– А зачем ей искать любовников по переписке в таком случае?

– Она замужем.

Шпатц снова открыл портсигар и сунул в зубы сигарету. Парадоксальная вещь! Вот опять Флинк пытается убедить Шпатца поучаствовать в настоящей авантюре, а он не хочет от нее отказываться. Сходить на свидание к замужней фрау – это, конечно, не сдать кровь на грязные примеси, но однозначно не одобряемое обществом действие. Сначала Шпатц хотел свести брови и категорически отказаться. Но… не стал. Неожиданно почувствовал азарт. Шпатц выпустил несколько колечек дыма.

– Как насчет завтра, Шпатц? – Флинк виновато улыбнулся и заглянул Шпатцу в глаза. Как нашкодивший ребенок.

– Увы, завтра я весь день занят. И не уверен, что к вечеру буду в состоянии очаровывать скучающих фрау. Послезавтра.

– Отлично! Шпатц, ты даже не представляешь, как я тебе благодарен!

– Пока еще не за что. Вдруг я не понравлюсь твоей фрау, и она вместо денег пришлет тебе гневную отповедь, что в реальности ты хам, невежда и отвратительный тип?

– Какие глупости, герр Шпатц! Твое наивное обаяние сводит женщин с ума. Даже сука Ирма по-настоящему по тебе вздыхала. Несмотря на сопутствующие обстоятельства.

– Очень лестно, учитывая, что Ирма собиралась меня убить…

– Она очень переживала по этому поводу. Ей было жаль, что тебя так быстро собирались скинуть со счетов, а она даже не успеет по-настоящему тобой воспользоваться.

Шпатцу не хотелось вспоминать про Ирму. Не столько даже потому, что в тот злополучный маскарад он получил две пули, и не потому что Ирма бросала на него плотоядные взгляды. Неприятно было другое – она умудрилась выйти сухой из воды. Никто не смог доказать ее причастность к убийствам двух старых фрау, впрочем, Шпатц не знал, чего ей это стоило.

– Почти два часа ночи, – сказал Шпатц. – У меня завтра тяжелый день, я должен был спать уже три часа назад.

– Прости! Конечно! – Флинк вскочил. – Встретимся послезавтра, я посвящу тебя в необходимые детали.

Шпатц кивнул. Выключил свет. Запер дверь. Махнул Флинку на прощание и направился через площадь к своему дому.

Глава 2

Aus den Augenhöhlen

Will sich die Seele stehlen

Ich stopfe Stück für Stück

Die Seele in den Kopf zurück

(Из глазниц

Хочет незаметно ускользнуть душа,

Я запихиваю постепенно

Душу обратно в голову)

Gib mir deine Augen – Rammstein

Шпатц осторожно пошевелился и тут же замер снова. Вид собственных ботинок над головокружительной пустотой парализовал. Пальцы сжались еще крепче. Настолько, что стало больно ладоням.

В какой момент все пошло не так? Ластваген, полный хмурых и молчаливых рабочих, въехал через ворота на территорию люфтшиффбау. Кто-то из пассажиров был сразу одет в рабочие комбинезоны с номерами эллингов, кто-то, как и Шпатц, ехал в обычной одежде. На плацу их ожидал шихтлайтер – мужчина средних лет с осанкой военного. Он был одет в коричневую форму и держал в руках планшет. Деловито сосчитал приехавших и начал по очереди выкрикивать имена.

– Грессель!

– Здесь, – отозвался Шпатц и махнул рукой.

– Эллинг семнадцать, третья бригада.

Вдоль ряда эллингов – циклопических ангаров, в которых строились люфтшиффы, по рельсам катались две платформы-дрезины, доставляющие рабочих по местам назначения. Шпатца, как человека без опыта, определили в самый «низ» – сборную бригаду, формируемую по мере необходимости. Он получил тряпичный нагрудный знак с номером эллинга и забрался на платформу вместе с остальными. Пыхтя паровым двигателем, платформа набрала ход и покатила вдоль ряда эллингов, притормаживая возле каждого из них, но не останавливаясь. Гигантские ворота были пронумерованы. Рядом с семнадцатым Шпатц соскочил с платформы вместе с еще тремя рабочими.

Издалека было непонятно, как попадают внутрь эллингов – не открывают же гигантские ворота для каждого подошедшего человека. Все оказалось проще – для для людей была приспособлена небольшая калитка, которую охранял сосредоточенного вида фельдфебель. Он оглядел вновь прибывших, и отдал приказ дожидаться следующего рейса платформы. «Коллеги» Шпатца тут же уселись на траву рядом с воротами и закурили. Шпатц остался стоять и оглядываться. Масштабы люфтшиффбау поражали, конечно. Вдалеке, через ровное как стол поле, виднелась еще одна стройка – там возводили ряд новых эллингов – вытягивали длинные шеи подъемные краны, тягачи подтаскивали элементы каркаса, суетились крохотные фигурки рабочих. Издалека конструкция ангаров для люфтшиффов смотрелась невесомым кружевом.

– Новенький, нннда? – Один из рабочих поднялся и подошел к Шпатцу почти вплотную.

– Первый день, – Шпатц кивнул. – Я Шпатц Грессель.

– Смотрите, парни, чей-то сыночка пожаловал, – говоривший был ниже Шпатца, но смотрелся значительно шире в плечах. Плоская серая кепочка сдвинута на затылок, демонстрируя давно немытые волосы неопределенного цвета.

– Все мы чьи-то сыночки, – Шпатц пожал плечами и дружелюбно улыбнулся.

– Ну-ну! – собеседник протянул руку, желая, видимо, потрепать Шпатца по щеке. Шпатц уклонился от панибратской «ласки» и перестал улыбаться. – Белоручку опять прислали.

Двое других рабочих рассмеялись, обнажив желтые от постоянного курения зубы. Тут снова подкатила платформа, и разговор, к счастью, прервался. Теперь количество людей показалось фельдфебелю достаточным для того, чтобы снять, наконец-то с пояса связку ключей и открыть калитку. Пригнувшись, Шпатц прошел внутрь.

Воспринимать размеры помещения рассудок отказывался. Шпатц попытался прикинуть, сколько этажей могло бы быть в доме, достигавшем крышей до потолка эллинга, но махнул рукой. Может быть, потом. Надо будет спросить, сколько метров до крыши… Но самым впечатляющим здесь были отнюдь не размеры. По центру на гигантских «козлах» покоилась металлическая рама-ферма будущего люфтшиффа. Несколько поперечных ребер-колец уже были установлены, так что по внешнему виду уже было ясно, что это за конструкция – хищная сигара люфтшиффа-бомбардировщика, способного нести несколько тонн смертоносных снарядов и в течение многих часов сбрасывать их на вражеские города. Но долго глазеть по сторонам Шпатцу не дали – бригадир, в чье распоряжение он попал, немедленно загрузил его нужными делами – тащить тележку туда. Вращать ворот лебедки. Нести носилки. Снова тащить тележку. Снова крутить. Тащить. Подавать.

На ладонях Шпатца, не привыкшего к физическому труду, почти сразу вздулись и лопнули мозоли. Довольно быстро он перестал пытаться сообразить, в каком именно процессе участвует. Сначала ему казалось, что происходит какой-то хаос – все куда-то идут, что-то несут, взбираются на головокружительной высоты лестницы на колесах, поднимают инструменты, детали и емкости в корзинах подъемников… Потом стало ясно, что никаким хаосом здесь и не пахнет – слаженная муравейная деловитость всех участников процесса стала очевидной.

А потом Шпатц так устал, что на обдумывание не осталось сил. Так что он просто тащил, крутил или тянул то, что от него требовали, мысленно проклиная Крамма и его приятеля, которые решили, что он будет в состоянии здесь что-то разузнать под видом обычного разнорабочего. Когда для третьей бригады наконец-то объявили перерыв на обед, Шпатц даже не сразу в это поверил.

Обедом кормили в оборудованной в углу эллинга столовой – два длинных стола с неудобными, разумеется, лавками, на которых одновременно могло разместиться человек сто. Получив на раздаче свою порцию густой похлебки из тушеного мяса с картошкой и ломоть хлеба, Шпатц поборол желание устроиться отдельно от всех. В конце концов, его задачей было понять, что здесь происходит, а не просто заработать кровавые мозоли на ладонях и устать до тошноты. К сожалению, тот парень в кепке, разговор с которым как-то не задался, оказался с ним совсем рядом.

– Вот и наш белоручечка, – сказал он, и бригада неприятно заржала. – Не привыкли ладони работать по-настоящему-то? Ну что, расскажешь какую-нибудь сладкую сказочку, а, маменькин сыночка?

Шпатц снова пошевелился. Надо заставить себя встать на узкую балку обеими ногами, пройти по ней метров тридцать до решетчатого «ребра» и спуститься по косым перекладинам вниз. Шпатц потрогал языком разбитую губу. Осторожно разжал пальцы одной руки. Зашипел, когда присохшие к перекладине струпья свежих мозолей снова лопнули. Ощупал лицо. Скула не сломана, но синяк, скорее всего, уже сейчас внушительный. Несколько раз глубоко вдохнул. Выдохнул. Прикрыл глаза. Потом снова зачем-то посмотрел вниз и машинально вцепился в перекладину. Напрягся, зашипел от боли с левой стороны – а вот ребро, кажется, сломали, когда тащили к корзине подъемника…

Драки на обеде не получилось только из-за бригадира, который наорал на всех потенциальных участников и разогнал по рабочим местам. И снова потянулись часы, когда Шпатц катал тележки, крутил ворот и размешивал в ведре алюминиевую краску. Не получилось контакта. По каким-то признакам рабочие определили в нем чужака и теперь зыркали злыми взглядами из-под козырьков кепок, многозначительно сплевывали и потирали кулаки.

Его подкараулили почти в самом конце смены, когда он катил пустую тачку. Все произошло так быстро, что Шпатц даже не успел ответить. Подсечка, сильный толчок в спину, и вот он уже лежит, скрючившись, на полу, накрытый какой-то пыльной ветошью, стараясь прикрыть голову от ударов ногами. А потом он пришел в себя уже здесь, на балке перекрытия под самым потолком эллинга. Хотелось зарычать от бессилия, но заставить себя встать он не мог, а позвать на помощь не позволяла гордость. Безвыходная ситуация.

Эллинг опустел – рабочие утренней смены отправились по домам, вечерняя смена или еще не пришла, или конкретно в этом ангаре ее не подразумевалось. Шпатц слышал, как за циклопическими воротами пыхтит транспортная платформа, как что-то лязгает металлом о металл и даже как кто-то поет хором. Еще раз разжал пальцы. Не смотреть вниз. Нужно всего лишь переместить руки повыше, повернуться боком и закинуть затекшие ноги на балку, шириной в одну ступню.

– А ежели он свалится, франт этот? – спросил худой парень с рваным шрамом на губе. Один из тех троих, которые затаскивали почти бесчувственного Шпатца в корзину подъемника.

– Да и пес с ним, ннда? – второй, тот же самый, с сальными волосами и в кепке. – Нешто у нас мало кто падает с верхотуры? Разве мы знаем, зачем он туда полез? Может он вообще шпион, разнюхать чего хотел!

– И то правда!

У Шпатца почти получилось поставить одну ногу на балку, но ботинок соскользнул, он опять глянул вниз. Даже в вечерних сумерках было головокружительно высоко. Проклятье…

Лязгнул замок, скрипнула калитка.

– Я только проверю кое-что, герр фельдфебель, – сказал незнакомый голос. Раздались неспешные шаги подкованных ботинок. Луч мощного фонаря скользнул по стенам.

– Эй? Есть кто? Грессель?

Шпатц разлепил пересохшие губы и откашлялся.

– Я здесь, – получилось почти шепотом. Луч фонарика метнулся в его сторону.

– Ох ты ж! – незнакомец хлопнул себя рукой по бедру. – Ты как туда вообще забрался? Не можешь слезть?

– Не могу. Был бы очень вам благодарен, если бы вы…

Незнакомец выключил фонарь и постучал в калитку.

– Герр фельдфебель, не могли бы вы мне помочь?

Меньше чем через четверть часа Шпатц на нетвердых ногах стоял на земле. Его спасителем оказался начавший седеть мужчина с глубокими складками поперек высокого лба. Он был одет в форменный комбинезон семнадцатого эллинга.

– Как тебя угораздило туда забраться, герр Грессель?

Фельдфебель, который, как Шпатцу казалось, должен был бы тоже проявить интерес к этой истории, равнодушно осмотрел Шпатца и вернулся на свой пост снаружи калитки.

– Простите, герр… эээ…

– Ропп, герр Грессель. Клаус Ропп.

– Простите, герр Ропп, – Шпатц вежливо кивнул. – Я поспорил с ребятами, что смогу туда забраться, но переоценил свои силы.

– Да? – Ропп иронично посмотрел в лицо Шпатцу. – Ай-яй-яй, как неосторожно с вашей стороны…

С одной стороны, Шпатца подмывало сдать обидчиков, рассказав про устроенную ни за что, ни про что «темную» и злую шутку с подъемником, с другой – у него было время подумать, пока он сидел под потолком. Если поведает начальству об этих развлечениях, то, может быть, того парня с сальными волосами и его приятелей и накажут, а может и нет. Катая тачку и крутя ворот, он успел выяснить не так уж и много. Но понял важный для себя момент – он ничего не знает о жизни рабочих. И в родном Сеймсвилле, и здесь, в Шварцланде, ему приходилось иметь дело с чиновниками, клерками, инженерами, врачами, кем угодно, но не с простыми работягами. Они казались чем-то само собой разумеющимся, безымянной и бессловесной массой, которую при необходимости можно заменить. Задача втереться в доверие необразованному быдлу выглядела простой, Шпатц всегда считал себя обаятельным парнем, и у него никогда не возникало проблем с общением. Но все оказалось сложнее – катая грохочущую тачку, он прислушивался к разговорам, и не понимал их. Они говорили вроде теми же словами, а не на странном диалекте, как в Унии Блоссомботтон, только их разговоры звучали еще менее понятно, чем говор необразованных горцев. Но один вывод он для себя сделал – если сейчас он расскажет Роппу о том, что его избили, а потом подняли на верхотуру и бросили, то найти с ними общего языка и не удастся. И не факт, что кто-то из них вообще понесет наказание, может быть, это обычное дело, и так здесь принято приветствовать новичков.

– Да, герр Ропп, я прошу прощения за самонадеянность и готов понести наказание.

– Наказание, – задумчиво проговорил Ропп и несколько раз качнулся с пяток на носки. Потом схватил Шпатца за руку и повернул ладонью вверх. – Белоручка ты, герр Грессель. Как тебя занесло в разнорабочие?

– Семейные обстоятельства, герр Ропп, – Шпатц опустил глаза. – Я работал клерком в департаменте учета транспорта и поссорился со своим начальником. Меня уволили, и я не смог найти другую работу.

– Понятно… – Ропп одними губами улыбнулся. – Понятненько. Пойдем-ка со мной, герр Грессель, поболтаем…

Каморка Роппа была в низком одноэтажном здании, притулившемся сбоку ряда эллингов. В тени их грандиозности Шпатц этой постройки по началу даже не заметил. В комнате Роппа ничего, кроме топчана, небольшого стола и стула не было – просто спальня на тот случай, если он остается ночевать на люфтшиффбау. На топчане лежала скатка из постельных принадлежностей, на столе – миска и кружка. Разговора о подробностях работы в транспортном департаменте Шпатц не опасался – он знал достаточно со слов Мозера, чтобы выдержать даже самый пристрастный допрос. Семейную же историю сочинил незамысловатую – тайный роман с дочкой начальника, которого его кандидатура не устроила, что и привело к плачевным последствиям для карьеры. Крамм не раз объяснял, что чем проще вымышленная биография, тем легче в нее верят.

– Знакомая история, – Ропп наклонился и нашарил в сумке-мешке под столом плоскую стеклянную фляжку. – Один необдуманный поступок, одна подпись на невзрачной бумажке, несколько сказанных шепотом слов – и вот ты уже нет у тебя никаких перспектив и никакой карьеры.

– Надеюсь, что для меня еще не все потеряно, герр Ропп, – Шпатц взял из рук Ропща фляжку и сделал глоток шнапса. Поморщился, и с благодарностью кивнул.

– Неожиданный выбор места работы, Грессель.

– Это получилось случайно, герр Ропп. Я просто взялся за первый попавшийся вариант, даже не разглядывая предписания. Но сейчас понимаю, что мне повезло.

– Повезло? – Ропп засмеялся. – Какие чудеса творит вовремя выпитый глоток шнапса. Разве этого испуганного воробушка я снял не более получаса назад из-под потолка?

– Не смейтесь, герр Ропп. Да, я здорово устал, мои руки не привыкли к тяжелой работе, да и на высоте я, оказывается, не такой смелый, как думал, – Шпатц посмотрел на свои многострадальные ладони. – Но люфтшиффы – это что-то удивительное. И сейчас, когда я чувствую, что в одном из этих небесных исполинов уже есть частичка моего труда, мне хочется собой гордиться. Хм… Как-то чересчур романтично звучит, да?

– Ну почему же… – Ропп перестал улыбаться. – Я понимаю, о чем ты говоришь. И наверняка каждый, кого ты сегодня видел в эллинге, понимает.

– Наверное, я бы хотел сделать здесь карьеру…

– А ты хороший парень, Грессель, – Ропп хлопнул Шпатца по плечу. Потребовалось немало усилий, чтобы не сморщиться от боли в сломанном ребре. – Если выдержишь, можешь далеко пойти. Тебе надо поторапливаться, чтобы успеть на последний ластваген. Я присмотрю за тобой, чтобы больше ты случайно не полез куда-то повыше.

Шпатц смотрел в окно на сгущающиеся сумерки. Отчасти он был собой доволен. Хотя бы в том, что остался в живых, а не валялся на полу эллинга мешком сломанных костей. С другой – ругал себя и Крамма за легкомыслие. Оконное стекло холодило ушибленную скулу, болели сбитые ладони, даже дышать было больно. Еще и свидание это завтра… Проклятье. Отличный же из него получится соблазнитель – со сломанным ребром, разбитой губой и синяком во всю скулу. Шпатц невесело усмехнулся и оглядел немногочисленных пассажиров последнего ластвагена из люфтшиффбау. Парочка сонных клерков из бухгалтерии, парень в форме полетного механика, наверное из испытателей, двое оберфельдфебелей. Все рабочие дневной смены уже уехали. Вечерняя смена остается ночевать в эллингах и уезжает утренними ластвагенами. «Хорошо, что завтра я не работаю», – подумал Шпатц и снова стал смотреть в густые сумерки, неспешно превращающиеся в темноту.

Проснулся Шпатц поздно. Солнце пробилось сквозь непредусмотрительно оставленную щель в занавесках. Шпатц чихнул и тут же скривился от боли в ребре. С вечера он как смог перетянул льняным полотенцем корпус, чтобы не будить самого себя неосторожными движениями во сне. Обнаружил еще несколько ссадин и синяков на боках и ногах. Поднялся с кровати, сделал несколько осторожных движений, разминая мышцы. Пришел к выводу, что все не так уж и плохо. Но попенял себе, что забросил физические упражнения – так и жирком обрасти недолго. Пообещал в ближайшем будущем исправить это упущение и посмотрел на часы. Почти полдень. Через час должен был зайти Флинк, они договорились вместе пообедать.

Шпатц выглянул в окно. Мобиль Крамма стоял рядом с конторой, значит его начальник был на месте. Шпатц подумал, что надо бы пойти отчитаться, но настроения обсуждать свой провальный первый рабочий день не было. Хотелось есть.

– Герр Макс Вангенхайм? – Шпатц обернулся, почувствовав на своем плече легкое касание. Обладательницей низкого грудного голоса оказалась невысокая блондинка с весьма женственными формами. На вид ей было лет двадцать пять.

– Фрау штамм Эйхендорф? – Шпатц встал из за столика и вежливо поклонился. Его ребро тут же отозвалось болью. То, что дама из вервантов Шпатц узнал практически перед самым выходом из дома. И чуть было не отказался. Но Флинку опять как-то удалось его убедить. Сначала он объяснил, что в его синяке и разбитой губе нет ничего страшного, так даже романтичнее – всегда можно сочинить для дамы героическую историю о схватке с хулиганами, напавшими в подворотне на беззащитную старушку. Что до остальных травм, то на сегодняшнем свидании вполне можно ограничиться романтичным ужином, не переходя к активным физическим действиям. Все-таки, дама воспитанная и вряд ли набросится на Шпатца прямо в ресторане…

– Вы даже красивее, чем я ожидала, – фрау протянула руку и едва коснулась подушечками пальцев обезображенной кровоподтеком скулы Шпатца. – Рада, что ты не отменил свидание. Ты мне нравишься даже с таким… узором на лице.

– Вы… Ты… Извините, фрау штамм Эйхендорф… – Шпатц почувствовал, как его щеки начинают гореть. – Мы уже давно на ты в письмах, но я не ожидал, что вы… Ты окажешься настолько красивой, фрау Дагмар.

– Это так мило, герр Макс, – Дагмар стрельнула глазами в сторону стула.