– Привет, малышка, – машинально здоровается он с «Индиго», прыгая за руль. Та чутко отвечает на поворот ключа в зажигании, урчит, готовая кататься по привычным дорогам Нью-Йорка.

В цветочном взгляд быстро пробегает по уже собранным букетам, но ему ничего не нравится: Кэтрин такое не подходит. Том напрягает память, пытаясь вспомнить, что каждый из них может значить в Корее, но глаза уже сами цепляются за тюльпаны, большой охапкой стоящие в пластиковом ведерке.

У них точно было какое-то хорошее значение, вспоминает Том: среди сотни странных названий он увидел слово «тюльпаны» и еще подумал, мол, наконец знакомое название. А что-то типа «гидрангея» вообще звучало как болезнь. Интересно, Кэтрин сама-то в курсе языка цветов своей культуры?

– Добрый день, – громко произносит он, и из соседней двери появляется высокая женщина. – Мне нужен букет тюльпанов.

Что же там было? Что-то о любви, это точно.

Женщина спокойно задает пару вопросов, отсчитывает тридцать штук, перемежает с другими зелеными побегами и ловко оборачивает их в светло-коричневую бумагу, перехватывая лентой.

Том все это время копается в телефоне, пытаясь вспомнить, что там было в языке цветов. Вот та статья: тюльпаны. Непреодолимая любовь. Он улыбается сам себе: очень похоже на них, особенно если учесть, что все с первой их встречи было против этого свидания.

Когда Том с цветами, спрятанными в багажнике, тормозит у дома, где живет Кэтрин, часы показывают без десяти восемь. В голову пролезает ужасная мысль: а вдруг она не выйдет? Согласилась, чтобы он отстал, да и все. А он, как дебил, с тюльпанами приехал.

Нет, она не могла. Кэтрин не производит впечатление девушки, которая не выполняет обещания. И, кстати, сидеть в машине – это неприлично. Том выбирается на улицу, поправляет уже помявшиеся новые брюки и пальцами проверяет, не съехал ли галстук.

Минуты тянутся так долго, что он не выдерживает стоять на месте и начинает отмерять тротуар шагами. Если Кэтрин опоздает, он вполне может сойти с ума. И зачем только рано приехал? Плитка под ногами намекает, что нижняя часть улицы, которая начинается сразу за Уильямсбергским мостом, раза в полтора дороже верхней – та больше похожа на Йонкерс, чем на Нью-Йорк.

– Том?

Он поднимает голову и от неожиданности застывает на месте: сегодня Кэтрин неотразима. Ее темно-красное длинное платье облегает тонкую талию и бедра, заставляя фантазию работать даже сильнее, чем стоило бы. А волосы, а глаза, а чувственные губы! Том сглатывает комок в горле: как же хорошо, что он сам в костюме. Рядом с такой девушкой выглядеть обсосом – преступление.

– Привет. – Он делает шаг вперед и, повинуясь странному чувству внутри, касается губами ее руки. – Ты по-королевски прекрасна.

– Спасибо, – в ее голосе слышно удивление.

Вот для чего «Прада» шьет все эти неудобные костюмы! Чтобы рядом с фантастической девушкой чувствовать себя не гопником из Манчестера, а кем-то приличным. Джентльменом, наверное.

– Не думала, что ты такой модник. – Только теперь он замечает, что ее глаза сияют радостью.

В душе как будто у самого тюльпаны распускаются: она вышла и даже готовилась к их свиданию.

– Я не всегда такой, – предупреждает Том.

– И когда именно?

– Когда самая красивая девушка Уильямсберга соглашается пойти со мной на свидание.

– Ты не оставил ей выбора.

– В этом и был план, – довольно щурится Том, не переставая улыбаться, – и он сработал.

Он подводит Кэтрин к «Индиго», открывает дверь, но на секунду задерживается.

– Хочешь повести? – предлагает он.

– Ну уж нет, – округляет глаза Кэтрин. – Мне кажется, это очень дорогая машина, и я не настолько хороший водитель. Почему ты предлагаешь?

– Боюсь, что я не могу оторвать от тебя взгляд.

– Придется, – она закусывает губу, а в глазах пляшут веселые огоньки, – иначе мы куда-нибудь врежемся.

– Этого она мне точно не простит.

Том помогает Кэтрин сесть в машину, а сам обходит вокруг и опускается на свое сиденье.

– Кто – она? – переспрашивает Кэтрин.

– «Индиго». – Том заводится и плавно двигается с места. – Моя машина называется «Индиго», и это точно она.

– С чего ты взял?

– Не знаю, просто почувствовал. Кстати, ты ей нравишься, и это здорово.

– Так странно, – смеется Кэтрин, – откуда ты знаешь, что я ей нравлюсь?

– Ну, она едет. У «Индиго» на самом деле сложный характер, – объясняет Том. – Если ей кто-то не нравится – например, мой братишка Джек, – она предпочитает сначала возмущаться, а потом глохнуть. И не потому что в ней что-то сломано, под капот можно даже не заглядывать. Просто из принципа.

– Говоришь, словно это человек.

– «Индиго»? О нет, она куда хуже. У каждой машины есть свой характер, а эта особенно упрямая. Если «Индиго» решила, что мне не нужно на работу, она начнет кряхтеть, пыхтеть и по-всякому высказывать недовольство.

Будто в ответ на его слова из-под капота раздается тихий писк.

– Слышала? – спрашивает Том. – Я ее проверял две недели назад, там все идеально. И вот теперь мы пищим.

– Я ни разу не видела таких машин в Нью-Йорке, – замечает Кэтрин.

– И не увидишь, – заверяет ее он, – их всего сорок четыре, и только одна из них в Штатах. Вот эта паршивка.

Он успокаивающе поглаживает руль большим пальцем.

– Серьезно? А что это за бренд?

– «Йоссе Кар», была такая шведская компания. Они хотели делать по двести машин в год, но выпустили сорок четыре и обанкротились. Но «Индиго» просто великолепна, она ультралегкая и при этом довольно мощная для девяносто седьмого. За шесть с половиной секунд разгоняется до шестидесяти миль в час^[9].

– Ты и правда фанат машин, – мелодично смеется Кэтрин. – Даже цифры называешь с любовью.

– Между прочим, – Том поднимает указательный палец вверх, – не так много спорткаров делали для людей, а не для понтов. Вот «Индиго» – одна из них.

– Получается, если в ней что-то сломается, ты не найдешь запчасти? – спрашивает она с интересом. – Мне так брат объяснял, но не помню, про какую машину.

– Это не проблема, – пожимает плечами он. – Тут только снаружи «Йоссе Кар», а под капотом – «Вольво». Все, что нужно заменить, находится довольно быстро. Хотя свою я взял в отличном состоянии, тут уже многое поправлено.

Он паркуется у ресторана и впервые за всю поездку снова позволяет себе посмотреть на Кэтрин. Боялся, что и правда не сможет оторваться.

Никогда бы не подумал, что поведет такую девушку на свидание. С этой красотой ей бы в фильмах сниматься, а не с ним кататься по Уильямсбергу. Все в ней идеально: нос с небольшой горбинкой, острые скулы, темные бездонные глаза и губы, которые сейчас так хочется поцеловать.

– Нам сюда? – Кэтрин сама заправляет непослушную прядь себе за ухо.

– Да, – кивает Том. – Ты такая красивая.

– Спасибо, – снова улыбается она.

Приходится собрать волю в кулак, чтобы не протянуть руку к ее щеке – она сейчас кажется ненастоящей. Том выбирается из машины, открывает ей дверь, и, когда Кэтрин цепляется за предложенный локоть, его сердце пропускает удар.

Их провожают к заранее забронированному столику, подают меню, но глаза отказываются хоть на секунду выпускать из вида лицо Кэтрин. Том чувствует себя подростком, к которому в гости пришла топ-модель из телевизора. Он и не верит своему счастью, и не ощущает реальности происходящего, при этом внутри бурлит столько восторга, что вот-вот начнет выплескиваться наружу.

– Ты не планируешь есть? – вырывает его из мыслей Кэтрин.

Том, смутившись, опускает взгляд в меню. В нем ни черта непонятно, и это верный признак престижного ресторана.

– Ты умеешь выбирать еду в таких местах? – спрашивает он.

– Если честно… – Она делает паузу. – Нет.

Гриб. Лангустин. Желудок. Кто бы ни придумывал эти названия, фантазией он не отличается. Возможно, его даже зовут Джон Джонсон. Младший.

– Попросим официанта что-нибудь посоветовать? – предлагает вариант Кэтрин.

Подняв голову, он сталкивается с ее мягким смеющимся взглядом и невольно улыбается в ответ.

– Видишь ли, – морщит нос Том, – я не уверен, что буду знать, как едят то, что принесут.

– Понимаю, – кивает она, – я тоже всегда опасаюсь. Редко бываю в таких местах.

Кэтрин оглядывается на темный интерьер со странными люстрами и дурацкими картинами на стенах и вздыхает.

– Никогда не бывала, – добавляет она.

– Тогда мы можем есть неправильно. Оба. Раз мы не так уж хороши в этикете, черт с ним.

– А они, – Кэтрин показывает глазами на вышколенных официантов неподалеку, – не будут нас осуждать?

– Пусть только попробуют. – Том угрожающе прищуривается и подается вперед: – Один неверный взгляд в твою сторону, и я…

– Что ты сделаешь? – наклоняется она ему навстречу.

Хороший вопрос. Ножом их не пырнешь – нож остался дома, да и они не в Манчестере.

– Лишу чаевых, – выкручивается Том. – С выговором и занесением в книгу жалоб.

Кэтрин прикусывает губу и смеется в ответ, расслабляясь. Когда к ним подходит молодой официант с широкими, как у атлета, плечами, она просит его рекомендации. Тот предлагает попробовать дегустационный сет из двенадцати блюд.