Читать книгу «Без обратного адреса» онлайн полностью📖 — Сантьяго Пахареса — MyBook.
image

– Это тоже помешает корректности трактовки. Почерк у человека меняется со временем. Мы пишем по-разному в школе и во взрослом состоянии, в молодости и в старости. Данное письмо даст нам графологический портрет человека четырнадцатилетней давности.

– И с этим нам придется смириться.

– Ну так вот: каждую букву мы делим на четверти – верхнюю правую, верхнюю левую и соответственно две нижние. Форма верхней части буквы свидетельствует о духовных потребностях, а нижней – о телесных и подсознательных. Правая часть буквы трактует мужскую сторону личности, активную, целеустремленную, а левая – женскую, чувственно-созерцательную. В нашем случае мы имеем в основной линии почерка тенденцию к повышению линии, что говорит о гордости, наличии идеалов, чувстве собственного достоинства.

– Ясно, – кивнул Давид.

– Пожалуйста, не перебивайте меня. Всякая реплика вмешивается в мое рассуждение и влияет на правильность выводов.

– Извините.

– Движение, которым мы выводим букву на бумаге, складывается из девяти элементов: штриха, нажима, характера соединений, основных и вторичных частей буквы, надстрочных и подстрочных петлей, начального и конечного росчерков.

Бенет загибал пальцы по мере своего размеренного перечисления, и Давид вновь почувствовал себя профаном, беспомощно старающимся что-либо понять. Словно записанная, мучительно воспроизводилась одна и та же сцена – сначала у Альваро, потом у Эрранса, теперь у Бенета. Интересно, чувствует ли то же самое Коан? Если и так, он это успешно скрывал.

– Буквы у него четкие, то есть нет наездов элементов одной буквы на другую. Мы обычно трактуем такое свойство почерка как следствие личностной уравновешенности, рационализма, ясности сознания. Далее, почерк крупный, средняя величина букв четыре с половиной миллиметра, это свидетельствует о том, что писавший – человек образованный, с независимым характером и чувством собственного достоинства, хотя порой крупная буква указывает и на извращение данных свойств – тщеславие, даже манию величия. Буквы вытянуты в высоту, нитевидны, часто обнаруживают выразительные вариации в форме – значит, писавший склонен к импровизации. Нажим легкий, означает общую склонность к идеализму в характере человека. Общая линия – восходящая, что указывает на артистизм. Она встречается у художников, скульпторов, людей с развитым воображением. Почерк выраженно округлый, такой часто бывает у обаятельных, светских людей, хотя порой это признак просто легкомыслия и распутства.

Анализируемый почерк, как мы говорим, медленный – размеренный, неторопливо развивающий свой ход. Я бы сказал, не быстрее ста двадцати букв в минуту. Я трактую подобный темп почерка как черту созерцательности и чувствительности – но также и ленивого пренебрежения. Он бывает у людей, занятых умственной работой. Левый наклон сигнализирует о решительности и инициативности, на которые при случае вполне способен пишущий. Могу поручиться также за его леворукость. Очень удивлюсь, если это не левша. Большая буква у него всегда четко связана со следующей строчной: значит, это скорее альтруист и идеалист, при этом человек решительный и волевой. Вот что я мог бы с большей или меньшей вероятностью извлечь из образца, который мне дали. Если будет текст большего объема, возможно, выяснится кое-что еще. А пока это все, что я могу сказать.

Давид и Коан изо всех сил сохраняли самообладание, слушая такую подробную характеристику, выведенную Бенетом из анализа единственного исписанного листочка. И этот человек еще сожалеет, что не сказал больше!

– О, я полагаю, этого пока достаточно для начала, – наконец произнес Коан.

– В общем, можно утверждать примерно следующее: мы имеем дело с образованным идеалистом рационального типа, склонным к импровизации, светским и обаятельным до игривости, чувствительным и с незаурядным даром воображения. Можно уверенно утверждать, что он левша. Я бы с удовольствием продолжил исследование. Интересный субъект. Мне такие редко попадаются… среди нашего контингента. Все больше, знаете ли, мелкие уголовники с низким уровнем развития личности.

– Я посмотрю, что можно для этого сделать, – сказал Коан. – Благодарю вас от всей души, сеньор Бенет, вы нам очень помогли.

Все трое дружно встали, пожали друг другу руки и направились к выходу. В дверях, однако, Бенет тронул Коана за плечо, останавливая:

– Простите, сеньор Коан, прежде чем вы уйдете, хочу кое-что добавить.

– Да-да?

– Почерк может сказать о человеке очень многое. Но только не то, чем он является на самом деле. Вы меня понимаете? Есть последняя правда, там, далеко вдали за буквами.

И Бенет улыбнулся – впервые за их встречу.

Давид сделал еще один маленький глоток чая с лимоном. Он запивал приличный кусок кремового торта, которому только что охотно отдал должное, – а вот Коан к своему не притронулся. Деревянные панели стен, удобные английские кресла с высокими спинками и подголовниками придавали этому чайному салону в латинском квартале Мадрида вид интимный, на британский манер уютный. Усевшись здесь, подальше от нескромных глаз и ушей, они обсуждали миссию Давида, теперь уже со всеми подробностями.

– Получается, что познакомиться с ним, – Коан нервно оглянулся, не слушает ли кто, – будет не так уж трудно. Он, по мнению Бенета, общительный.

– И вдобавок идеалист и альтруист, – пробормотал Давид.

– Именно. Только подумать, как он поступил с рукописью своего романа!

– Ясно мыслящий рационалист.

– Образованный.

– Ну, это известно всем, кто его читал.

– С даром импровизации. Кроме того, он работал или до сих пор работает на пишущей машинке… как ее… – Коан достал записную книжку. – На «Олимпии SG 3S/33». Как только увидишь такую, сразу насторожись.

– И он левша, – вспомнил Давид.

– Да, и это еще пустяки по сравнению с тем, что у него шесть пальцев на правой руке! Вот это примета! Может, потому-то он и действует больше левой?

– Наверное. – Давид помолчал, собираясь с духом перед тем, как продолжить. – Буду искренен с вами, сеньор Коан. Я вряд ли тот человек, который вам нужен для данного дела. Если я вас об этом не предупрежу, то подведу издательство, да еще в таких… решающих для него обстоятельствах.

– Слушай, Давид, давай без нытья. Я собрал о тебе исчерпывающие сведения. Отзывы просто блестящие. Ну посуди: я ехать не могу, пойдут слухи, внутри издательства накалится обстановка. И уж, конечно, речи быть не может о том, чтобы доверить дело нашим издательским библиотечным мышкам. Они милые, интеллигентные, но провалят любое практическое начинание одним своим присутствием. Нет, тут нужен мужчина. Человек из жизни, а не из книг. Ты меня самого будешь там как бы замещать или представлять.

– Но неужели нельзя найти кого-нибудь более… квалифицированного?

– Позволь вопрос, Давид.

– Разумеется, сеньор Коан.

– Ты заметил, какая у меня записная книжка? Я сегодня весь день в нее что-нибудь записывал.

– Да, сеньор Коан, от Кардена.

– Вот. То, что требовалось доказать. Понимаешь, Давид? Ты из тех, кто все замечает.

– Да просто эта вещь мне хорошо знакома. Именно по такой кожаной записной книжечке от Пьера Кардена все редакторы получили в подарок от издательства на Рождество.

– Да ты что? Надо сказать Эльзе, чтобы впредь покупала мне другую модель. Так. Продолжим. Какой марки у меня часы?

– «Ролекс» в стальном корпусе.

– Цвет моих ботинок?

– Коричневые, в тон костюму.

– Размер рубашки?

– Люди с «Ролексом» на руке не покупают готовые рубашки, сеньор Коан. Ваши тоже сшиты на заказ.

– Сколько стоит этот кусок торта?

– А мне какое дело? – вспылил Давид. – Платить-то не мне!

Коан захохотал так, что немногочисленные посетители обернулись на них. Давид и сам слегка улыбнулся своей рискованной шутке.

– Тут не о чем говорить, – серьезно продолжил Коан. – Ты именно тот человек, какой мне нужен. Я искал человека, который найдет другого человека… и нашел.

– Что до меня, сеньор Коан… мне трудно это объяснить, но у меня семейные проблемы.

– Ну еще бы, – улыбнулся Коан. – Я уж думаю – сколько можно тянуть с основной темой, а ты к ней никак не перейдешь. Конечно, надо условиться о твоей цене. С твоей помощью я выберусь из огромных неприятностей, читатели получат шестую часть долгожданной саги – а ты, что получаешь ты?

– Не подумайте, сеньор Коан, что я…

– Тебе не в чем извиняться, Давид! Я предпочитаю людей практичных, сам такой. Давай поговорим о твоем гонораре. Хочешь знать, как я его вижу? Так вот: серьезное увеличение заработка и другая, более ответственная должность.

– Новая должность? – воскликнул Давид, не скрывая радости, как ребенок, увидевший новую игрушку.

– Да. Директора издательства. Ты давно перерос должность рядового редактора и по знаниям, и по опыту. С этого дня ты ведь фактически уже находишься в более высоких сферах, правда? Информированность твоя предполагает иной уровень работы. Ты теперь знаешь то, что знаем только я, мой брат и доктор Альваро. Я еще там, в кабинете, предупредил тебя об этом. Это привилегия, а привилегия – палка о двух концах. Работай.

– Ну что же, ваше предложение удивляет своей щедростью. Но проблема моя остается. Я по работе должен много ездить. Это очень раздражает мою жену, которая живет, почти меня не видя. Я ведь только вчера вернулся из Лиссабона, от Лео Баэлы с его проблемами.

– Кстати, как тебе его новый роман? Надеюсь, лучше прошлого?

– Да, неплохо. Надо было кое-что переделать, надеюсь, пойдет на пользу. Я верю в Лео. Он на подъеме. Но я хотел сказать… о другом. Понимаете, если я именно сейчас надолго уеду, у меня могут возникнуть серьезные семейные проблемы.

Коан сосредоточенно замолчал с таким видом, словно затруднения Давида были математической задачей, которую он должен немедленно решить.

– Меня мало сейчас волнуют твои отношения с женой. Не жду, чтобы ты разделял мои чувства, но хотя бы пойми: не приоритетны сейчас для нас чьи бы то ни было семейные неурядицы. В то же время мне ни к чему, чтобы у тебя голова была забита этой ерундой, когда тебе вот-вот ехать. Нет, ты мне нужен свободным и в полном объеме. Я кое-что придумал.

– И что же? – спросил Давид.

– Я хотел оформить твой отъезд в Пиренеи как отпуск, чтобы избежать пересудов. Теперь думаю, что это можно использовать. Пусть жена едет с тобой. Скажи ей, мол, тебе дали на работе короткий отпуск и ты хочешь уехать с ней куда-нибудь в спокойное, тихое местечко отдохнуть. А там, на месте, найдешь шестипалого, выпьешь с ним кофе, поговоришь о литературе, возьмешь роман и вернешься.

– Ну, не знаю… А что за места там, в Бредагосе?

– Прекрасные! Рядом лес. Старинные каменные дома, идиллическое очарование. Короче, деревня. Я замечал, женщинам такое нравится.

– Я поговорю с женой. Когда нам выезжать?

– Как можно быстрее!

– Я не знаю, получится ли у нее вообще сейчас с отпуском…

– Помни, что все ваши траты будут возмещены. Вообще все, что вам там понадобится. Ты, Давид, подумай еще раз, что для нас стоит на кону. Если найдешь его и привезешь роман, то будущее издательства обеспечено. А нет – так я через полгода не поручусь, что у тебя будет место работы за отсутствием издательства как такового.

– Я с ней поговорю, сеньор Коан.

– Да уж поговори, Давид. Я очень в тебя верю. Я все на тебя поставил. Я или, лучше сказать, издательство. Привезешь роман – он выйдет под твоей редактурой.

– Серьезно?

– Если сам не откажешься.

– Я вам завтра позвоню?

– Звони в любой час. В любой час дня и ночи.

Давид оперся на капот и уставился на двери офиса, откуда должна была появиться Сильвия. Он напряженно вглядывался в глубину за автоматически открывающимися дверями в надежде скорее увидеть знакомую фигурку. Он должен уговорить ее, уломать, улестить, заставить, наконец, поехать с ним в эту пиренейскую деревушку, потому что именно сейчас решается все – все, для чего он работал столько у Коана. Хорошая должность, спокойная работа без командировок, а главное – возможность редактировать самого Томаса Мауда! Вот уж у кого нет затруднений с сюжетом, так это у Коана! Ну и план он придумал, какая проницательность в понимании людей и точность в расчете их действий. Нет, он гений.

Давид не хотел лгать жене, но и выложить всю правду было опасно. Она могла просто уйти от него. Сколько раз, возвращаясь из командировок, Давид находил гневную записку, прислоненную к экрану телевизора: устала сидеть тут одна, пошла к сестре, останусь там на несколько дней. Он должен собраться. Должен быть тем, в кого поверил Коан, – быстрым, сообразительным, жестким человеком, решительно преодолевающим все трудности.

– Простите…

Давид обернулся на человека, тронувшего его за плечо:

– Да?

– Видите ли… машина, на которой вы сидите, моя. И я хочу на ней уехать.

– Ох, простите, пожалуйста!

Давид отошел от автомобиля, не отводя взгляда от дверей.

Он не хотел расставаться с Сильвией. Он хотел их ребенка, этого маленького шалуна с карими глазками, который станет топать ножками по их комнатам, падать, ломать вещи. Давид будет дуть ему на расцарапанную коленку после падения с велосипеда, вытирать слезы с его щек. Все это будет, надо только вот сейчас, именно сейчас, поднажать и преодолеть трудности.

Сильвия вышла, на ходу застегивая габардиновый плащ. Увидев мужа, застыла метрах в двух и молча, не шевелясь, глядела ему в лицо. Наконец улыбнулась – словно подул теплый ветерок, и оба зашевелились освобожденно.

– Ты как тут оказался? – спросила Сильвия.

– Хотел сделать тебе сюрприз.

– Какой сюрприз?

– Надеюсь, приятный. Мне пришла в голову потрясающая идея.

– Поделишься?

– Да, но не здесь. За ужином.

Он взял ее под руку, и они пошли вниз по улице.

1
...
...
12