Цитаты из книги «В кафе с экзистенциалистами. Свобода, бытие и абрикосовый коктейль»

Такое «цветение» опыта и общения лежит в основе человеческой тайны: именно оно делает возможным существование живых, сознательных, воплощенных существ, которыми мы являемся. Это также является предметом, которому феноменологи и экзистенциалисты посвятили большую часть своих исследований. Они стремились обнаружить и зафиксировать качество опыта, как мы его проживаем, а не в соответствии с рамками, предлагаемыми традиционной философией, психологией, марксизмом, гегельянством, структурализмом или любыми другими – измами и дисциплинами, которые объясняют нашу жизнь.

писали об Интернете как о технологической инновации, которая лучше всего показывает, что такое технология. Его бесконечная взаимосвязь обещает сделать весь мир доступным и хранимым, но при этом он лишает вещи приватности и глубины. Все, прежде всего мы сами, становится ресурсом, как и предупреждал Хайдеггер. Становясь ресурсом, мы передаемся не просто другим людям, подобным нам, но безличным «они», которых мы никогда не встречаем и не можем обнаружить.

Сейчас меня как никогда впечатляет его радикальный атеизм, столь отличный от того, который исповедовал Хайдеггер, отказавшийся от веры лишь для того, чтобы заняться еще более насыщенной формой мистицизма. Сартр был глубоким атеистом и гуманистом до мозга костей. Он превзошел даже Ницше в своей способности жить мужественно и вдумчиво в убеждении, что за гранью ничего нет и что никакие божественные компенсации никогда не восполнят ничего на этой земле. Для него эта жизнь – то, что у нас есть, и мы должны сделать из нее все, что в наших силах.

Это то, что очаровывает в Сартре и меня. Пока Хайдеггер кружил вокруг своей территории, Сартр двигался вперед, постоянно вырабатывая новые (часто причудливые) реакции на вещи или отыскивая способы примирить старые идеи со свежими. Хайдеггер твердил, что нужно думать, а Сартр действительно думал. У Хайдеггера был свой большой Kehre – его «поворот», – но Сартр поворачивал, поворачивал и снова поворачивал. Он всегда думал «против себя», как он однажды сказал, и следовал феноменологическому повелению Гуссерля, каждый раз исследуя любую тему, которая в тот момент казалась наиболее трудной.

Другой гигант в этой области удивил меня совершенно иначе: Сартр – писатель, который впервые соблазнил меня философией «Тошноты». Я знала, что он будет присутствовать в моей истории, но удивилась тем, как сильно я прониклась к нему уважением и даже симпатией.

В результате, несмотря на хайдеггеровскую мифологизацию дома, его философия кажется необитаемой – возвращаясь к понятию Мердок о «населенной» мысли. Работа Хайдеггера захватывает, но в конечном счете это философия, в которой нет места жизни.

В наши дни я считаю жизнь слишком ценной, чтобы отбрасывать большую часть ее разнообразия в пользу копания в глубинах – и оставаться там, как Ханна Арендт описала хайдеггеровский метод исследования.

Мышление должно быть щедрым и иметь хороший аппетит.

Дайте мне открытое море Ясперса, думаю я, или дорогу, по которой ходят путешественники Марселя, полную человеческих встреч и разговоров. Хайдеггер однажды написал: «Думать – значит ограничивать себя одной мыслью», но теперь я чувствую, что это прямо противоположно тому, чем должно быть мышление.

Впервые прочитав Хайдеггера в начале 20-х годов, я попала под чары этого колдуна из Мескирха. На мой способ видения мира сильно повлияло его искреннее изумление тем, что существует нечто, а не ничто, его взгляд на пейзажи и здания, его представление о людях как о «просвете», на котором Бытие выходит на свет, и многое другое.