2

Через два часа после перестрелки исламский центр в Ченточелле попал под осаду. Улицу перекрывали бронефургоны, здание оцепили полицейские в защитном снаряжении. Около ста демонстрантов собралось на тротуаре через дорогу, дюжина очутилась в больнице, а еще полсотни – в наручниках. Не говоря уже о том, сколько народу шаталось по кварталу, поджигая мусорные контейнеры и разбивая витрины. Коломба не знала, от кого исходила утечка – возможно, язык распустил один из полицейских или медиков, – но новость о гибели имама произвела среди демонстрантов эффект разорвавшейся бомбы, вызвав крики и рыдания.

И вспышку насилия.

Беспорядки начались неожиданно, и Коломбе, как и всем присутствующим полицейским, пришлось отражать нападение в шлеме и с дубинкой в руках. Ничего подобного не случалось с ней с первых лет службы, когда она отвечала за восстановление общественного порядка на стадионах. Но если в те времена она без колебаний раскраивала головы футбольным фанатам, вооруженным ломами и коктейлями Молотова, то сейчас перед ней были отчаявшиеся люди, которые винили полицию в безнаказанном преступлении, и противостоять им оказалось гораздо сложнее.

Когда демонстранты отступили, Коломба насквозь промокла от пота. Бросив окровавленную дубинку на землю, она укрылась в безалкогольном баре, где вещал старый радиоприемник. Партизанская война, вызванная полицейскими рейдами по исламским центрам и мечетям, развязалась не только в Ченточелле, но и во многих других итальянских городах. Раненых было не перечесть, а количество арестованных уже достигло трехзначных чисел. Появились и бригады самозваных патриотов, нападавших на каждого, кто не мог похвастать светлой кожей, и стайки беженцев, отбивающихся палками и стальными прутами. Коломба подумала, что, если террористы намеревались разжечь гражданскую войну, то им это удалось, и в очередной раз поняла, как сильно ей не хватает Альфредо Ровере. Ровере, возглавлявший мобильное подразделение до Курчо, умел создавать порядок из хаоса и придавал ей уверенности даже в самые тяжелые минуты. К несчастью, Ровере убил Отец, а перед смертью бывший начальник обманом заставил ее привлечь к расследованию Данте. Правильно ли он поступил? Оправдала ли цель средства? Коломбе до сих пор не удалось ответить себе на этот вопрос. В том-то и проблема с усопшими – объясниться с ними начистоту невозможно. Оставалось лишь примириться с прошлым внутри себя, а ей такие подвиги духа давались нелегко.

Чувствуя растущую потребность в добром слове или стаканчике спиртного, Коломба увидела, что через кордон проходит все полицейское начальство во главе с магистратом Спинелли. Она встала и собралась было поздороваться со старой знакомой, когда находившийся в числе новоприбывших Сантини без единого слова оттащил ее в подсобку, заставленную ящиками с напитками и коробками восточных сладостей. Он закрыл дверь и прислонился к ней, словно ожидая, что Коломба бросится бежать.

– Твою мать! Я же просил тебя не напортачить! – побагровев от злости, прошипел он.

Коломба вызывающе посмотрела на него. Витающие в воздухе ароматы глутомата и кориандра казались ей запахом пороха.

– И как же я напортачила?

– Ты еще спрашиваешь? Обращалась с Инфанти как с недоумком, выделывалась перед спецназовцами! – Сантини сшиб со стола старенький калькулятор. Корпус раскололся надвое, и по полу покатились батарейки. – Благодаря твоему гениальному вмешательству у Инфанти дырка в лице, а у нас на руках двое покойников, которых мы даже вынести отсюда не можем без помощи спецназа!

На секунду Коломба отключилась. Только что она разглядывала трещину в кафельной плитке, а в следующий миг уже трясла Сантини за лацканы плаща.

– Да! – заорала она ему в лицо. – У нас двое покойников, на месте одного из которых могла оказаться я!

– Убери руки!

Но Коломба словно не слышала. Она уже не могла перестать кричать.

– Мне пришлось убить человека, понял?! Я убила двадцатилетнего паренька! А ты являешься сюда и орешь? Какое же ты дерьмо!

Сантини оттолкнул ее, и она приземлилась на картонные коробки со спагетти.

– Убери руки, замначальника Каселли! – ледяным тоном сказал он. – И убавь громкость. Меньше всего я хочу, чтобы все поняли, что ты свихнулась.

Коломба вскочила как напружиненная и бросилась бы на него снова, если бы ее не удержала последняя искорка разума. Она остановилась, со сжатыми кулаками глядя на Сантини и порывисто дыша сквозь стиснутые зубы.

– В подвале прятался преступник с ружьем. По-твоему, это моя вина?

– Знаешь, почему он прятался? – спросил Сантини таким тоном, будто говорил с умалишенной. – Потому что вступил в силу приговор суда. Хоссейна осудили за торговлю наркотиками, на которой поймали еще шесть лет назад! Если бы ты не сунулась куда не надо, парень до сих пор был бы в бегах и, возможно, снова наделал бы глупостей. Но не расстрелял бы Инфанти и имама. А нам бы не пришлось подавлять целый мятеж.

– Столкновения с полицией происходят сейчас по всей Италии, – сказала Коломба. – Волнения вызываю не я, а операция «Решето».

Сантини фыркнул:

– Я тебя умоляю! Хочешь сделать мир лучше? Подайся в миссионеры. В полиции существуют правила.

– Сам-то ты не больно их придерживаешься, – пробормотала Коломба, когда ее бешенство уступило место чувству вины.

– Каселли, я ни разу не отступал от правил с тех пор, как меня перевели в мобильное подразделение. Я учусь на своих ошибках. – Сантини закурил. – А ты постоянно совершаешь новые. – Он выпустил дым из ноздрей, напомнив Коломбе сказочного дракона. Костлявого, усатого дракона. – Какого черта на тебя нашло, могу я узнать? Ты всегда была занозой в заднице, но раньше хотя бы умела вовремя остановиться, иначе не сделала бы карьеру. А сейчас превратилась в посмешище.

Сгорая от ненависти к самой себе, Коломба почувствовала, что краснеет.

– Ты все сказал?

– И последнее: никто не захочет взять на себя ответственность за случившееся. Тем более те, кто нас сюда послал. Смерть Хоссейна никого не волнует, но гибель имама может вызвать дипломатический скандал во всем мусульманском сообществе. Если бы Инфанти не подстрелили, отчитываться пришлось бы ему, но теперь начальство пойдет на все, чтобы выставить его жертвой, а не идиотом.

– Значит, я в полном дерьме.

– Браво! И выбирай слова, когда будешь говорить со Спинелли. Если ты не готова поклясться, что Хоссейн и имам бредили священной войной и напали на тебя с именем халифа на устах, лучше притворись, что ничего не помнишь от потрясения.

– Я скажу правду, и точка. – Коломба закусила губу. В голове отдавались слова имама: «Все это обман». – Мы можем быть уверены, что в смертях в поезде виноваты мусульманские террористы?

– А ты разве ролик не видела?

– Кто угодно может объявить себя воином ислама, но это еще не значит, что так и есть.

– Ради бога, не пори чепуху! – вышел из себя Сантини. – Саперы нашли в других поездах еще три баллона с газом. Кому такое под силу, кроме гребаных игиловцев?

– Но почему никто не погиб? – растерянно спросила Коломба.

– Потому что мы вовремя остановили железнодорожное сообщение. Вероятно, они подложили все баллоны прошлой или позапрошлой ночью, когда составы стояли в депо на миланской станции Чентрале. Но пока это только гипотеза.

– Записи с камер наблюдения что-то показали?

– Нет. За станциями наблюдают через пень-колоду. От камер только и пользы, что они отваживают бомжей. Но с чего ты засомневалась, что это ИГИЛ?

Прежде чем Коломба придумала правдоподобный ответ, на экране ее мобильника появилось желтое привидение «Снэпчата», уведомляющее о звонке. Этим приложением пользовался только один ее знакомый. Он же без разрешения установил его на ее телефоне. «Снэпчат» шифровал звонки, за что был горячо любим барыгами и тинейджерами, увлекающимися сексом по телефону.

– Это личный звонок, – сказала она Сантини. – Ты не мог бы оставить меня на минутку?

Сантини всплеснул руками.

– Что ты, что ты, разумеется! – раздраженно сказал он. – Но помни, что я тебе сказал.

Полицейский вышел, и Коломба вдруг поняла, что он по-своему за нее волнуется. Это открытие застигло ее как гром среди ясного неба. Снова закрыв дверь, она уселась на один из ящиков с напитками.

– Спасибо, что позвонил, Данте, – сказала она в трубку.

– Твои люди не оставили мне выбора, – холодно ответил тот. – В следующий раз звони мне напрямую.

– И ты возьмешь трубку?

– Не обещаю.

– Значит, ты понимаешь, почему я так поступила.

На несколько секунд повисла неловкая тишина.

– Ты в порядке? – наконец спросил он, внезапно вспомнив о манерах.

«Нет».

– Да-да, все о’кей. Но мне нужна твоя помощь.

Данте сидел на капоте припаркованного перед университетом полицейского автомобиля. В нескольких метрах от него три амиго разглядывали проходящих мимо студенток и оценивали их в зависимости от размера груди.

– Да, об этом я догадался, КоКа. – Этим ласковым прозвищем называл ее только Данте. В его устах оно звучало естественно.

Они снова помолчали.

– Видел ролик, где террористы берут на себя ответственность за трагедию в поезде? – спросила Коломба.

– Пока нет.

– Похоже, ты такой один на всю страну. Можешь посмотреть? Пожалуйста.

– Прямо сейчас?

– Да.

– Не хочешь объяснить зачем?

– Они рассказали тебе про имама?

– Да.

– Его слова меня встревожили. Только и всего. Пожалуйста, посмотри видео и перезвони.

Данте фыркнул.

– Рад стараться, – сказал он и положил трубку.

В дверь постучали.

– Входите, – сказала Коломба.

Один из полицейских пришел сообщить ей, что ее ждет магистрат. Коломба сказала, что ей нужно еще несколько минут. Увидев ее мокрые от слез щеки, агент без лишних вопросов ретировался.

Тем временем Данте сел в позу лотоса и достал из папки ноутбук.

– Какого черта вы исполняете? – спросил Эспозито, на секунду оторвавшись от созерцания девушек. – Ритуал вуду?

– Тсс… Не мешай ему работать, – сказал Альберти, который был великим почитателем Данте.

Его кумир надел наушники и запустил ролик. Через несколько секунд он понял, почему Коломба попросила его посмотреть видео, а через минуту пожалел, что согласился. Он прогнал его дважды, а потом и в третий раз – уже на медленном воспроизведении и без звука.

– Дай мне свой ответ, – сказала Коломба, когда Данте ей перезвонил.

– Это лишь предварительный анализ… Да и качество картинки оставляет желать лучшего…

У Коломбы сжались легкие.

– Да говори же!

– О’кей. Что-то тут нечисто.

Коломба тоскливо вздохнула.

«Вот дерьмо», – подумала она.

– Что?