Сергей Леонидович действительно был очень известной и значимой фигурой в мире российской медицины. Более того, он регулярно участвовал в конференциях по всему миру. Репутация у него была безупречной. А также он славился своей прямотой. Он никогда не миндальничал с пациентами. Говорил прямо, как есть. Но что-то дрогнуло у него в груди, когда он слушал полные энтузиазма речи Давида, и он не смог повторить то, что сказал его матери десять минут назад. Просто не повернулся язык. Лишить надежды этого энергичного полного жизни молодого человека. Который к тому же был сыном его старинного приятеля, с которым он когда-то служил в советской армии. Решил взять тайм-аут и обдумать все как следует.

Когда доктор ушел, Давид обратился к Кате:

– Слушай, а кроме капельниц у вас есть какие-нибудь развлечения для пациентов, попавших в затруднительное положение? Бутерброд, например? Или чашка чаю без сахара?

– Сию минуту, сэр, – бодро откозыряла Катя. Если пациент просит есть, значит, у него все не так уж и плохо.

Когда она вышла, Давид наконец осмелился посмотреть на мать. Он боялся признаться сам себе, что если увидит ее лицо, выражающее что-то не то, что он хотел бы увидеть, то не справится с эмоциями. Но опасения были напрасными. Елена Николаевна улыбалась ему самой искренней и счастливой из своих улыбок. Она была по-настоящему счастлива. Она верила Давиду больше, чем врачу. В ее голове не укладывалась мысль, что ее прекрасный мальчик, самый здоровый и жизнерадостный из ее троих детей, может остаться навсегда в инвалидном кресле. Поэтому она предпочла встать на сторону Давида. В конце концов, врачи тоже люди и могут ошибаться. А чудеса случаются. И раз они случаются с кем-то, почему бы одному чуду не случиться с ее сыном?

Давид украдкой выдохнул с облегчением. Мама была на его стороне. Мама была с ним. Это было очень важно для него. Не сказать, что они были особенно близки, но он любил родителей.

– Мама, – сказал он с улыбкой.

Елена Николаевна подошла к кровати и обняла сына, насколько это было возможно. Потом придвинула стул, села рядом и взяла его за руку.

– Сыночек, я так счастлива, что ты все правильно понял и придумал отличный план. Я попрошу Сашу, чтобы он заехал к тебе на квартиру и привез ноутбук. Напиши список всего, что тебе нужно. После обеда он освободится и приедет.

Дверь с шумом открылась и в нее влетела дородная Мария, проворно обогнав Александра Александровича на финишной прямой.

– Ну вот, увязалась со мной, ни в какую ничего не хотела слушать, – пробурчал отец с добродушной улыбкой.

Мария тем временем кинулась к своему любимому подопечному, перемежая причитания с молитвами, утирая слезы и одновременно распаковывая контейнер с его любимым домашним печеньем.

Давид был счастлив. Он как мог успокаивал Марию на испанском, параллельно пытаясь отвечать на вопросы отца.

– Чего бормочут, басурмане, поди пойми, – подтрунивал Александр Александрович. Он бы ни за что никому не признался, что впервые в жизни пустил слезу, когда ему позвонила жена и сказала, что сын пришел в себя и прекрасно себя чувствует. Это видела только Мария, но он взял с нее клятву на крови, что она унесет с собой эту тайну в могилу. Взамен она потребовала взять ее с собой в больницу.

– Держи, сын, купил тебе телефон по пути, а то твой не пригоден оказался, симкарту вроде переставили, сказали, будет работать, но там надо понастраивать чего-то, ты уж сам разберись.

– Спасибо, пап.

– Я просто подумал, он тебе тут пригодится. Не очень-то тут весело. А вы ж, современная молодежь, и минуты не можете без своих этих смартфонов. Сказали, что это самая новая модель, надеюсь, так и есть.

– Это отличный аппарат, пап, – с благодарностью сказал Давид, – даже лучше, чем был у меня. Мария, я больше не могу есть печения, они слишком сладкие, мне обещали бутерброд принести. О, а вот и он, легок на помине! Катя, что это? Суп? Боже, ты волшебница, я и не смел мечтать о курином бульоне!

– Ладно, ты пока тут ешь, а я пойду поговорю с Сергеем, – сказал Александр Александрович, – потом пообщаемся нормально, все равно Мария никому не даст вставить слова, пока не напричитается!

Мария пропустила замечание мимо ушей.

– Я пойду с тобой, – встала Елена Николаевна.

Ей хотелось лично проконтролировать, что именно скажет врач мужу. Слишком многое было на кону. А она твердо решила бороться за сына. И ей нужны были союзники.

***

Врач отыскался не сразу. Так как в эту клинику он вообще попал впервые, ему было интересно обойти все отделения, оценить оборудование, поговорить с коллегами. К тому же ему не давал покоя вопрос его единственного в этом здании пациента. Родители Давида нашли его в кафетерии, где он пил кофе и разговаривал по видеосвязи с кем-то на английском языке. Завидев старого приятеля, Сергей Леонидович приветливо ему помахал и показал на стулья, жестом приглашая присоединиться.

Когда разговор был окончен, доктор встал и тепло обнял приятеля:

– Сколько лет, сколько зим! Наконец-то встретились!

– Да и не говори! Жаль только, что повод такой печальный. Хотел тебя познакомить со своей семьей, да все некогда было, а теперь, видишь, как получилось.

– Когда мы последний раз виделись? Кажется, на свадьбе у Акимова?

– Да, похоже на то. Даром, что почти в одном городе живем уже два года. А увидеться времени нет.

Доктор Прилучный много лет жил в Австралии, уехал в девяностые, занимался там серьезными исследовании в области нейрохирургии, сделал себе имя, женился на девушке из Новой Зеландии, в Россию приезжал редко, поэтому не был знаком даже с женой Винокурова, не то что с детьми. Два года назад у Сергея Леонидовича умерла жена – рак груди, детей у них не было, поэтому он решил все оставить и вернуться на родину.

– Сань, я не буду ходить вокруг да около, – вдруг серьезным тоном сказал Сергей Леонидович, – давай начистоту. То, что он выжил и сохранил рассудок и память, сам нормально говорит, и, как мне передали, даже ест – это уже чудо. Я сейчас разговаривал с коллегой из Германии, он мне сначала не поверил, таких случаев действительно один на миллион. Просит показать ему парня вживую. Но касаемо позвоночника прогнозы плохие. Ходить он не сможет. Два раза подряд чудо вряд ли произойдет.

Александр Александрович сжал кулаки. Елена Николаевна украдкой смахнула слезу. Сергей Леонидович отвел глаза. Всегда тяжело сообщать такие новости близким больного. Он так и не смог привыкнуть к этому за годы работы.

– Я готов на что угодно, чтобы поставить сына на ноги. Я не могу смириться просто так. Если операция бессильна, может, есть лечение в Германии, Израиле, Америке? За ценой не постоим, ты же знаешь.

– К сожалению, есть вещи, которые пока ни за какие деньги не купишь.

– Если есть хоть малейшая надежда, хоть экспериментальная медицина какая-нибудь, мы должны рассмотреть все варианты, – с мольбой сказала Елена Николаевна, – даже если это будет нетрадиционный метод!

– Ну уж! Давай без шаманов обойдемся! Вон корабли в космос запускают люди, неужели не найдется хоть какое завалящее исследование? Можем даже через фонд профинансировать, – вдохновился энтузиазмом жены Александр Александрович.

– У нас в стране точно нечего ловить, Сань. Я сегодня буду разговаривать с коллегами из Америки, сейчас у них ночь – жду, пока проснутся. Помнится, в прошлом году на конференции в Мельбурне они что-то интересное рассказывали, но тогда это было просто прожектом, ничем не подкрепленные слова, никаких клинических исследований. Поэтому я и не хотел вам говорить заранее, чтобы не давать ложных надежд. Но, возможно, с тех пор они продвинулись. К тому же клиника при университете там очень хорошая и реабилитационные центры не чета нашим. Оборудование такое, что мы только на картинках видели.

Родители пациента переглянулись с надеждой.

– Нет, нет и нет, – замотал головой профессор, – не смейте даже надеяться, пока я не поговорю с ребятами. Вдруг у них там вообще свернули эту программу.

– А что, если нам пообедать сегодня всем вместе? – воодушевленно предложил Александр Александрович, – заодно с Леной познакомишься нормально. А то тут обстановка такая давящая, что аж страшно. Того и гляди кто-нибудь подбежит на клизму уведет!

– Слушай, хорошая идея, – поддержал Сергей Леонидович, – давайте часа в два? Вы заедете за мной? А то я без машины. Никак не решусь сесть за руль в этом городе. После Австралии сложно перестраиваться в моем возрасте.

– Вот только не надо сейчас про возраст, – запротестовал Александр Александрович, – мы еще молоды и полны сил, мы еще покажем, на что способны! Давай, набери мне, как будешь готов. А я пойду еще поговорю с сыном и поеду по делам скатаюсь, как раз к двум управлюсь.

– Добро.

В палате Давида все еще витал дух Кубы. Мария целиком и полностью заполнила пространство испанской речью. Когда вошли родители, она как раз рассказывала ему историю из детства, когда пятилетний Давид решил на всех обидеться, убедил себя, что дома его никто не любит, потому что ему не разрешили положить в чай десять ложек сахара. Он ушел во двор, забился под крыльцо и сидел горько плакал. А Мария ему тайком принесла несколько кубиков рафинада. Радости мальчика не было предела. Конечно, если бы об этом прознала Елена Николаевна, всем бы досталось на орехи – она была очень щепетильна в вопросах питания детей. Но, к счастью или к сожалению, жена олигарха в тот период активно примеряла на себя роль светской львицы, и как раз когда разыгрывалась драма, к ней приехала подруга обсудить наряды для предстоящего мероприятия. Так что ребенок без зазрения совести сгрыз весь рафинад, остатками покормил муравьев во дворе, и так и быть, поверил Марии, что она его все же скорее любит, чем ненавидит. Да и вообще после потребления такого количества сахара, он как-то уже и на семью зла не держал. Родители Давида за двадцать лет жизни бок о бок с Марией так и не заговорили на испанском. Так что сейчас только Давид хохотал, слушая эту трогательную историю из детства. Мария всегда придерживалась мнения, что лучше дать детям лишнюю конфету, чем смотреть, как они плачут. И, по правде говоря, у всех троих были отменные зубы и отличные фигуры. А у Давида еще и устойчивая психика. Так что, возможно, Мария была не так уж и неправа.

– Сеньора, вы позволите парой слов перекинуться с сыном-то? – с сарказмом спросил Александр Александрович, когда ему удалось вклиниться в бесконечный поток речи.

– Конечно, конечно, мы уже достаточно обсудили, – закивала она и добавила на испанском: – Давид, умоляю тебя, если загрустишь или просто захочешь поговорить с кем-то, кто тебя любит и никогда не жалеет сладостей для своего маленького красавчика, звони мне в любое время дня и ночи!

– Спасибо тебе, Мария, – тепло ответил пациент, – что бы я без тебя делал все эти годы, вообще не представляю!

– Нет, ну ты посмотри на них, они даже разговоры заканчивают три часа, – бухтел Александр Александрович, – что ж за язык-то у вас такой разговорчивый, басурмане, неужто нельзя просто сказать “все, пока”?

Мария и Давид только заговорщицки переглянулись.

– Сын, у нас есть две новости, хорошая и плохая, – начал он.

– Пап, ты никогда так издалека не начинаешь разговоры.

Елена Николаевна молча улыбалась и держала Давида за руку. Она просто не могла сдержать радости от только что услышанного. Бывают ситуации, в которых даже призрачная надежда окрыляет.

– Хорошая новость в том, что доктор одумался и перестал нас запугивать, сказал, что есть все-таки врачи, которые исследуют такие случаи и есть хороший реабилитационный центр, правда там пока все вилами по воде, будем узнавать, но ты же меня знаешь – я пока своего не добьюсь, не успокоюсь! Уж такой я человек!

– Это точно, – подтвердил Давид, – а плохая какая?

– А плохая в том, что центр этот в Америке окаянной, будь она неладна. Одного ребенка у меня уже забрала, теперь на второго покушается, но что не сделаешь ради здоровья детей!

– Вот как, – только и сказал Давид.

Америка не входила в его планы. Он надеялся вылечиться дома, в Москве, и параллельно писать дипломную. Хотя, по большому счету, что ему мешает связываться по скайпу с преподавателями? А к защите уже прилетит сам, на своих двоих дойдет до университета. В принципе, тоже неплохо. С сестрой можно будет повидаться, английский попрактиковать, страну посмотреть. Давид ни разу не был в Америке. В Англию, в Ирландию, на Мальту его регулярно отправляли на языковые курсы. А дальше Евразии никогда нигде не бывал. Прекрасный шанс! Как раз некуда спешить, под предлогом реабилитации можно вообще провести пару месяцев шикарно, не спеша, прям как в фильмах, где герой живет активной жизнью, а потом с ним что-то случается, и он замедляет темп, начинает прозревать, понимать какие-то скрытые смыслы, ну и всякое такое в том же духе.

– А знаешь, что, пап? Эти обе новости просто потрясающие! Я вас обожаю!

– Это мой сын! – самодовольно пророкотал Александр Александрович, – никогда не сдается, не унывает, и всюду ищет возможности! Так, девчонки, мне нужно отъехать по делам, вы пока тут побудете? К двум вернусь за Леной, и поедем обедать с доктором, нужно много чего обсудить! Мария, ты можешь взять водителя Лены, наверное. Да, душа моя?

– Поезжай уже, мы разберемся, уж не бросим ее на произвол судьбы, – мягко подтолкнула его к выходу жена.

Марии пришлось перейти на русский в присутствии Елены Николаевны, так что разговор потек медленнее. Словарный запас в русском у нее был не такой обширный, как в испанском. Да и не все темы они с Давидом открыто обсуждали в присутствии его родителей.

В два часа пополудни Елена Николаевна уехала с мужем, а Мария посидела с подопечным еще час, и тоже отправилась домой, воспользовавшись личным автомобилем хозяйки дома.

***

Когда Давид остался в палате один, ему стало вдруг невыносимо одиноко и жутко страшно. Пока вокруг него хлопотала родня, он ощущал себя как в детстве, когда подхватил насморк или переел ягод и у него разболелся живот. Тебя окружают вниманием и заботой. Хотя чего уж там греха таить, никогда он ни на что особо не жаловался в детстве. Одиночество он в целом переносил легко, иногда даже с удовольствием. Но сейчас, когда он был прикован к кровати в чуждой обстановке, с непонятным диагнозом, без внятных прогнозов, с адской болью и унизительным катетером, ему стало не по себе. Он нажал кнопку вызова персонала. Через минуту вошла Катя.

– Слушай, спина разболелась, нет ли у тебя таблетки какой-нибудь?

– О, сэр, вы по адресу. Уж чего-чего, а лекарств у нас тут полно! Сейчас добавлю обезболивающее в капельницу.

– А может, просто таблеточку?

– Так как твой лечащий врач уехал, я осталась за главную, – шутливо подбоченилась Катя, – и я тут решаю, куда кому какое лекарство вкалывать, а кому таблеточки раздавать!

– Все, все, угроза понята, прения сторон окончены, – поддержал ее пациент, силясь улыбнуться.

Спина болела, шея не поворачивалась, правое плечо ныло. В таком состоянии ему было очень непросто держать лицо, но он старался как мог. Вообще, в принципе, у него редко когда что-то болело. Если только мышцу потянул на тренировке.

Когда обезболивающее подействовало, стало легче.

– Классно говоришь по-испански, – похвалила Катя, записывая показания датчиков.

– Да, спасибо, у меня няня была кубинка, я на испанском заговорил раньше, чем на русском, хотя жили в России.

– Ничего себе, как круто! На каких языках еще говоришь?

– На английском. Ну, и латынь примерно как у тебя, если это считается. В школе учил еще немецкий, но без особого успеха, он мне не очень нравится.

– А я так и не выучила английского, не дается он мне.

– Может, просто не было мотивации?

– Не знаю, я смирилась.

– А как ты выкручиваешься за границей?

– Никак, я никогда не бывала за границей.

– Что? Как такое возможно? Прям ни разу? Даже в Турцию не ездила?

Катя весело рассмеялась.

– Я даже в Беларуси не бывала!

– Ты шутишь.

– Давид, в твоей картине мира это, наверное, просто дичь, но у восьмидесяти процентов россиян нет загранпаспорта. Большинство людей никогда не были за границей. У них просто нет возможности.

– Кать, это и правда удивительно. Ладно еще пожилые люди, которые всю жизнь прожили в совке и у них другое мышление. Но молодым неужели не интересно поехать посмотреть, как живут другие люди? Познакомиться с другой культурой? Не в кино или в интернете, а вживую? Самой своими глазами увидеть города в других странах, подышать другим воздухом, искупаться в другом море?

– Не знаю, я никогда об этом не думала. Мои родители всегда еле концы с концами сводили, нас было четверо детей в семье, да еще больная бабушка. Мы жили в двухкомнатной квартире всемером, так что для меня сейчас даже возможность снимать отдельную квартиру с сестрой уже считается роскошью. У нас с ней один туалет на двоих, и это просто красота!

– Катя…

– Да нет, все в порядке. Мы живем нормально, не жалуемся. Просто я всегда думала, что эти поездки не для меня. Есть люди, для которых это норма жизни, а есть люди, которые никогда не выедут за пределы своей страны или даже города.

– Пусть так, но ты ведь однажды куда-нибудь поедешь?