– Хочешь проверить? – с вызовом отчеканила я, делая пасс в сторону. Конрад держал так крепко, словно я оказалась по уши в застывшем цементе. – Кроме того, раз ты играешь так нечестно, я просто беру свои слова назад. Нет – вот мой ответ. И плевать на уважение твоего друга.

Он поймал мои губы своими, затыкая, вставляя кляп. Грязно, развязно, с дикой похотью и жадность. Будто едва сдерживался от своих мыслей…

– Свой ответ я уже получил. Другого не будет, – каждое слово чеканило в ушах, как злой рок. Приговор. Он сжал мое лицо руками, заглядывая прямо в душу, в самое нутро: – Сейчас мы придем домой. Там нас будет ждать адвокат. И все будет кончено, понимаешь?

В тот момент я поняла две вещи: капкан захлопнулся, и это была чертовски грамотная ловушка. Он обескуражил меня, привел к правильной мысли и получит то согласие, что так сильно жаждали его уши. И, безусловно, завышенная самооценка.

– Я не буду ничего подписывать, Конрад Шульц, – поставила я его перед фактом, отключая свое сердце и чувства.

Геб в Флорой поздравляли нас, осыпали комплементами и пламенными речами о счастливом будущем, но Конрад точно слышал меня. Потому как стоял бок о бок. И рука его на моем теле дрогнула. Потому что в тот момент он наверняка понял: это обещание.

***

С трудом выбравшись от Габриеля и его тонны счастливых поздравлений, мы, наконец, покинули пентхаус семьи Файкер. Одна часть меня ликовала этому факту, дескать, не придется больше лживо благодарить, играя некую роль счастливой невесты, а с другой стороны… С другой стороны, я четко осознавала, что дома у Конрада нас будет ждать юрист, и Шульц сделает все, чтобы вечер закончится в угоду ему. Очередного морального противостояния мне категорически не хотелось, день и так выдался на редкость информативным и познавательным, отчего не на шутку утомил.

– Поедете следом, – створки лифта открылись, и, когда я вошла внутрь, Конрад перегородил дорогу охране, стрельнув в них требовательным взглядом, не терпящим возражения.

– Но, босс… – один из них, заметно побелев, замялся и отвел взгляд к полу. – Есть четкий протокол…

– Следом, – отчеканил Шульц по слогам, входя внутрь и блокируя дверь прямо перед носом своих людей.

Конрад надвигался на меня торопливо и целенаправленно, не глядя нажав нужный этаж. Я была слишком ошарашена тем, как вытянулся его почти звериный оскал в прямом свете приглушенной белой лампы.

– Что это было? – прошептала я, пока его шаги сокращали разделяющее нас расстояние. Мои пальцы неосознанно сжали массивные и широкие поручни, буквально вжимая мое же тело в стеклянную стену позади.

– Предложение, – хрипло шикнул он, судорожно вбирая носом кислород. Взгляд мужчины блуждал по мне так жадно, будто мы не виделись целую вечность. – Тебе никогда его не делали?

– Делали, – призналась я, вспоминая Рона Харингтона, но кроме него были и другие. Злорадства в голосе скрыть не удалось. – Много-много раз.

Конрад замер, склонив голову набок, цокнул языком.

– Вот как… Почему я не удивлен?

– Я просто искала кого получше, – нагло соврала я. Причина была лишь одна: либо мужчины не любили меня достаточно для брака, либо я не любила кандидатов в мужья. Харингтон первоначально обманчиво казался идеальным человеком во всех отношениях: вызывал сносные чувства, имел схожие жизненные ориентиры. Но ни одно предложение никогда не поражало меня настолько, как из уст Шульца. Об этом, естественно, он никогда не узнает.

Глухим рыком Конрад ворвался в мое маленькое личное пространство, поднимая за талию и усаживая на поручень. Теперь наши лица были на одном уровне, и ему ничего не стоило обрушиться на меня с поцелуем, таким же развратным и сумасшедшим, как и секс с этим мужчиной. Доводящим до исступления. Выбивающим из головы все лишнее и ненужное Ему.

– Сложно, – ударяясь мокрым горячим лбом о мой лоб, Конрад коснулся указательным пальцем моей нижней губы, изучая ее контуры. Когда он проник слишком глубоко в рот, я укусила его за фалангу, и босс зашипел сквозь стиснутые зубы. Голос его стал спутанный, тараторящий, на лбу выступили капли пота. – Мне сложно видеть, как на тебя смотрят другие мужчины. Ничего не могу с собой поделать. Хочется запереть тебя дома и никогда никому не показывать, знаешь? Эта идея настолько мне нравится, что приходится прилагать огромные усилия, чтобы ей не поддаться.

– Не может быть… Ты ревнуешь? – брови мои вопросительно поползли ко лбу, а затем понимание ситуации успокоило разбушевавшееся сердце: «Он просто не хочет делиться своей вещью – вот и все!» – Успокойся, никому я не нужна.

В насмешливом тоне пряталась самая настоящая досада, ведь так и было. Нет в мире человека, ожидающего моего звонка или беспокоящегося о здоровье. «Кроме человека напротив тебя, Эмми Браун!» – от этой догадки свело челюсть.

Кивнув каким-то своим мыслям, Конрад за долю секунды остановил лифт красной кнопкой, а затем втиснулся между моих ног, уверенно и грубо разводя их в стороны. На уровне верхней части бедер была хлипкая юбка с не очень плотными швами, которые не выдержали напора мужчины, делая на моем платье неприличный разрез по ноге, почти до самого пупка.

– Ах! – я задохнулась от того, каким горячим и плотным был его пах, вжимающийся мне во внутреннюю часть бедра. – Тут ведь камеры, Конрад…

– Они все удалят, – без капли сомнений заявил он, измученно дыша мне в шею, пока руки жадно сминали мое тело.

– Но ведь именно сейчас кто-то смотрит, – взмолилась я, просовывая ладони между нашими телами. Прийти к подобному умозаключению оказалось легко, а вот тело отказывалось действовать логично. – Конрад, очнись!

– Фа-а-ак, – рыкнул он, бессильно погладив языком пульсирующую жилку на моей шее. От нежного касания перед моими глазами возникла пелена, а когда острые зубы дотронулись к мягкой кожи, мне с трудом удалось сдержать писк. Я попыталась сдвинуть ноги, загасить сильный вибрирующий огонек между бедер, но Конрад не дал. Лишь качнулся вверх-вниз, дразня клитор через плотный слой моей и его одежды. – Как же сильно я хочу тебя, Эмми… Как же. Сильно. Я. Тебя. Хочу!

Он чеканил каждое слово, будто сошедший с ума безумец. Его член набухал все больше, я ощущала каждый его изгиб чувствительной точкой своего тела, где все болезненно пылало. Язык терзал мою шею, засасывая, покусывая, изучая влажным языком.

– Конрад, – прошептала я, ища какое-то спасение. Мой голос напоминал то ли писк, то ли едва разбираемое шептание. Сжав руками предплечья мужчины, я искала опоры. Заглядывая в его сверкающие потемневшие глаза, просила то ли не останавливаться, то ли прекратить это немедленно. – Я сейчас… Сейчас…

От его взгляда сводило под ложечкой: теплый, обволакивающий, спокойный. И в тоже время требовательный, не моргающий, пылающий, как самое адское пламя. Он был как спичка, кинутая в лужу из бензина.

– Давай, детка… – просил, шептал, требовал он. Сминая мою грудь руками. Даже сквозь платье это ощущалось так остро, будто мы были совершенно нагими. Губы его ловили мои, щекоча, едва касаясь. – Я хочу, чтобы ты кончила для меня… Только для меня.

Волна накрыла меня внезапно, как атомный взрыв, заставляющий прогнуть спину назад и до крови закусить губы. Тело било спазмами, заставляя вжаться внутренней частью бедер в Его ширинку, поглаживая напряженный член. Не осознавая того, я опустила руку по его костюму, на ощупь пройдясь от бляхи ремня по молнии вниз. И Конрад, хрипя, задрожал, сокращаясь снова и снова, содрогаясь с моим именем на губах.

Я замерла, приводя дыхание в норму, и только спустя целую минуту, до меня дошло, что именно сейчас произошло. Для охранников камеры наблюдения мы выглядели, как развратная пьяная парочка, тискающаяся без зазрения совести у всех на виду, но вряд ли они могли заподозрить нас в таком странном, совершенно необъяснимом, нечеловеческом сексе через одежду. С губ сорвался краткий истерический смех, грудь Конрада тоже беззвучно завибрировала.

– Вот черт… – ругнулась я, медленно убирая руку от его паха к плечам. Кто бы мог подумать, что можно прийти к финалу от обычных прикосновений? От взгляда? От слов? И ощущения эти были ничуть не хуже, чем от обычного секса. Наоборот, более острые, словно приправленные адреналином и невозможностью удовлетворить внезапную нужду.

– Предпочитаю, чтобы моя будущая жена называла меня по имени, – хмыкнул мужчина и загасил очаг возгорания во мне выбивающим дух поцелуем.

Я не заметила, как он нажал кнопку на панели лифта, позволяя тому двинуться дальше, и очнулась лишь тогда, когда створки распахнулись.

– Что это? – впереди меня ждала темнота, черная и беспроглядная. А еще шум ветра и более чистый, легкий аромат Нью-Йорка, без примеси паленого бензина и уличной еды.

– Крыша, – удивил меня Шульц, утаскивая за собой, и, как только мог, плотно скрепив предварительно мое платье маленькими узелками и невидимками с моей головы. А после еще и закутал меня в свой пиджак, застегнув его на все пуговицы. И теперь о «происшествие» в лифте свидетельствовали лишь мои дрожащие ноги и красные, как помидор, щеки.

– Но… почему здесь? – прошептала я первое, что пришло в голову, оборачиваюсь по сторонам в полном непонимании. Пространства было много, в большей степени темного и беспроглядного.

– Потому что крыша в моем доме оборудована для моего вертолета. А здесь – чистая, – пожал плечами мужчина, словно совершенно ничего странного не происходило.

– А охрана? Они ведь будут ждать внизу и… – я замолчала на полуслове, увидев оцепление по кругу. Это могло значить лишь одно – выход на крышу был запланирован заранее. Но почему тогда Конрад и словом не обмолвился? Речь шла лишь о возвращении в пентхаус после встречи с другом.

Я продолжала следовать за мужчиной, хмурясь. Неизвестность пугала и сбивала с толку, делала меня неуверенной и растерянной.

– Конрад… – начала было я, но запнулась, совершенно не представляя то, о чем хочу поинтересоваться.

– Да? – сейчас мужчина казался спокойным и даже немного веселым. Таким, каким я никогда не видела его раньше.

Мысли и так рассыпались, не давая собрать их во что-то цельное, как вдруг на глаза попался маленький уютный столик около трех огромных колонн в тихой, спокойной безветренной зоне. Он был украшен множественными гирляндами с теплым нежным белым светом, а на широких раскладных деревянных стульях лежали подушечки и теплые пледы.

Я, скорее, готовилась искренне поверить в то, что мы забрели в зону чужого романтического вечера, чем в то, что это устроено для меня Конрадом Шульцем.

– Я… – сердце вырывалось из груди – так бешено колотилось! Мужчина подвел меня к столику, на котором стояли закупоренная бутылка красного вина, сырная тарелка и различные фрукты. Но я прошла мимо, прямо к краю крыши, ограждённому высоким и широким выступом, и уставилась перед собой. Потому как высказать свои догадки мужчине в глаза не смогла бы:

– Ты… Ты собирался сделать предложение здесь, не так ли?

Конрад промолчал, и я наивно полагала, что мужчина по-прежнему стоит на расстоянии десяти шагов от меня. И когда его ладони крепко обвили мою талию, а нос уткнулся в шею, предательски вздрогнула.

– Это более логично, если учесть, что в твоем доме крыша полностью занята, а в доме Геба – свободна, – продолжила рассуждать я, несмотря на его пылающее дыхание на моей вмиг покрывшейся мурашками коже. – Но… Почему тогда ты сделал предложение там, в пентхаусе?

Он снова промолчал, оставляя меня наедине со своими путанными и волнующими догадками. Если быть совсем уж честной, я не ждала ответа изначально. Потому как если бы Конрад подтвердил мои предположения, вышло бы так, словно это предложение было не актом привлечения внимания и не способом манипуляции через Геба с Флорой. А чем-то… другим. Чем-то, что даже про себя было озвучить больно.

– Потому что тот момент показался мне особенным, – произнес он спокойно, где-то даже вальяжно. Я не слышала раската грома или намека на дождь, но меня мгновенно повело, словно после прямого удара молнии по позвоночнику.

Глаза мои расшились, и я не моргала до тех пор, пока роговицу не запекло.

– Только ведь ты…

«…позволил мне считать себя манипулятором!» – прокричала я про себя, но вслух не хватило сил, будто внезапно возникшее рыдание сжало мне горло. Я зажмурилась и несдержанно шмыгнула носом.

– Зачем ты заставляешь меня думать о тебе плохо? Тебе нравится, когда все вокруг тебя боятся? Нравится, уверена.

– Заблуждаешься, – как-то спутанно протянул он с секундной заминкой. Голос Конрада показался мне каким-то странным, пространным и будто выжатым с трудом, через силу. Я вдруг решила, что Шульцу было просто невыносимо общаться со мной на подобные «людские» темы. – Ты сделала вывод, а я не стал тебя переубеждать. То-то и всего, – он помедлил, закашлявшись. – К тому же, тебе все равно придется подписать контракт сегодня. Иначе я просто не выпущу тебя из пентхауса. И плевать, когда заканчивается прошлый рабочий контракт. Ты ведь осознаешь, что никто и никогда не скажет мне слово против? Я – закон, Эмми. И если я чего-то захочу, никто и никогда не сможет встать у меня на пути.

Я ахнула от наглости Шульца, ведь он, по правде говоря, никогда не нарушал закон. Этот человек следовал ему «от» и «до», оставаясь кристально чистым перед Америкой. По крайней мере, за пять лет сотрудничества. В тот момент флер розового наваждения моментально слетел, а настроение упало ниже плинтуса.

– Ты можешь хоть умереть тут, но я ничего подписывать не буду, – в отчаянье отчеканила я злобно, слишком резко.

Но Шульц ничего не ответил, совершенно никак не отреагировал. Он убрал руки с моего тела, а затем и вовсе отодвинулся в сторону. Странная необоснованная паника взыграла внутри, заставляя резко обернуться и увидеть, как мужчина медленно шагает назад с перекошенным от боли лицом, держась за голову.

– Конрад! – в ужасе воскликнула я, глядя на то, как он оседает на стул, словно осенний листок.

Пара охранников тут же выскочила из укрытия на мой голос, но Шульц вскинул руку вверх. Видимо, это был призыв оставить его в покое, и те послушались в этот раз без единого нарекания. Спорить с боссом никто не хотел. Несмотря ни на что.

– Но… – я задыхалась от неожиданности и ужаса, все вокруг вдруг стало совершенно не важным. Ему было плохо, и мне стало так же невыносимо. Мысль, что я никак не могу облегчить его страдания, принесла томительную боль. Глаза Конрада были закрыты, а голова откинута на подушку назад, словно он ждал, пока вспышка пройдет. – Прошу тебя, поедем к врачу. Так нельзя…

Шульц опрометчиво мотнул головой в сторону и тут же сжался от нового приступа, на висках его выступили набухшие вены. Отряхнувшись, я скинула туфли и бросилась к нему, заглядывая в лицо.

– У тебя сотрясение. Это серьезно, и ты меня пугаешь, – голос сошел на шепот, не желая нарушить его покой и зону комфорта. – Прошу…

– Хватит. Все отлично, – наконец выдал Шульц, едва шевеля губами. И хоть нес он чистую ложь, я была рада хотя бы услышать его голос. Только спустя несколько минут вдруг осознала, что совершенно перестала дышать. Конрад опустил одну руку к себе на колени, и я жадно проследила за этим жестом. – Посиди со мной пару минут. Без слов. Иначе я попрошу тебя увести.

Взяв плед с соседнего кресла, я укрыла его покрывалом до самой шеи, а затем завернулась во второе сама и осторожно села к нему на колени, сжавшись в позе эмбриона.

Конрад неторопливо положил руку мне на спину и замер, время будто остановилось. В какой-то момент эмоции внутри накалились настолько, что я позволила слезам стечь по лицу. Решение было опрометчивым, потому как спустя секунду тело затряслось в беззвучных рыданиях, остановить которые я была не в силах.

– Перестань, – отрезал мужчина слабым хриплым голосом, внутри все стянуло рвотным спазмом.