал шум отъезжающей «Газели», а на пороге появился Соловей.
– Ну, друг, как ты в целом?
– Какой ты мне друг, сволочь! Ты куда меня привез?!
– Не ругайся. Никто тебя не услышит.
– Сука ты!
– А ты – мать Тереза?
– Сука!!!
– Устраивайся поудобнее, я тебя к дужке кровати привяжу.
И вдруг Чалый действительно успокоился. Просто устал, и все стало безразлично. Единственная мысль, которая еще вяло ворочалась, – зачем Соловей решил вывезти его за шестьдесят километров от города в пустынный дачный поселок?
На самом деле Чалый просто дошел до последней черты. Его доза составляла один грамм героина в сутки. В квартире, доставшейся от бабушки, из вещей оставалась только газовая плита. Он продал все, включая ванну, унитаз и раковину. От него ушла девушка, а после истории с пожарными уже и мама опустила руки. Кроме Соловья, у Чалого не осталось никого… И Соловью пришлось что-то делать.
Через два дня пребывания на даче интонации в их диалогах несколько изменилась.
– Я тебя умоляю, ну будь человеком, отпусти! – стонал Чалый.
– А есть куда идти?
– Я хочу домой!
– Дома у тебя сосед Андрюша, а он барыга.
– Мне нужен «белый»!
– Водку будешь?
– Да…
Соловей вливал другу третью часть бутылки. Чалый пил жадно, как будто это была не «огненная вода», а живая.
– Вколи мне еще димедрола!
После димедрола Чалый засыпал. Ему снились Ленка, мама и почему-то собака. Это был обычный пес, который прожил с ними все его детство. Во сне он подходил к Чалому и утыкался в его ладони. Мама с Ленкой стояли рядом и улыбались.
– Мишутка, сынок, как ты себя чувствуешь?
– Ничего, мам, хорошо.
– Дай лобик пощупаю…
Чалый сквозь сон чувствовал тепло маминой руки. Потом подходила Ленка и целовала его в губы.
– Почему ты меня целуешь? – удивлялся Чалый.
– Потому что хочу, чтобы ты выздоровел и вернулся ко мне.
– А я что, от тебя ушел?
– Ты от всех ушел…
Однако все старания Соловья оказались напрасными – вернувшись в город после мучительной передержки на даче, Чалый пробыл трезвым лишь несколько часов. Потом его видели лежащим в палисаднике, взор Чалого был обращен в небо, а глаза казались стеклянными. Можно было подумать, что он умер, – но судьбу дяди Кости Чалому повторить тогда не удалось.
Видимо, двор не хотел, чтобы на его территории было несколько смертей.
А все-таки хорошего в те годы было больше. И это не потому, что в юности вода мокрее, а вокзал стоит ближе к дому – нет. Искренности было намного больше, вот что. Люди дышали полной грудью, а не только жрали ртом и жопой. Помнишь, как мы радовались, когда ты гитару купил? Весь двор ведь собрался. Сегодня такое и невозможно уже, пожалуй…
Пели, конечно, Цоя, светлая ему память. «Кино» – музыка для девочек, но, по сравнению с нынешними любимцами, группой «Звери»… короче, культовая была команда.
Тогда все хотели быть похожими на Цоя, в том числе и ты. А теперь уже больше тридцати лет, как его нет, а Рома Зверь жив и чувствует себя, кажется, прекрасно. Сыграл Майка Науменко в кино – это тот еще писец! Самого Цоя играл какой-то кореец, а режиссер всего этого дела сидел под домашним арестом: якобы деньги спер, которые ему Минкульт выделил на постановку спектаклей… Кстати, «Кино» – Каспарян, Титов, Тихомиров – должны были дать несколько концертов в 2020 году, но их перенесли…
В самом начале 1995 года у друзей главной забавой и даже страстью стала музыка. Почему-то они решили, что вполне могут стать музыкантами, и создали группу. Наверное, дело было во времени – тогда все создавали группы. Над страной витал рок-н-ролл!
– Чалый, ты умеешь играть на гитаре? – спросил его однажды улыбающийся Соловей.
– Я две песни Цоя знаю!
– Значит, будешь гитаристом.
– А ты тогда кем будешь?
– Я буду петь и сочинять тексты!
Через пару дней поняли, что «двух песен Цоя» явно недостаточно, и решили переговорить с человеком, который хоть что-то понимал в музыке. Этим человеком оказался одноклассник Соловья – Федор Иванович. Тот учился в музыкальной школе по классу баяна и на гитаре играл весьма неплохо.
– Вы хотите группу? – спросил друзей Федор Иванович с видом знатока обсуждаемого предмета.
– Да, хотим!
– Тогда покажите свои тексты.
Соловей достал мятую тетрадочку и протянул ее «профессиональному музыканту». Тексты, представленные в этом «сборнике», были явно незаконченными, полудетскими. Хотя попадались и строчки со «зрелой гражданской позицией»:
Опять Кавказ
Там льется кровь
Опять приказ
Открыть огонь
Опять херней
Забит экран
Ненужный бой
Второй Афган…
– Хотите винца бодрящего? – неожиданно спросил Федор Иванович.
– Ага! – воскликнули в один голос Чалый и Соловей.
Федор Иванович откинул лежащий на полу коврик и открыл «потайную дверцу папы Карло». Ну, точнее, папы Федора Ивановича – их семья жила на первом этаже «сталинского» дома. В связи с этим забайкальским казакам (а именно из них родом был одноклассник Соловья) полагался свой подпол, в нем-то папа Федора Ивановича и прятал самодельное вино.
– Вы скажете мне, что это плохо? – процитировал Федор Иванович произведение Михаила Булгакова.
– Тогда мы твои враги на всю жизнь? – поддержал «Собачье сердце» Соловей.
– Да, – подтвердил интеллигентный музыкант. – А теперь мгновенно вот эту штучку!
Федор Иванович указал на принесенное из подполья моченое яблоко.
– Это превосходно! – подтвердил Соловей.
– Вино похоже на тот кагор, который пил покойный дядя Костя, – вмешался в литературную дуэль Чалый. – Нет, оно даже лучше кагора!
– Вино действительно бодрит, – подытожил Федор Иванович.
Затем троица отправилась на лестничную клетку подымить, и там речь зашла о названии коллектива.
– Название должно быть современным! – доказывал Соловей.
– Оно должно быть простым, желательно из одного слова! – бубнил Чалый.
– Давайте назовем группу «Коридор»! – родил идею Федор Иванович.
– Почему именно «Коридор»?!
– Потому что если прочитать «коридор» наоборот, то получиться «роди рок». Собственно, этим мы и будем заниматься.
Однако тут вспомнили, что группа «Коридор» уже где-то существует – вроде как в Новосибирске. Поэтому новоиспеченный коллектив был назван «Коридорные дети». Хотя Чалый остался недоволен:
– Я не ребенок, а взрослая состоявшаяся личность!
– Пошли репетировать, личность. Не будем время терять.
Друзья вернулись в квартиру. У Федора Ивановича нашлись две акустические гитары. к гитарам прилагались микрофоны, к микрофонам – катушечный магнитофон «Сатурн».
– Сейчас будет хорошо, – сказал Федор Иванович и включил свое чудо техники. – Сейчас сделаем перегрузку!
После некоторых манипуляций из колонок зазвучал «Дым над водой», а Федор Иванович в тот момент был серьезно похож на звезду рок-н-ролла.
– Круто! – оценил Чалый. – А Цоя можешь?
– А кто это? – сделал изумленное лицо Федор Иванович. – Ладно, ладно, шучу! Цоя так Цоя…
«Коридорные дети» хором спели «Звезду по имени Солнце», потом зачем-то «Алюминиевые огурцы» и «Восьмиклассницу». И только после этого решено было перейти к собственным композициям.
– Мне нравится «Босиком по траве», это концептуально! – заявил Федор Иванович. – Предлагаю вот такую гармонию…
Федор Иванович стал наигрывать, а Соловей попытался петь:
Многие все спорят, как дальше жить,
И многие нас учат, куда нужно плыть.
Многие часто стоят в стороне,
А многие просто – босиком по траве!
О проекте
О подписке