16

Уже одевшись и умывшись, Хана зачесывает волосы в хвост, который вечно растрепывается, потому что волосы слишком короткие. Лиам называл их «пушком», ероша кончики. Хорошая попытка, Хана, только неудачная.

Она переделывает хвост, сует ноги в сандалии и идет в коридор. В комнату из гостиной просачивается аромат кофе, горький и терпкий.

Джо. Она ранняя пташка. Наверняка она там, варит кофе. Веди себя как ни в чем не бывало, говорит себе Хана, надевая на лицо улыбку. Не реагируй.

Но это оказывается не Джо, а Майя. Она сидит в плетеном кресле на солнце, завязав кудри зеленым шарфом.

Она с улыбкой поднимает взгляд:

– Ты опоздала к кофе…

– Ничего страшного, сделаю еще одну чашку. – Хана смотрит на открытую книгу, лежащую у Майи на коленях: – Что это у тебя?

– Рисую. – Теперь Хана понимает, что это блокнот для набросков. – Не могла заснуть. Когда выпью, вечно одно и то же. Просыпаюсь посреди ночи и больше не могу заснуть.

– Понимаю, о чем ты, я тоже плохо спала. Мне кажется, затея с пляжем была лишней. – Она на мгновение умолкает. – Ты слышала, как Джо и Сет ссорились?

– Немного. Ему вроде звонила какая-то подруга. – Майя качает головой. – Не знаю, чему Джо так удивилась, он же всегда таким был. Куча «друзей» женского пола.

Она показывает пальцами кавычки.

Хана медлит, пытаясь понять значение слов Майи.

– Ты сказала, что он всегда такой… Ты что, хорошо знаешь Сета, в смысле, помимо Джо?

Майя колеблется, краснея. А потом говорит, понизив голос:

– Ну, я бы не сказала, что хорошо знаю. Мы забирались вместе в горы несколько раз. Приятель приятеля. Так Джо с ним и познакомилась, через меня. На вечеринке.

– Ты не говорила.

Не только про то, как познакомились Джо и Сет, но и про вечеринку. Эта мысль ранит.

– Мне не казалось это важным. А что касается Джо, наверное, это не та романтическая история, которую ей хотелось бы показать подписчикам, – просто какая-то встреча по пьяни в пабе.

– И какое мнение у тебя о нем сложилось? В смысле, еще до Джо.

– Он придурок. Все эти улыбки, попытки очаровать, и в то же время за спиной… Пустышка, вот он кто. – Майя поводит плечами и смотрит в сторону коридора, а потом снова понижает голос: – Ходили слухи, что перед соревнованиями по скалолазанию он вел себя агрессивно. Пытался вывести из себя соперников.

Она теребит сережку-гвоздик в ухе.

– И каким образом?

Хана теперь тоже шепчет и поглядывает на коридор, считая, что в любой момент может появиться Джо.

– Похоже, вчера с Джо он тоже вышел из себя. Набросился на нее из-за того, что она перебрала.

– Может, он просто встревожился. Она и впрямь была на бровях.

Лицо Майи мрачнеет. Хана меняет тему, кивнув на блокнот с набросками, пока кофемашина не начинает с бульканьем варить кофе:

– Я и не знала, что ты до сих пор рисуешь.

Искусство всегда было страстью Майи. Началось все после пожара – замысловатые, полные грез рисунки.

– Так, периодически, то тут, то там. Удача и слава мне точно не достались. – Она поднимает голову. – Забавно, правда? В молодости кажется, что у тебя все получится, целая вечность впереди. Я и впрямь думала, что после колледжа всего добьюсь. Успех, признание – все это каким-то волшебным образом займет свои места.

– И все еще может получиться. Тебе всего двадцать восемь.

Майя смеется:

– Мечты… Для этого нужно время, Хана. Сосредоточенность. Деньги. Правда в том, что у меня есть способности, но я не гений.

Ошарашенная Хана суетится над чашкой, подставляя ее под носик кофемашины. А когда смотрит на Майю, то впервые видит, как она похудела, резкий утренний свет подчеркивает впалые щеки. Хорошо заметен ожог – полоска стянутой, словно расплавленной кожи, поднимающаяся по икре. У Джо тоже есть шрам, только на руке – рваный, в форме пузыря. Шрам Беа едва заметен – несколько пятен на правой ступне.

Постоянное напоминание о пожаре, который навсегда изменил жизнь Софии.

Только Хана выбралась без шрамов. И от этого раньше она чувствовала себя виноватой, но, глядя сейчас на Майю, задумывается, почему все так сосредоточились на внешних шрамах вместо происходящего внутри. В свое время они решили, что Майя хорошо справляется. Дети быстро приспосабливаются, говорила мама, но, может, Майя просто держала все внутри, подавляла, а теперь это начало проявляться.

– Ну, хватит уже обо мне. Мы так и не закончили вчерашний разговор. Как твои дела?

Хана тронута. Никто уже долгое время искренне не интересовался, как у нее дела. Она пожимает плечами:

– Плохие дни и не очень плохие. Думаю… – Хана умолкает, пытаясь правильно сформулировать мысль. – Думаю, все усугубляется еще и тем, как это произошло, я до сих пор не знаю всех подробностей. Если бы я знала все в точности, было бы проще это осмыслить.

Все, что у нее есть, – это кошмарные и яркие картины, которые рисует воображение. Просто однажды солнечным апрельским утром Лиам один поехал по велосипедной тропе парка Холдон-форест.

Он выбрал самый сложный маршрут, попытался преодолеть специальную преграду под названием «Свободное падение» – деревянную дощатую конструкцию с трамплином высоко над землей. По результатам расследования, он так и не доехал до конца трамплина, а упал, приземлившись на голову. Он сломал шею, раздробив шестой позвонок.

Мгновенная смерть.

– Доброе утро.

Грезы нарушены, и Хана оборачивается. В дверном проеме стоит Сет в одних трусах с рисунком из крохотных пальм. Его темные волосы всклокочены и наэлектризованы.

– Джо еще не вернулась?

– Ты о чем? – спрашивает Хана.

– Она отправилась на пробежку, но не предупредила меня. А обычно оставляет сообщение.

– На пробежку, по такой-то жаре?

– Она всегда так делает после пьянки. Обычно в ее сториз после каждой пройденной мили появляются снимки «вымотанной Джо», которая ноет, что приходится бегать с похмелья. – Он смотрит в свой телефон: – Кстати, сегодня до сих пор ничего нет. Может, она поняла, что выпивка…

– Похоже, она встала очень рано, – бормочет Майя. – Я с шести на ногах.

– Наверное, – пожимает плечами он. – Но должна была бы уже вернуться. Пора завтракать.

Майя встает:

– Мне нужно принять душ, но буду готова через пятнадцать минут, если вы пойдете.

Сет кивает:

– Постучусь к Калебу и напишу Джо, что мы уже встали.

Все расходятся, и Хана остается наедине со своим кофе. Она уже собирается вынести чашку наружу, как замечает в кресле блокнот Майи. Любопытство пересиливает приличия, и Хана подходит ближе. Поставив кофе на стол, она открывает блокнот и листает его, одним глазком поглядывая на коридор. Это наброски знаменитой скалы, один чуть меньше другого. Рисунки-матрешки.

Она листает дальше, но остальные страницы пусты. Собираясь уже закрыть блокнот, Хана медлит, заметив рисунок в самом конце. Портрет Джо.

Кожа Ханы покрывается мурашками. Хотя Майя нарисовала Джо очень точно – нос с легкой горбинкой, полные губы, небольшая ямочка на подбородке, – в рисунке есть какая-то странность. Все черты словно налиты тяжестью, как будто Майя слишком сильно нажимала на карандаш, чуть не порвав страницу.

Эффект вышел интересный – Майя запечатлела Джо, но в то же время как будто пыталась победить ее с помощью карандаша, с каждым штрихом склоняя ее портрет к подчинению.

17

– Прости, не знала, что Майкл будет таким навязчивым, – говорит Фарра, когда они следуют за Джастином по главной дорожке.

– Так бывает. Людям часто нужно выговориться после чего-то подобного, это способ пережить случившееся. – Элин старается говорить бодро, но ей по-прежнему жутковато после разговора с ним. – А что ты думаешь насчет его слов о том, как кто-то бродил тут посреди ночи?

Фарра качает головой:

– Какая-то бессмыслица. Туда невозможно добраться. Уже невозможно…

Она обрывает фразу, потому что Джастин останавливается у входа в главное здание, и стеклянные двери автоматически разъезжаются в стороны. Внутри они попадают в другой мир. Вестибюль выглядит изумительно – широкий и открытый, с дверьми из светлого дерева. Потолок стеклянный, стена слева тоже стеклянная, и помещение залито солнечным светом.

Белоснежные стены справа резко выделяются на фоне панелей с пола до потолка того же бледно-розового тона, что и внутренняя отделка. Панели приблизительно делят пространство на две равные зоны: зал для посетителей, с видом на скалу через стеклянную стену и потолок, и стойка администратора с противоположной стороны. У задней стены стоит шеренга высоких кактусов.

Взгляд Элин прикован к огромному гобелену на стене за стойкой администрации. На нем абстрактные завихрения и линии, перемежающиеся с более мелкими, почти примитивными знаками.

Лишь подойдя ближе, она понимает, что это за знаки.

У нее подскакивает пульс. Это вовсе не абстрактные формы, а Жнец. Миниатюрные версии скалы, рассыпанные по ткани.

С неприятным чувством рассматривая гобелен, Элин видит все новые и новые изображения, некоторые того же цвета, что и фон, прячутся.

Фарра ловит ее взгляд:

– Красота, правда? Современный британский художник по текстилю, который когда-то ходил в школу на острове. Но когда работа висит здесь, это нечто, правда? – Фарра смотрит через стеклянную стену. – Прямо под скалой.

И лишь тогда Элин как следует рассматривает через стеклянный потолок и стену массу камня, нависающего над ними. И невольно отшатывается. С этого ракурса огромная скала подавляет – кажется, что еще метр, и она врежется в здание.

– Элин? В чем дело? Джастин готов. А ты?

– Я тоже.

Она выдавливает улыбку, и они идут по коридору, отходящему от вестибюля.

Джастин ведет их в комнату в самом конце коридора.

– Я все подготовил.

Элин быстро оглядывает комнату. Задняя стена увешана многочисленными экранами, на каждом разные зоны курорта. Комната наполнена знакомым запахом офиса: кофе в смеси с пластмассой.

Привычно уменьшив изображение на одном экране, Джастин выводит на него другое.

– Камера находится перед зданием, выходящим на павильон. И поворачивается слева направо. – Его пальцы проворно бегают по клавиатуре. – Это прямой эфир.

Элин видит павильон, на коленях стоит Леон и что-то рассматривает.

Пальцы Джастина замирают над клавиатурой.

– На какое время отмотать?

– Давайте попробуем примерно с одиннадцати часов вчерашнего вечера.

Он начинает перематывать запись. Из-за внешнего освещения картинка довольно четкая, но все-таки присутствует серая зернистость ночного времени.

– Скажите, если что-нибудь заметите, я остановлю.

По экрану быстро мелькают изображения. Все одинаковые – все тот же фон с серыми помехами.

23.00, 00.00, 00.30, 1.00…

– Стойте… Я что-то увидела. Вот…

Элин показывает.

Джастин отматывает назад и замедляет видео до нормальной скорости.

В левом нижнем углу экрана мимо камеры, пошатываясь, идет женщина, в ее руке что-то болтается. Несмотря на сумеречное освещение, Элин уверена, что это погибшая женщина – та же длина волос, та же одежда.

Женщина останавливается в центре павильона для йоги и идет к заграждению. Кладет на балюстраду шарф. Тот соскальзывает и падает с другой стороны.

Через несколько секунд камера поворачивается вправо, и сцена больше не видна. Элин разочарованно наклоняется вперед, и камера медленно скользит обратно. Когда женщина снова появляется, она уже наклонилась через балюстраду, как будто пытаясь достать шарф.

Внезапно ее ступня рывком дергается назад, и женщина наклоняется через балюстраду еще сильнее. Этого оказывается достаточно, чтобы она начала запрокидываться, и теперь падение уже не остановить. Вес тела и инерция несут ее вниз головой через заграждение, ноги вытянуты вверх, лицо и тело прижимаются к другой стороне стеклянной панели.

Руками она по-прежнему цепляется за балюстраду. На краткий миг Элин кажется, что женщина сумеет выбраться, но этого не происходит. Через секунду ее правая рука отпускает ограждение, левая неуклюже выворачивается в суставе, и она делает кувырок, ноги наконец оказываются снизу.

Элин смотрит затаив дыхание – становится ясно, что женщина долго не удержится.

Время как будто замедляется. Элин не знакома с женщиной, но в это мгновение кажется, будто хорошо ее знает. Забравшись ей в голову, представляет панику, нарастающее отчаяние, когда ладони становятся скользкими от пота и она чувствует, как скользит вниз.

Такой вес не удержать. Она падает.

Все молчат, по-прежнему глядя на пустое пространство в том месте, где только что была женщина. Никакие слова не могут заполнить эту пустоту.

18

Утренний воздух тих и наполнен мускусным ароматом цветов. Вся компания медленно двигается по петляющей каменной тропе к главному зданию, пересекая тонкие полоски света, просачивающегося сквозь длинные сосновые ветви.

Вчерашняя атмосфера пьяного веселья пропала, и неловкость подчеркивается низким уровнем сахара в крови и отсутствием главного специалиста по социальным связям – Джо. Лишь в ее отсутствие Хана понимает, насколько Джо умела заполнять трещины между ними.

Когда они поворачивают за угол, Сет начинает болтать, перескакивая с одной темы на другую. Главные события цифровой жизни. Поездка в Сан-Франциско. Биооружие. Он говорит быстро, словно это может вдохнуть в их компанию жизнь, но увы. Они снова умолкают, погружаясь в мир разных звуков. Пение птиц. Голоса из какой-то виллы. Шлепанье сандалий Майи по камням.

Майя берет Хану под руку. Ее кожа на удивление холодная.

– Сету не нравится, что Джо нет рядом, да? – шепчет она. – Ты никогда не видела его с этой стороны.

Хана кивает. И впрямь удивительно. Она всегда считала, что это Сет придает Джо энергии, а выяснилось, что все наоборот. Без нее он выглядит рассеянным.

Майя поворачивается к Сету:

– От Джо до сих пор ни слова?

– Погоди-ка… – Сет хлопает по шортам – левый карман, затем правый. – Черт, я оставил телефон на вилле.

Все останавливаются.

– Мы подождем. – Калеб передергивает плечами, и Сет идет обратно. – Не торопись.

– Мне в любом случае надо отправить несколько писем. – Майя набирает текст на телефоне, но в ее движениях и легких подрагиваниях головы, на взгляд Ханы, видно раздражение.

Хана останавливается рядом с ней:

– В чем дело?

Майя пожимает плечами:

– Да все как обычно. Это по работе. Если в ближайшее время куда-нибудь не устроюсь, придется в очередной раз переезжать в квартиру поменьше.

– А что с той работой, на которую тебя рекомендовала Джо?

Лицо Майи каменеет.

– Она была временной. Несколько месяцев назад меня уволили. И с тех пор я ничего не нашла.

Хана не может понять сложности Майи с работой. Она ведь такая сильная во всех остальных сферах – покоряет горы, умеет отстаивать свое мнение, – но ей не хватает упорства в карьере. Диплом художника так ни к чему и не привел, и хотя она работала в разных местах – в галерее, в книжном, в кол-центре, – ее душа, похоже, к этому не лежит.

Майя смотрит на Хану:

– Хана, а ты иди займи нам столик. Я подожду здесь вместе с Калебом, чтобы Сет не решил, будто мы его бросили.

– Ладно, оставайтесь, – отвечает она, понимая, что это значит. – Встретимся там.

Хана медленно идет по дорожке. На жаре это тяжело, но она все равно чувствует, как будто с груди сняли тяжкий груз. Ужасно так говорить о собственной семье, но в одиночестве ей дышится легче.

Наверху, у павильона для йоги, она видит группу людей. Туда стекаются все новые, и она выворачивает шею, пытаясь узнать, на что они смотрят.

Наконец взгляд выхватывает всю картину: вокруг павильона натянута перекручивающаяся бело-голубая лента, а перед ним с серьезным лицом стоит представитель «Люмен». Но больше всего бросается в глаза яркое пятно.

Единственная вспышка цвета на приглушенно-нейтральном полу павильона.

На одно странное мгновение взгляд фокусируется на смятом полиэтиленовом пакете и яркой, кричащей ткани, лежащей внутри. Хане становится еще жарче, не только от солнца на лице, но и от понимания.

Это шарф, который вчера вечером был на Джо, мать привезла его из отпуска в Лигурии. Яркие цветовые пятна напоминают брызги краски.

Но почему шарф здесь?

Она замечает рядом с ним мужчину в мятом белом спецкостюме.

И тут у нее в голове все складывается воедино. Этот мужчина, бело-голубая лента и засунутая в пакет ткань. Ее тошнит, кружится голова, словно остров внезапно стал лодкой, и земля уплывает из-под ног.