Волчье обличье сохраняла только Зельда. Кто держал коробку на коленях, кто расположился на вытертом синем ковре. Бронсон действительно пил медовуху прямо из кувшина, приклеившись глазами к экрану. Там начался репортаж об освобождении Бриггса. Показывали, как он в белом спортивном костюме выходит из тюрьмы. У комментатора был отвратительный скрипучий голос. Кто-то дотянулся до пульта и переключился на документальный фильм о дельте Черной реки.

Натали ехидно улыбнулась Брайс, провожая ее взглядом. Волки нашли тему для поддразниваний, и поведение Рейда в спальне не скоро забудется. Особенно когда Натали наверняка возьмется рассуждать о сексуальных способностях Брайс.

– Не вздумай начать, – предостерегла ее Брайс.

Натали плотно сжала губы, чтобы не завизжать от удовольствия. Черные волосы вздрагивали от сдерживаемого смеха, а глаза цвета оникса так и сверкали.

Брайс подчеркнуто проигнорировала тяжелый взгляд золотистых глаз Коннора, продолжая путь к своей комнате.

Что с них взять? Волки, привыкшие совать нос в чужие дела.

Их никогда по ошибке не примешь за людей, хотя тела очень похожи. Слишком рослые и мускулистые, слишком спокойные. Даже пиццу они ели с каким-то выверенным изяществом. Для Брайс это было молчаливым напоминанием о том, что с таким же выверенным изяществом движений волки расправлялись со всеми, кто становился у них на пути.

Она переступила через длинные вытянутые ноги Зака и постаралась не задеть белоснежный хвост Зельды, лежавший на полу возле брата. Это были близнецы, в человеческом обличье худощавые и темноволосые, в волчьем – пара белых грозных животных. Недаром их прозвали Призраками, но даже прозвище старались произносить шепотом.

Поэтому Брайс с предельной осторожностью миновала пушистый хвост Зельды.

Торн хотя бы наградил ее сочувственной улыбкой. Он сидел на скрипучем продавленном кресле возле телевизора. Его шапочка с эмблемой университетской команды была повернута козырьком назад. Он единственный понимал, какими настырными порою бывают члены стаи, и к настроениям Даники относился очень внимательно. К безжалостным выпадам Сабины – тоже.

В стае Торн занимал последнее место. Конечно, можно мечтать, что когда-нибудь Даника – безусловный лидер стаи – обратит на него внимание. Торн не давал волкам ни малейшего повода заподозрить его в симпатиях к Данике. Но Брайс не раз замечала: стоило Торну и Данике оказаться в одной комнате, между ними возникало незримое притяжение. Как будто они были две звезды, движущиеся по сопряженным орбитам.

К счастью для Брайс, она добралась до комнаты, не услышав других комментариев о сексуальных способностях ее дружка. И захлопнула дверь, посылая стае сигнал: «Отвалите!»

В ее комнате стоял покосившийся зеленый шкаф с одеждой. Брайс пошла к нему, но через три шага услышала смех нескольких волчьих глоток. Через мгновение смех подавило злобное, нечеловеческое рычание. Громкое, раскатистое, сулящее бо-ольшие неприятности.

Даника рычала по-другому. Ее рычание было тихим, хрипловатым и холодным. А это принадлежало Коннору – жаркое, страстное, пронизанное чувством.

Брайс встала под душ, чтобы смыть пыль и грязь, прилипавшие к ней всякий раз на пути домой. Изящное здание галереи «Грифон» от ее жилья отделяло пятнадцать кварталов.

Ее винно-красная грива к концу дня уставала и начинала свисать. Несколько искусно помещенных шпилек вернули волосы в прежнее положение. Брайс открыла флакончик с тушью для ресниц, чтобы оживить янтарные глаза, которые за день устали не меньше волос. Между выходом из душа и моментом, когда нужно будет сунуть ноги в черные туфли на высоком каблуке, у нее было целых двадцать минут.

Вот и доказательство того, как мало значит для нее это свидание. Утром она тратила целый час на волосы и макияж. Еще полчаса уходило на душ и сопутствующие процедуры, когда она отмывалась пенным шампунем, выбривала волосы в тех местах, где их не должно быть, и наносила на тело увлажняющий крем. А тут – двадцать минут! И это перед обедом в «Жемчужине и розе»?

Даника не напрасно зубоскалила. Брайс знала: сейчас ее лучшая подруга (та еще сучка!) поглядывает на часы. Потом спросит, не отражает ли столь короткая подготовка краткость внимания, которое способен уделить ей Рейд.

Сердито посмотрев на закрытую дверь, за которой остались волки, Брайс перевела взгляд на стены своей уютной комнаты. Ее тихой гавани. Все стены были увешаны афишами легендарных постановок городской балетной труппы. Когда-то она видела себя среди гибких ванирок, кружащихся по сцене и заставлявших зрителей плакать. Иногда от восторга, а порою – от сострадания к героям спектакля, погибавшим мучительной смертью. Когда-то ей казалось, что в балетной труппе найдется место и для полукровки.

Ей с первого раза объяснили: у нее неподходящее строение тела и ни о какой сцене не может быть и речи. Потом говорили снова и снова, но это не отбило у Брайс любви к танцам. Она ходила на каждый мало-мальски значимый балетный спектакль и занималась в любительском классе. Брайс смотрела выступления университетских танцоров, болея за них на конкурсах так же, как Коннор, Итан и Торн болели за любимые команды. Танец давал ей непередаваемое ощущение полета, и она жаждала испытать это ощущение снова и снова, будь то в балетном классе, клубе и прямо на улице.

Юниперу тоже не сразу взяли в балетную труппу. Правда, ей не отказали категорически, как Брайс. Сказали о необходимости много работать, пообещали, что фавна преодолеет все трудности и обретет грациозность на сцене, где доминировали фэйки, нимфы и сильфиды. Юнипера превзошла многих из них. Получилось у нее – получится и у Брайс.

Брайс протяжно вздохнула. Пора выходить. Идти до «Жемчужины и розы» минут двадцать. На ее высоких каблуках – двадцать пять. Такси брать бесполезно. При вечернем столпотворении машина просто застрянет в потоке других машин. Выброшенные деньги.

Брайс вставила в уши жемчужные сережки, не слишком надеясь, что они уравновесят ее достаточно скандальное платье. Но в свои двадцать три года она вполне могла наслаждаться округлостями своей фигуры. Брайс повертелась перед высоким зеркалом, приставленным к стене. Полюбовалась ногами, словно припорошенными золотистой пылью, отдала должное изгибу собственной задницы, обтянутой серым платьем. В глубоком вырезе на спине проглядывали строчки недавно нанесенной татуировки. (Спина еще продолжала болеть.) Сунув ноги в туфли, Брайс вышла в гостиную.

Даника нагловато расхохоталась, заглушив звуки фильма о природе, который смотрели волки:

– Спорю на пятьдесят серебряных марок, что вышибалы сделают тебе от ворот поворот.

Стая тоже засмеялась. Брайс не осталась в долгу:

– Прости, если моя фигура заставляет тебя стыдиться собственной костлявой задницы.

– Даника восполняет это своими лидерскими качествами, – пошутил Торн.

Брайс усмехнулась, посмотрев на симпатичного парня. Комплименты в адрес Даники едва ли могли повысить его положение в стае.

– Должно быть, потому-то я иду на свидание, а у нее их не было… дай-ка вспомнить. Года три.

Торн заморгал. Его синие глаза скользнули по хмурому лицу Даники.

– Может, ей это и не нужно.

Даника ссутулилась в кресле, уложив на кофейный столик босые ноги с разноцветными ногтями.

– Только два, придурки, – буркнула она.

Проходя мимо, Брайс потрепала Данику по шелковистым волосам. Даника укусила ее за пальцы и щелкнула зубами. Брайс усмехнулась и прошла на тесную кухню. Там она принялась шарить по навесным шкафам, звеня и гремя посудой, пока не нашла искомое.

А искала она джин. Найдя, глотнула прямо из бутылки. Потом еще.

– Готовишься к тяжелой ночи? – спросил Коннор.

Он стоял в проеме кухонной двери, скрестив руки на мускулистой груди.

Капелька джина упала ей на подбородок. Брайс потянулась к подбородку, но вспомнила, что может смазать вызывающе красную губную помаду. Нет, она промокнет каплю бумажной салфеткой из коробки с пиццей. Она умеет себя вести.

Когда Брайс впервые накрасила губы этой помадой, Даника сказала: «Этот цвет надо назвать красно-минетным. Любой мужчина, увидев твои губы, сразу подумает о минете». Вот и сейчас взгляд Коннора приклеился к ее губам. Самым непринужденным тоном, на какой она была сейчас способна, Брайс ответила:

– Ты же знаешь, я обожаю развлекаться по четвергам. Почему бы не начать пораньше?

Встав на цыпочки, она поставила бутылку на верхнюю полку шкафчика. От этого движения край облегающего платья приподнялся. Коннор смотрел в потолок, словно тот был покрыт затейливой росписью. Потом, когда платье вернулось в прежнее положение, он мельком глянул на Брайс. В гостиной кто-то включил звук телевизора на максимальную громкость, от которой задрожали стены.

«Спасибо, Даника».

Даже обостренный волчий слух не сможет пробиться через такую какофонию звуков и подслушать.

Чувственный рот Коннора дрогнул, но сам он остался на прежнем месте.

Брайс проглотила джин, подумывая, не притушить ли его недопитым пивом. Правда, то успело нагреться.

– Послушай, – начал Коннор. – Мы ведь давно знакомы…

– Ты произносишь отрепетированную речь?

Коннор выпрямился и покраснел. Первый заместитель Даники, самый страшный и опасный волк Вспомогательных сил… покраснел.

– Нет, – пробормотал он.

– А мне кажется, что ты старательно это репетировал.

– Могу я позвать тебя на свидание или вначале мне нужно с тобой переругаться из-за построения фраз?

Брайс усмехнулась, но в животе возникло неприятное ощущение.

– Я не хожу на свидание с волками.

– Так сделай исключение, – ухмыльнулся Коннор.

– Нет, – ответила Брайс, но слегка улыбнулась.

И тогда Коннор с непоколебимой самоуверенностью, присущей лишь бессмертным хищникам, сказал:

– Ты меня хочешь. Я тебя хочу. Это началось не вчера, и твои игры с человеческими парнями все равно не помогут тебе это забыть. Я прав?

Он был прав. У Брайс заколотилось сердце. Хорошо еще, что голос не задрожал.

– Коннор, я не пойду с тобой на свидание. Мне хватает доминирования Даники. Не хочу, чтобы еще один волк, особенно мужского пола, пытался управлять моей жизнью. Двух ваниров, сующихся в мои дела, я просто не выдержу.

Золотистые глаза Коннора погасли.

– Я ведь не такой, как твой отец, – сказал он, имея в виду не Рандалла.

Брайс оттолкнулась от стола, собираясь пройти мимо Коннора и покинуть квартиру. Она и так опаздывала.

– Это не имеет никакого значения и не связано лично с тобой. Я говорю «нет».

Коннор не шевельнулся. Брайс остановилась в нескольких дюймах от него. Пусть она была на каблуках и имела рост выше среднего, Коннор и сейчас возвышался над ней. Он заполнял собой все пространство.

Типичное поведение альфа-придурков. Так же себя вел ее настоящий фэйский папочка. Увидел девятнадцатилетнюю Эмбер Куинлан, очаровал, соблазнил, попытался удержать и зашел слишком далеко. Настолько далеко, что, когда Эмбер обнаружила, что беременна от него (беременна Брайс), она поспешила дать деру, пока он не нашел ее по запаху и не запер у себя на вилле в Пяти Розах. И жила бы ее мать взаперти, пока бы не постарела, перестав его интересовать.

Брайс запрещала себе даже думать о такой жизни. Особенно после проведения всех тестов на кровь. Из кабинета медведьмы она вышла, зная, что от своего фэйского отца унаследовала не только винно-красные волосы и заостренные уши.

Настанет день, когда ей придется хоронить мать и Рандалла тоже. Ничего удивительного. В мире людей так и происходит. Она проживет еще несколько веков, а от матери и отчима останутся лишь фотографии и видеозаписи. И воспоминания. Стоило Брайс подумать об этом, у нее сводило живот.

Пожалуй, надо было бы еще глотнуть джина.

Коннор продолжал неподвижно стоять у двери.

– Одно свидание не пробудит во мне собственнических замашек. Можно обойтись и без свидания. Просто… пицца, – сказал он, глядя на пустые коробки.

– Этого у нас с тобой было предостаточно.

Вечерами, когда Данику вызывали на совещания к Сабине или к другим командирам Вспомогательных сил, Коннор часто приходил с угощением или вел Брайс в ближайший ресторанчик, которых более чем хватало в окрестностях их дома.

– Если это не свидание, тогда какая разница?

– Пробная встреча перед свиданием, – произнес сквозь зубы Коннор.

– Проверочное свидание, на котором я решу, хочу ли пойти с тобой на настоящее?

– Ты из всего умеешь сделать… – Коннор молча освободил проход. – До встречи.

Улыбаясь про себя, Брайс прошла мимо него в гостиную, где во всю мощь орал телевизор, а волки с предельным вниманием пялились в экран.

Даже Даника знала пределы давления на Коннора, за которыми начинались серьезные последствия.

На мгновение Брайс захотелось схватить первого заместителя Даники за плечо и посоветовать найти нежную, ласковую волчицу, которая мечтает о целом выводке волчат. Ему ведь совсем не нужна взбалмошная, сумасбродная девица, помешанная на вечеринках, готовая напиваться и нанюхиваться до состояния блюющей студентки. А главное, эта девица не знает, способна ли она любить кого-то еще, кроме Даники. Даника – все, что ей нужно.

Но Брайс не схватила Коннора за плечо. К тому времени, когда она выудила из керамической чаши ключи, он снова развалился на диване (на ее месте) и сосредоточенно глядел в экран.

– Пока, – бросила она стае.

Даника все-таки подняла голову. К настороженности во взгляде подруги примешивалось легкое удивление.

– Ты уж там отожги, сучка, – сказала Даника.

– Отожгу, глупышка, – ответила Брайс, с легкостью произнеся их обычные слова прощания.

Она уже вышла в грязную переднюю, когда Даника добавила:

– Люблю тебя.

Рука Брайс замерла на дверной ручке.

Данике понадобилось несколько лет, чтобы научиться произносить эти простые слова, но она и сейчас говорила их нечасто. Помнится, услышав их от Брайс впервые, она сердито скривилась. Брайс пришлось рассказать Данике, что эти слова она привыкла говорить с детства, поскольку каждое расставание с близкими может оказаться последним и потом она будет корить себя, что даже не простилась. Упрямство Даники сломало только одно их долбаное приключение, когда они хорошенько дернули и погнали на мотоцикле… Потом очнулись от стволов, упертых им в затылок. Вот тогда Даника впервые и произнесла: «Люблю тебя» – и потом иногда произносила снова.

Освобождение Бриггса не подействовало бы так на Данику. Должно быть, Сабина хорошо погладила дочь против шерсти.

Брайс вышла в коридор и двинулась к лестнице. Ее каблуки стучали по истертым плиткам пола. Может, послать свидание с Рейдом подальше? Смотаться в ближайший магазин, купить несколько ведерок мороженого и залечь с Даникой в постель, чтобы лакомиться мороженым и смотреть их любимые комедии абсурда?

А может, позвонить Фьюри и попросить нанести «дружеский визит» Сабине?

Нет. Такого у Фьюри она никогда не попросит. Фьюри четко разграничивала их дружбу и свои профессиональные занятия, а подруги предпочитали не задавать ей слишком много вопросов. Такое прощалось только Юнипере.

Вообще непонятно, как они сдружились – четыре совершенно не похожие личности: будущая предводительница всех волков, ассасин, получавшая немыслимые деньги от заказчиков, ведущих войну на Пангере, невероятно талантливая балерина, единственная фавна, принятая в городскую балетную труппу, и… она.

Брайс Куинлан. Помощница колдуньи. Будущая танцовщица, вопреки «неподходящему строению тела», которая вечно встречается со смазливыми человеческими парнями, а те не знают, как с нею общаться. А что будет с Даникой, если Брайс замутит отношения с кем-то из этих придурков?

Брайс спускалась по лестнице, косясь на тусклый шарик первосвета. Он помаргивал, отчего серо-голубая шелушащаяся краска стен приобретала зловещий оттенок. Домовладелец жутко экономил на первосвете. Возможно, даже не платил городу ни марки и просто выкачивал первосвет из энергорешетки.

Если честно, не только освещение – все в этом доме было дерьмовым.

Даника могла позволить себе жилье получше, а вот Брайс – нет. Щадя гордость подруги, Даника никогда не предлагала, что будет сама оплачивать их квартиру в чистеньком высотном доме где-нибудь у реки или в ЦДР. Окончив университет, они искали жилище сообразно доходам Брайс, и этот дом оказался наилучшим выбором среди прочего хлама.

Порою Брайс жалела, что отказалась от щедрых отступных ее настоящего отца. Она тогда проявила гордость и независимость. А ведь этот напыщенный мерзавец предлагал горы золотых марок в обмен на вечное молчание о нем. И жили бы они с Даникой сейчас в шикарном небоскребе с бассейном на крыше и глазели бы на шизанутых ангелов, летящих над головой. И среди обслуги не было бы похотливых самцов, вроде здешнего уборщика, который пялится на ее грудь всякий раз, когда она жалуется на забитый мусоропровод.

Открыв стеклянную дверь, Брайс вышла на вечернюю улицу, наполненную туристами, гуляками и усталыми трудягами, мечтающими поскорее добраться домой. Дневная жара отбивала охоту болтаться по улицам. Вечерняя прохлада множила толпы. Мимо быстрым шагом прошел дракиец в костюме. Судя по прицепленной к поясу сумке, курьер. На его пути встретился целый табун оборотней. Именно табун, судя по тому, что от них пахло свежестью и зеленью полей. Все семейство лихорадочно щелкало камерами своих телефонов. Им и невдомек, что даже в это время у кого-то могут быть дела.

На углу скучала парочка малакимов в черных доспехах 33-го легиона. Крылья они держали плотно прижатыми к своим мускулистым телам, чтобы (упаси боги!) какой-нибудь спешащий прохожий или пьяный идиот случайно не задел. Коснуться ангельских крыльев без разрешения… в лучшем случае дерзнувший это сделать оставался без руки.

Плотно закрыв стеклянную входную дверь, Брайс погрузилась в хитросплетение ощущений, из которых и состоял этот древний многоликий город. Настоящая прохлада придет позже, а сейчас жаркий сухой воздух прожаривал ее до костей. Отчаянно сигналили машины, застрявшие в транспортном потоке. Из дверей клубов и ресторанов доносились обрывки смеха и музыки. С реки (до Истроса было квартала три) тянуло ветром. Лениво покачивались ветви пальм и кипарисов. Ветер был не совсем речным; в нем чувствовался соленый привкус близкого бирюзового моря. Соблазнительно пахло жасмином, росшим у самой ограды соседнего парка. Этот запах перебивало отвратительное зловоние прокисшего пива, мочи и блевотины. Еще шаг – и ноздри Брайс раздулись от пряных ароматов баранины, которую уличный торговец жарил на медленном огне… И все это принадлежало ей, торопясь достичь ее ноздрей.

Стараясь не угодить каблуком в выбоину, Брайс наполнялась вечерним Городом Полумесяца, опьянялась им. Вскоре она смешалась с разношерстной толпой прохожих.