Ах, Маргарет, как бы мне хотелось, чтобы все было иначе! Что ни говори, а такого, как Энтони, мне уже не найти. Даже в моменты наших кратких встреч в магазине меня не покидает ощущение, что я знаю этого человека всю свою жизнь.

Но, как ни крути, а все упирается в его брак с Викторией. Во вторник вечером любопытство мое пересилило: надев пальто, я поехала на трамвае к дому, где живет Энтони. Ты даже представить себе не можешь всю роскошь этого места – она буквально бьет через край. И все же нетрудно понять, что дом этот – дело рук Виктории, а не Энтони. Сам бы он ни за что не поселился в таком особняке.

В зале ярко горел свет, и в окно я увидела Викторию. Для меня стал полной неожиданностью тот факт, что женщина эта по-своему очень привлекательна: резкие черты лица, черные как смоль волосы. На фоне ее изысканного наряда моя скромная юбка показалась мне совсем невзрачной.

В этот момент в комнату вошел Энтони. Он положил руку жене на плечо, и в моей душе все оборвалось: нестерпимо было видеть, как он прикасается к ней. Тут-то я и поняла, что влюблена в него без оглядки.

Ничуть не удивлюсь, если ты осудишь меня или вовсе проникнешься презрением. Да, я люблю женатого мужчину. Ну вот, я все тебе рассказала.

Не знаю, что из этого получится и получится ли вообще что-нибудь. Но я чувствую, что влюбляюсь все сильнее и сильнее. Боюсь, и с Энтони происходит то же самое.

Надеюсь, я не успела измучить тебя своими признаниями. Ах, Маргарет, твой ум всегда преобладал над чувствами к мужчинам. Как бы мне хотелось, чтобы и я могла контролировать свое сердце!

Ладно, пора заканчивать. Завтра моя очередь открывать магазин, так что я должна встать пораньше.

Ах да, Мадагаскар – это здорово! А Сиэтл еще лучше.

С любовью, Руби.

P.S. Я в восторге от того, что ты потратила весь свой чек на цветы. Просто счастье, что я могу называть тебя своей подругой.

Слезы застилают мои глаза, мешая прочесть последние строки. Выходит, Руби была влюблена, а я об этом ничего не знала, даже и не подозревала. Вдобавок у Маргарет и у нее тоже не складывались отношения с сестрами. Меня в чем-то можно уподобить Люсиль. Как и она, я страдала из-за предательства сестры. Другое дело, что Руби не умышленно задела чувства сестры. Чего не скажешь о той же Эми. В моей душе вновь закипает застарелый гнев. Гнев и печаль, что я потеряла человека, который был мне очень дорог. Ладно, это дело прошлое. Руби и Маргарет пытались хоть как-то примириться с сестрами, но я на это никогда не пойду. Иногда приходится накрепко запереть за собой дверь и выбросить ключ.

Подгоняемая любопытством, я вытаскиваю с полки еще несколько книг, но безрезультатно. Никаких писем там нет. Я начинаю обшаривать нижнюю полку, и в этот момент до меня доносится звяканье колокольчиков. Неужели я не заперла дверь?

– Эй! – Я быстро поднимаюсь на ноги. – Кто там?

Это Гэвин, и я испытываю мгновенное облегчение.

– Прости, – говорит он, – я вовсе не хотел тебя напугать.

В руках он держит пару бумажных пакетов, от которых исходит аромат чеснока и базилика.

– Я подумал, что ты могла проголодаться, и принес тебе кое-что перекусить.

Я бросаю взгляд на часы и только тут понимаю, что время уже подошло к полудню, а во рту у меня не было ничего, кроме чашки кофе.

– Спасибо. – Я выбираюсь из-за полок на свободный пятачок. Про письма я совсем забыла и теперь спешно прячу их в карман.

Гэвин оглядывается в поисках места, на которое можно было бы поставить еду, но не находит ничего лучше, кроме детского столика, возле которого стоят такие же миниатюрные стульчики.

– Как тебе? – улыбается он.

– Нормально, – улыбнувшись в ответ, я усаживаюсь на крохотное сиденье. Гэвин делает то же самое, и мы, глядя друг на друга, хохочем.

Гэвин открывает первый пакет и передает мне одну из тарелок. За ней следует салфетка, в которую завернуты вилка, ложка и нож.

– Надеюсь, тебе нравится паста путанеска, – замечает он.

– Моя любимая, – улыбаюсь я. – Как это ты угадал?

– Когда дело доходит до еды, я становлюсь телепатом. – Гэвин успел переодеться, и теперь на нем белая рубашка и синие джинсы. – Мне достаточно увидеть человека, чтобы подобрать для него идеальную пищу.

– Неужели? – хмыкаю я.

– Конечно. Сегодня утром, у озера, ты выглядела немного грустной. В такой ситуации я предложил бы тебе спагетти аль помодоро.

– Спагетти аль помодоро?

– Именно, – кивает он. – Нет ничего лучше спагетти, когда нужно поднять кому-то настроение. Ну а путанеска – это для новых начинаний.

Я аккуратно разворачиваю салфетку, а Гэвин окидывает взглядом магазин.

– А вот если бы ты пришла и сказала, что у тебя был плохой день, что ситуация вышла из-под контроля, я предложил бы тебе болонский соус.

Я снова не смогла сдержать улыбку.

– А как насчет более запутанных случаев?

Я вспоминаю о тетушке Руби, которая, судя по письму, вполне могла оказаться с разбитым сердцем. Еще я вспоминаю о событиях пятилетней давности, когда пострадала я сама.

– Как насчет разбитых сердец?

– Это посложнее, – замечает Гэвин. – Но тут, как подсказывает опыт, нет ничего лучше баклажанов.

– Баклажанов? – смеюсь я.

– Самый удачный вариант, – торжественно кивает он.

Я с улыбкой наблюдаю за тем, как он накладывает мне пасту, а затем берусь за вилку.

– Очень вкусно. – Я говорю это совершенно искренне. – Ты сам готовишь или занимаешься только административными вопросами?

– Мы с моим партнером занимаемся всем понемногу. Готовим, обслуживаем столики, ну и так далее, – улыбается Гэвин. – Это неизбежно, когда ты – мелкий собственник.

Я киваю, а в моей памяти всплывает маленький итальянский ресторанчик, который я вынуждена была недавно закрыть. Его хозяин, как и Гэвин, был мастером на все руки. Он как раз чинил дверцу духовки, когда я ступила на порог, вооруженная кипой банковских документов.

– Тогда передай мои комплименты шеф-повару, – говорю я, отбрасывая неприятные воспоминания.

Лицо у Гэвина на мгновение становится мрачным, но вскоре вновь озаряется улыбкой.

– Так что ты планируешь сделать с этим местечком?

Я внутренне морщусь, представляя, как местные воспримут новость о продаже магазина. Так и вижу эти заголовки в газетах: НЬЮ-ЙОРКСКИЙ БАНКИР УНАСЛЕДОВАЛА ВСЕМИ ЛЮБИМЫЙ МАГАЗИН И НАВСЕГДА ЗАКРЫЛА ЕГО ДВЕРИ.

– Я… ну…

– Пожалуй, его стоило бы немного обновить, – поднявшись, Гэвин проводит рукой по соседней полке.

– Да, я…

– Я мог бы помочь, – продолжает он. – У меня в подвале тонны инструментов. Нам пришлось полностью ремонтировать здание, прежде чем мы смогли открыть ресторан. Так что я дока в этом деле.

– Спасибо, – благодарю я. – Но я пока не очень представляю себе, какие переделки тут потребуются.

Но Гэвина мысль о переделке магазина воодушевляет все больше и больше.

– Нужно будет обновить книжные полки, – замечает он, – снять их и как следует отполировать. Кое-где покрасить стены… Ах да, поменять стойку – и магазин вновь станет, как новенький.

Я не решаюсь сказать ему о том, что все его планы совершенно ни к чему. Что в скором времени я позвоню в грузовое такси и найму человека за восемь долларов в час, чтобы тот закинул в машину все эти книжки и отвез их в местную библиотеку. А все, что нельзя будет раздать, отнесут на свалку.

На свалку. От этого слова наследство тетушки Руби тускнеет на глазах. Что бы она сказала, если бы узнала о моих планах? Я почти вижу, как она похлопывает по медальону, который – я совсем об этом забыла! – висит теперь на моей шее. Я нервно кручу золотую цепочку.

– Готов предположить, что это место значит для тебя очень много. – Слова Гэвина возвращают меня к действительности. – Ты же тут выросла, не так ли?

– Да, – ошеломленно отвечаю я. – А как ты узнал?

– Догадался. Твоя тетя могла оставить магазин только тому, кому он дорог так же, как и ей. Вдобавок, – усмехается он, – ты больше похожа на жительницу Сиэтла, а не Нью-Йорка.

На самом деле странно слышать такое. Нью-Йорк изменил меня: сделал жестче, энергичней. Неужели он этого не замечает?

– Получается, ты хорошо знаешь оба эти типа?

– Можно сказать и так, – улыбается Гэвин.

Интересно, Руби была знакома с этим человеком? И что она о нем думала?

– Ты хорошо знал мою тетю? – спрашиваю я.

– Да так, совсем немножко, – отвечает он. – Мы пробыли здесь всего год. Руби закрыла магазин где-то через полгода после того, как мы с Адрианной открыли ресторан. Ей все здесь очень сочувствовали, поскольку понимали, какая это для нее трагедия. Но Руби уже не справлялась с делами. Лилиан и Билл убедили ее в том, что ей лучше перебраться в дом престарелых.

Я чувствую угрызения совести. Я могла хотя бы позвонить, но так и не позвонила. Мое сердце начинает биться быстрее, и я делаю несколько глубоких вдохов. Таблетки наверху, так что придется принять их попозже.

– Лилиан и Билл – это хозяева кукольного магазина? – Я вспоминаю взгляд, которым наградила меня при встрече Лилиан.

Гэвин кивает.

– Видишь ли, Руби получила серьезную травму.

Я в ужасе прикрываю рот ладонью.

– Я привык заглядывать к ней по вечерам, просто чтобы убедиться, что с ней все в порядке, – продолжает он. – В один прекрасный день я зашел в магазин, но не заметил Руби у письменного стола. Откуда-то из задней части дома до меня донесся слабый крик. Я бросился туда и увидел, что она лежит у подножия лестницы, с которой упала еще утром. Я тут же позвонил в «Скорую», и ее отвезли в больницу. Через несколько месяцев, подлечившись, она вернулась домой, но к тому времени в ней что-то изменилось. Это было заметно по ее взгляду. Я помог ей кое-что переставить в магазине. У Руби были свои представления о том, где должна находиться та или иная вещь, – Гэвин отстраненно смотрит в сторону письменного стола. – Мне трудно это объяснить, но она, похоже, знала, что жить ей осталось совсем немного.

Я промокаю салфеткой уголки глаз.

– Прости, – говорит он. – Я не хотел тебя расстраивать.

– Все в порядке, – быстро отвечаю я. – Просто я очень ее любила, и… Надеюсь, она об этом знала.

– Конечно, знала, – Гэвин ободряюще кладет руку на мое плечо.

– Жаль, что я не выбралась сюда до того, как… – Я поднимаю голову, и взгляды наши встречаются.

– Но ты же теперь здесь. – Он кивает головой на потолок. – Я уверен, Руби только порадуется тому, что ты сделаешь для ее магазина.

– Конечно, – вздрагиваю я и нервно хватаю кусок хлеба.

– Я так понимаю, что ребенком ты проводила тут немало времени?

Я киваю.

– Наша мама, она… словом, она все время была занята, и мы с сестрой подолгу жили у тети.

– Так у тебя есть сестра? А где она живет, в Сиэтле?

– Да, она живет здесь, но мы… – Я устало качаю головой. – Мы уже давно не разговариваем.

Улыбка сползает с его лица, а во взгляде появляется странная печаль.

– Представляю, как тебе нелегко. Что у вас случилось?

– Видишь ли, – нервно улыбаюсь я, – это долгая история, а мне еще нужно как следует поработать…

– Прости, – он встает из-за стола, – я не хотел быть назойливым.

– Все в порядке, – говорю я, – но это и правда долгая история. Как-нибудь в другой раз, хорошо?

– Конечно, – собрав тарелки, он направляется к двери. – Если захочешь погулять у озера, я охотно составлю тебе компанию.

Я невольно улыбаюсь, поскольку подобная прогулка представляется мне не чем иным, как пустой тратой времени. В моей жизни нет места нецелесообразному. Именно поэтому мои утренние пробежки больше напоминают спринт. Но Гэвин смотрит на меня с выжидательной улыбкой, и я вспоминаю, что люди в Сиэтле привыкли жить в другом, более медленном темпе. Я вспоминаю, что когда-то и я была одной из них.

– Ах да, прогулка, – говорю я. – Пожалуй, неплохая мысль.

Он машет мне на прощание рукой и закрывает за собой дверь. Колокольчики Руби рассыпаются привычным звоном, и звон этот долго еще стоит у меня в ушах.