Служанка поднялась на ноги, сжимаясь, словно от боли. Подол ее поношенного домотканого платья качнулся. Манона увидела, что лодыжки девицы скованы цепью. Правая нога была вывернута вбок. Чуть выше лодыжки тянулся толстый шрам.

– С чего бы смертные прислали мне увечную служанку? – спросила Манона, пряча хищную улыбку.

– Я… я лишь делаю, что мне велели.

Голос у нее был какой-то бесцветный.

Манона усмехнулась и прошла к столику, чтобы налить себе воды. Развевающийся кроваво-красный плащ и коса должны были еще больше нагнать страху на хромую служанку.

Девица быстро сложила тряпку и вместе со щеткой сунула в карман фартука.

– Госпожа, я могу прийти в другое время, чтобы не мешать вам.

– Нет уж. Прибирайся сейчас, смертная. Нечего ко мне лишний раз шастать.

Глотая воду, Манона следила за действиями служанки.

Прихрамывая, девица двигалась по комнате – робкая, пугливая. Никчемность, на которую посмотришь один раз и больше не захочется.

– Что у тебя с ногой? – спросила Манона, прислоняясь к спинке кровати.

Служанка даже не подняла головы.

– Это был несчастный случай, – ответила девица, продолжая выгребать золу из очага и пересыпая ее в принесенное с собой ведерко. – В восемь лет я споткнулась и упала с лестницы. Мой дядя не доверял врачам. Он говорил, что само пройдет. Нога зажила, но осталась… такой. Еще хорошо, что я себе шею не свернула.

– А цепь зачем?

Маноне было ровным счетом плевать на цепи служанки. Она спрашивала скуки ради.

– Это чтобы я не убежала.

– Как отсюда сбежишь? Горы кругом.

Манона видела, как дрогнули худенькие плечи служанки. Чувствовалось, ее задело напоминание о цепи, но она изо всех сил старалась этого не показывать.

– Вы правы, госпожа. Но я родилась не здесь, а в Перранте.

Служанка наполнила очаг поленьями. Манона представила, как нелегко было увечной девчонке тащить дрова наверх. Теперь служанку ждало новое мучение – нести вниз ведерко с золой.

– Если вам понадобится что-то почистить или пол помыть, спросите Элиду. Караульные знают, где меня найти.

Манона следила за каждым шагом хромоножки. Еще немного, и девица откроет дверь и исчезнет. Но Маноне вдруг стало любопытно.

– И твоего дядю даже не наказали за то, что не пустил к тебе врачей?

– Его никто не посмел бы наказать. Мой дядя – правитель Перранта, – обернувшись через плечо, ответила служанка.

– Так, значит, Варнон Лошэн – твой дядя?

Элида кивнула.

Манона смотрела на нее, все больше убеждаясь, что девица далеко не так проста, как кажется.

– Зачем твой дядя пожаловал сюда?

– Не знаю, – простодушно ответила Элида.

– А тебя зачем с собой потащил?

– Не знаю.

Элида поставил ведерко на пол и прислонилась к двери, перенеся вес тела на здоровую ногу.

– И кто же тебя послал убирать у меня? – нарочито мягким, почти ласковым тоном спросила Манона.

Она чуть не засмеялась, когда плечи Элиды опустились еще ниже, а голова почти вросла в туловище.

– Я… я не шпионка. Клянусь вам своей жизнью.

– Твоя жизнь для меня ничего не значит.

Манона медленно подошла к служанке. Элида добросовестно играла роль скромной, услужливой смертной девчонки, готовой подчиняться и не перечить. Манона железным ногтем приподняла ей подбородок:

– Учти, Элида Лошэн. Я предупреждаю только один раз. Если я обнаружу, что ты шпионишь за мной, ты вообще останешься без ног.

В нос Маноне ударил отвратительный запах человеческого страха.

– Любезная госпожа, к-клянусь, я н-ничего у вас не трону.

– Уходи.

Манона провела ногтем под подбородком Элиды, оставив струйку крови. Ведьма поспешно отошла, но кровь с ногтя слизала.

Маноне стоило больших усилий сохранять маску равнодушия. Вкус свежей крови был таким манящим.

Сочтя свое предупреждение достаточным, Манона сама открыла дверь. Элида ушла, позвякивая тяжелой цепью. Манона смотрела ей вслед.

Поначалу Манона решила даже подыграть увечной девице. Пусть думает, будто одурачила ее своей показной робостью, учтивыми словами и полной безобидностью. Нет, не напрасно она спросила про дядю! Дальше Маноне уже стало не до игры. Все ее охотничьи инстинкты обострились. Элида умела владеть лицом, но предпочитала держать голову опущенной, чтобы ненароком не выдать своих истинных мыслей. Маноне она говорила то, что ведьма хотела от нее услышать. Казалось, Элида прощупывала потенциального врага.

Клятвы Элиды гроша ломаного не стоили. Дядя вполне мог приказать ей шпионить за Маноной. Вот и первое доказательство: сильнее всего запах Элиды ощущался возле стола, где лежала развернутая карта континента. Ноздри Маноны улавливали запах корицы и бузины там, где девица дотрагивалась до карты своими хрупкими пальчиками.

Манону посетила новая мысль: а вдруг Элида шпионит не для Варнона? Вдруг кто-то послал ее сюда? Но кто? Ответов Манона не знала. Пока было ясно одно: смертные за нею следили. И за ведьмами ее отряда – тоже.

Кузница на кузнице! Когда Аброхас опустился посередине военного лагеря смертных, у Маноны от дыма слезились глаза. Дракон шипел и расхаживал по узкому кругу, сердито поглядывая на солдат в темных доспехах. Те, отойдя подальше, глазели на диковинного зверя. Но когда рядом приземлилась Соррель, смертные убрались подальше. Ее дракон не шипел, а рычал на солдат.

Аброхас тоже зарычал, недовольный близким соседством с драконом Соррели. Прежде чем спрыгнуть на землю, Манона ударила его по бокам.

– Без потасовок! – предупредила она.

Неподалеку теснились наспех построенные лачуги, в которых жили кузнецы. Драконам была отведена полянка с глубоко врытыми столбами. К столбам надлежало привязывать крылатых тварей. Манона не стала привязывать Аброхаса. Что касается Соррели – пусть сама решает, привязывать своего или нет.

Заменив Астерину Соррелью, Манона словно нарушила привычное равновесие своего мира. Мир накренился. Начать с того, что их драконы – оба самцы – затеяли соперничество, хотя до открытой стычки пока не дошло. Драконихе Астерины Аброхас всегда уступал место. Даже терся о ее голубые бока.

Манона не стала дожидаться, пока Соррель успокоит своего дракона. Ей хотелось поскорее осмотреть изготовленное оружие и убраться отсюда. Шум, донимавший ее на высоте, здесь был просто нестерпимым. Он доносился отовсюду. Куда ни глянь – сполохи огня и непрерывно движущиеся фигуры смертных. Часть кузниц располагалась в окрестных пещерах. Та, что делала оружие для ведьм, находилась на открытом воздухе, прикрытая наспех сооруженной крышей. Крыша держалась на таких же наспех врытых столбах.

Кузнец уже ждал их возле ближайшего столба. Увидев ведьм, махнул им. От постоянного общения с огнем кожа на руке кузнеца приобрела красноватый оттенок. Судя по шрамам, в сражениях с металлом кузнец не всегда выходил победителем. Возле столба, на походном столе было разложено оружие из адарланской стали. Лезвия мечей и клинков были отполированы до блеска. Соррель встала за спиной Маноны и молча следила, как та вертела в руке кинжал, проверяя вес и сбалансированность оружия.

– Тяжеловат, – сказала Манона.

Кузнец внимательно слушал, глядя на нее темными смышлеными глазами. Манона взяла другой кинжал, затем меч и нахмурилась.

– Для моих шабашей требуется оружие полегче.

Кузнец слегка сощурил глаза. Он подержал в руке отвергнутый ведьмой меч, постучал по узорчатому эфесу и покачал головой.

– Красота мне не нужна, – заявила Манона. – Прочность лезвия и легкость – вот что мне требуется. Убери все эти финтифлюшки. Глядишь, меч станет полегче.

Кузнец покосился на Рассекатель ветра, висящий за спиной Маноны. Никаких украшений на эфесе. Предельная простота. Но Манона помнила, с каким восторгом кузнец глазел на лезвие ее меча, когда она спускалась сюда в прошлый раз. Он сразу оценил совершенство оружия Маноны.

– Только смертные могут заботиться о внешней красоте мечей и кинжалов, – усмехнулась она.

Глаза кузнеца вспыхнули. Сейчас бы он без всякого страха возразил ей… если было бы чем. У него был отрезан язык. Манона даже знала за что. Спасибо Астерине – та умела выведывать у смертных нужные сведения, очаровывая одних и до смерти пугая других. Отрезать кузнецу язык приказал один здешний генерал, чтобы случайно не выболтал важные секреты смертных. Значит, кузнец был неграмотным и передавать сведения мог лишь на словах. Но что его удерживало здесь? Ведь даже без языка опытный кузнец легко мог найти себе работу в любом месте. Наверное, семья. Кузнецу пригрозили, что в случае чего его близким не поздоровится.

Манону мало заботили обстоятельства жизни кузнеца.

– Драконы в бою и так понесут на себе достаточно груза. Наши доспехи, их собственные, необходимые припасы. Чем меньше нагрузка, тем дольше драконы смогут находиться в воздухе. Это очень важно.

Кузнец вглядывался в изготовленное оружие, потом взмахнул рукой и исчез в лабиринте горнов, наковален и расплавленного металла.

Ведьмы остались ждать. Соррель тоже взяла кинжал, примеряя к своей руке. Ее каштановые волосы были увязаны в тугой пучок. Ее лицо, привлекательное в глазах смертных, как всегда, оставалось спокойным и собранным.

– Ты знаешь: я поддерживаю любые твои решения, – начала она. – Но Астерина…

Манона подавила вздох. Когда она объявила, что в кузницу с нею отправится Соррель, ведьмы ее отряда восприняли это с внешним спокойствием. Только Васта, придя в гнездо, встала рядом с Астериной. Может, желая ее поддержать. Или из молчаливого протеста. Манону это не волновало. Сама Астерина, выдержав ее взгляд, лишь кивнула. Хмуро, неохотно, но кивнула.

– Ты не хочешь быть второй по значимости? – спросила Манона.

– Быть твоей заместительницей – большая честь, – ответила Соррель своим грубоватым голосом, перекрывая грохот молотов. – Но и свою прежнюю должность я тоже считала честью. Астерина и в привычной обстановке не была образцом послушания. Но в этой вонючей крепости, где сплошные запреты: охотиться нельзя, убивать смертных нельзя, развлекаться с ними нельзя… Астерина дошла до предела.

– Мы все дошли до предела.

Манона рассказала Тринадцати про Элиду. Интересно, заметит ли хромоножка, сколько глаз отныне будут следить за каждым ее шагом?

Соррель передернула своими сильными плечами и бросила кинжал обратно на стол.

– На Омаге мы знали свое место. Знали, чего от нас ждут. Там был распорядок, была цель. До Омаги у нас тоже была цель – выслеживание и уничтожение крошанских ведьм. А здесь мы просто живое оружие, ждущее, когда его пустят в ход.

Она обвела рукой арсенал на столе.

– И рядом нет твоей бабушки, чтобы… вмешаться. Она бы установила строгие правила, нагнала бы страху на смертных. Будь она здесь, герцог бы не раз пожалел, что связался с нами.

– Соррель, по-твоему, я – плохая командующая?

Вопрос был задан тем же слишком спокойным тоном, каким недавно Манона говорила с Астериной.

– Я этого не сказала. Но каждая из Тринадцати знает, почему твоя бабушка заставила тебя убить крошанку и забрать ее плащ.

Опасные слова. Манона никак не ждала услышать их от Соррели. Или, становясь ее заместительницей, каждая ведьма осмелеет и достигнет опасной черты?

– Я думаю, вы иногда забываете, на что способна моя бабушка.

– Поверь, Манона, мы это хорошо помним. – Соррель понизила голос, увидев, что кузнец возвращается и несет им новую партию оружия. – И лучше всех это помнит Астерина. Она ни на секунду не забывает, на что способна твоя бабушка.

Манона могла бы потребовать от нее объяснений. Но Соррель – камень, а камень так просто не расколешь. Кузнец неторопливо выкладывал принесенное. Манона следила за его движениями, чувствуя, как у нее сводит живот.

«Это от голода», – мысленно твердила она себе. Только от голода.