Цитаты из книг автора «Сара Пеннипакер»

Что такое война? Серый помолчал. Иногда лис поражает болезнь, от которой они забывают свои обычаи и набрасываются на других. Война — такая же болезнь у людей. Пакс вскочил на ноги.

Она говорила: даже если всё-всё плохо, мы всегда можем возродиться и начать заново.

Гольфстрим протечёт через соломинку, при условии что соломинка развёрнута в направлении Гольфстрима, а не поперечных течений.

рывком засучила левую штанину своего комбинезона. Ниже колена вместо ноги у неё торчал деревянный столбик, которым она стукнула о дощатый пол рядом с Питером. — Вот, мальчик. Нога. Её тяжело таскать, знаешь ли. Массив сосны. Но я же таскаю, правда? Тут женщина разглядела на своей деревянной ноге что-то, что, кажется, ей не понравилось. Она вытянула из-за пояса нож, наклонилась и чиркнула им по дереву, выхватив узкую полоску чуть выше того места, где должна была быть её лодыжка. Закончив, она разогнулась и опять смотрела прямо на Питера. И кончик её ножа смотрел прямо на Питера. — Ну-с, попробуем ещё раз. Мне страшно любопытно: если ты был на тренировке по бейс­болу, как же это получилось, что ты без биты? Взгляд Питера скользнул с ножа на лицо женщины и опять соскочил на кончик ножа. Лезвие зловеще изгибалось, отсвечивало длинно и тонко. Ладно, может, она сумасшедшая. Может, и хуже. Сердце в груди у Питера спотыкалось, во рту пересохло, как в пустыне, но у него всё же получилось ответить: — У меня её нет. Женщина сверкнула полуусмешкой и подмигнула. — Уже лучше. Хоть чуть-чуть похоже на правду. Как тебя зовут? Питер сказал. — Ну, Питер Без-битер, что там с твоей ногой? Не отрывая взгляда от ножа, он стал разматывать накрученную флисовую куртку. Он даже не касался ступни, но боль снова выстрелила снизу вверх. Питера бросило в дрожь. Только сейчас он понял, что страшно замёрз. — Я её подвернул. Женщина присела на корточки, её деревянная нога выставилась неловко вбок. Питер отвёл глаза. — Не двигайся. Он даже не успел сообразить, что происходит, а она уже сунула холодное лезвие сво­его ножа внутрь его носка и вскрыла его одним движением. Питер крепко сжал губы, чтобы не закричать. Нога лежала раздутая, как баклажан, и такого же цвета. — И ты на этом ходил? Питер указал рукой на обломанную ветку, которая лежала рядом на полу: — Я сделал себе палку. Рука задрожала, и он её опустил. Женщина кивнула и взялась обеими руками снизу за его пятку. — Сейчас я её приподниму, — предупредила она. — Готов? — Нет! Не трогайте! Но женщина уже ощупывала его ногу. Время от времени она командовала: — Пошевели большим пальцем. Так, теперь всеми. Теперь покрути ступнёй, вправо-влево. — Питер морщился от боли, но делал всё, как она просила. — Тебе повезло, — сказала она, опуская ногу Питера на свёрнутую куртку. — Перелом пятой плюсневой кости, без смещения. Это крайняя кость стопы, одиночный чистый перелом. — Повезло? Что значит повезло, когда перелом? Женщина отклонилась назад, подтащила свою деревянную ногу к его руке и воткнула нож в древесину. — Даже не знаю… Надо подумать, что это может значить: повезло… когда всего лишь перелом… — Ладно, я понял. Простите. — В таком возрасте

Ещё как. Самые простые истины доходят труднее всего, особенно когда они касаются тебя. Если не хочешь знать правду, то сделаешь всё возможное, чтобы её от себя скрыть.

Ещё как. Самые простые истины доходят труднее всего, особенно когда они касаются тебя

Она повторила ему это раз, наверное, сто. До чего же это ценно, осо­знал вдруг Питер, когда у тебя есть кто-то, на чью честность ты можешь безоглядно рассчитывать.

Это не просто кусок дерева. Это и облака, которые принесли дождь, который поливал дерево, и птицы, которые вили на нём гнёзда, и белки, которые питались его орехами. Это и еда, которой кормили меня бабушка и дедушка, чтобы я была здоровой и сильной и смогла повалить это дерево, это и сталь топора, которым я его срубила. Это и то, как хорошо ты знаешь своего лиса, потому-то ты вчера и сумел его вырезать. И ещё это история, которую ты расскажешь своим детям, когда отдашь им этого лиса. Всё это отдельные вещи, но при этом связанные, не­раз­делимые. Понимаешь?

. Все мастера служат своему мастерству. Как только ты решишь, что именно хочешь сделать, твой замысел берёт над тобой власть. Ты уже знаешь, что хочешь сделать?

И мне вдруг отчаянно захотелось узнать, кто он. Откуда родом, что он любил, кто любил его. Рот у него был открыт, как будто он хотел заговорить со мной. И тогда я поняла: хоть он и мужчина, хоть и другого цвета кожи, хоть и вырос в другой стране — может быть, мы с ним были очень похожи. И это сходство гораздо важнее, чем то, в каких армиях мы служили. Двое, но не двое. Но я его убила, и уже никогда не узнать..