– Должно быть, это тяжело – потерять отца и переехать на другой конец мира.

– Я справилась. – Еле-еле. – Я познакомилась с кучей двоюродных братьев и сестер, дядь и теть. Было здорово оказаться в семейном кругу.

– Как умер твой отец? Прости, если лезу в личное.

– Несчастный случай.

– Какого рода?

– Худший из возможных. – Мой голос стал жестче. При мысли об отце ко мне вернулась вся непрожитая боль, поэтому я попыталась сделать наш разговор более легким, сменив тему. – Ну, так как ты решил стать гонщиком Формулы-1?

– Мой отец был механиком…

– Я не знала. – Я наклоняюсь вперед, мне интересно послушать его историю.

– Ну да, я рос, окруженный машинами. Мой дедушка – отец моего отца – тоже был механиком, так что, можно сказать, любовь к машинам у меня в крови. Когда мне исполнялось семь, отец отвел меня и нескольких моих друзей на картинг, и с того самого момента я попал на крючок. Занимался картингом уже на регулярной основе, участвуя в соревнованиях. Я обожал это дело. Не мог насытиться. Отец быстро заметил мои серьезные намерения и, естественно, увидел, насколько я хорош. Я выигрывал все гонки, в которых принимал участие. – Он награждает меня нахальной улыбкой. – И тогда он начал посвящать моей мечте много времени. Из-за всех соревнований, в которых я участвовал, ему было сложно работать, потому он принял решение урезать рабочие часы в дневное время и найти неофициальную ночную подработку, лишь бы заработать денег. Затем, когда мне было тринадцать лет, дедушка отошел на тот свет и все оставил отцу – дом и некоторые накопления, которые хранил годами. Картинг в Ирландии был хорош, и гонки были приличные, но мне хотелось большего. Отец понял, что в Англии у меня будет больше возможностей и способов развить свои способности, чтобы попасть в Формулу-1. Так что он продал и дедушкин дом, и наш и перевез нас в Великобританию. Он снял жилье и работал, когда мог. Деньги с продажи домов он использовал, чтобы удерживать нас на плаву. Когда мне стукнуло четырнадцать, я вступил в Интерконтиненталь А, который теперь называется KF2^[16]. Потом, год спустя, добрался до Формулы-А. В следующем году – до Формулы Супер-А. Я продвигался дальше, переходя в Формулу-3, из нее в Формулу-2, и, когда мне исполнилось двадцать, я добрался до Формулы-1.

– Ого, крутая история! Твой отец многое сделал, чтобы ты оказался здесь и сейчас, – говорю я, начиная понимать, почему Оуэн так печется о карьере Каррика.

– Да, многое. Он отличный отец. О лучшем отце простой мальчишка и мечтать не смеет.

От этой реплики в моем горле встает ком.

– А что с мамой?

Его глаза заволакивает тьма.

– Ее нет рядом. И не было долгое время.

– Она ушла?

– Когда мне было два года. Фактически она и не была матерью.

– Ох, Каррик… мне так жаль.

Я и представить не могу, как кто-то может оставить своего ребенка. Моя мама никогда бы меня не бросила, да и мой отец… ни за что на свете. Единственная причина, по которой он ушел от меня, – его смерть. И бросить такого человека, как Каррик… не могу даже представить. Он такой яркий и открытый.

Протянув свою руку через стол, я кладу ее на ладонь Каррика, переплетая наши пальцы.

– Она многое потеряла, Каррик. Очень многое.

Он смотрит на мою руку, на мгновение останавливая на ней свой взгляд, а затем заглядывает мне в глаза. Сердце бешено колотится в груди. Скользнув пальцами по его кисти, я убираю руку. Подняв свой напиток, нервно делаю глоток.

– Какая у тебя любимая машина? – спрашивает он неожиданно, вероятно, испытывая неловкость из-за нашего контакта.

– Ох, это просто. Jaguar XK120^[17]. – Мой отец водил такую машину, она была его гордостью и отрадой. Он ездил на ней до своего последнего дня. С тех пор я эту машину не видела. Когда отец погиб, мама избавилась от нее на аукционе, а все вырученные деньги отдала на благотворительность. Я очень долго злилась из-за этого. – А у тебя?

– Та, за рулем которой я в данный момент. В этом плане я непостоянный. – Он ухмыляется, а я разражаюсь смехом. – Как ты поняла, что хочешь быть механиком?

– Так же, как и ты понял, что хочешь быть гонщиком. Я выросла, окруженная машинами, вот и причина. Хотя, вероятнее всего, моя мама хотела бы, чтобы я занималась чем-то другим.

– Например?

– Чем угодно, только не машинами. Мне кажется, что втайне она хотела, чтобы я пошла по ее стопам и стала моделью.

– Твоя мама была моделью?

– Ага. – Не стоило ему этого говорить. Не нужно быть гением, чтобы с помощью Гугла обнаружить связь между моим отцом и матерью, хотя не думаю, что Каррик собирается искать информацию обо мне или моей маме.

– Знаешь, это забавно. Впервые увидев тебя, я подумал, что ты модель. – Я закатываю глаза. – Я мог где-нибудь видеть твою маму?

– Скорее всего, нет. Она бросила модельную карьеру, когда появилась я. Хотя она была невероятно красивой и остается такой по сей день.

– Могу представить.

– Погоди. У меня есть ее фотография. – Я достаю телефон из сумки и протягиваю ему, указывая на экран, где в качестве обоев установлена наша с мамой фотография. Я сделала ее перед тем, как уехала из Бразилии.

– Это твоя мама? Черт побери, вы больше похожи на сестер. Она настоящая милфа^[18].

– Фу! – Перегнувшись через стол, я вырываю телефон из его рук. – Это отвратительно! Ты не можешь говорить такие мерзости о моей матери!

Он хохочет.

– Прости. Я не в том смысле. Я не собираюсь… эм, ну, ты знаешь, с твоей мамой, но могу себе представить, что другие мужчины захотели бы, ну… понимаешь, ее. Сильно.

– Господи, Каррик. Ты делаешь только хуже. – Я роняю голову на руки.

– Прости, – подавляет он смех.

Приподняв голову, я укоризненно качаю ею.

– Проехали. Я давно хотела задать тебе один вопрос. У тебя есть какие-нибудь традиции, связанные с гонками? – У моего отца они были. Он всегда надевал черные боксеры и носки и перед каждой гонкой завтракал обычным яичным омлетом. Я так и не поняла почему.

– Есть.

Я жду, но он не дает развернутый ответ.

– Ну и… Ты расскажешь мне, какие?

Положив руки на стол, Каррик наклоняется вперед.

– Ладно. – Он выдыхает. – Перед каждой гонкой я должен съесть плитку шоколада Galaxy.

– Серьезно? – улыбаюсь я. – Почему?

Смотря на меня, он откидывается на спинку стула, оставляя руки на столе.

– Как только мы перебрались в Англию, я не выигрывал гонки. Не знаю, в чем было дело: то ли в давящей на меня мысли, что мы находимся в другой стране, то ли еще в чем-то. В лучшем случае я приходил четвертым. Я паниковал, потому что отец отказался от многого ради переезда в Англию, и был подавлен, потому что знал, что способен на большее. Ну, так вот, в тот особенный день я был голоден, забыл до этого поесть, и мой отец говорит: «С пустым желудком ты проиграешь эту гонку». Он вышел купить перекус. И когда вернулся, сказал, что нашел только дерьмовый торговый автомат, затем протянул мне плитку шоколада Galaxy, а я такой: «Что это за фигня? Я не стану это есть. Это бабский шоколад. Мужики не едят Galaxy. Мужики едят Yorkie». Помнишь эту рекламку?^[19]

– Помню, – рассмеялась я, наслаждаясь его манерой рассказывать истории. Свое повествование он сопровождает яркой мимикой, выражая самые разные эмоции.

– И тогда мой отец взбесился и сказал: «Ну, я не нашел никакого мужского шоколада, так что ешь гребаную женскую хрень и заткни хлебало!»

– И что ты сделал?

– Дулся с минуту, а потом съел эту гребаную плитку Galaxy, и это оказался лучший шоколад в моей жизни, лучший из всех, что я пробовал, но я не признался в этом своему отцу. Потом сел в карт и впервые победил в гонке в Англии. – Он нежно улыбнулся, и я заметила отблеск воспоминаний в его глазах. – С тех пор мой отец перед каждой гонкой покупает мне в торговом автомате плитку шоколада Galaxy, и я ее съедаю. Это моя единственная странность.

– А если в ближайшем торговом автомате ее не окажется? Или, что еще хуже, не окажется самого торгового автомата?

Он наклоняется вперед с обольстительной улыбкой на лице.

– Торговый автомат найдется всегда, Андресса, и там всегда будет шоколадка Galaxy.

– А-а-а. – Вот оно, преимущество быть Карриком Райаном.

Гунтур подходит к нашему столу, держа в руках огромный поднос, нагруженный едой. Он начинает расставлять перед нами блюда. Затем другой официант кладет передо мной зеленый лист.

– Это от бананового дерева, – объясняет Каррик, заметив недоумение на моем лице, – его используют вместо тарелки.

– Хорошо. Круто.

После того как вся еда была разложена, я уставилась на рис, мясо, овощи и другие блюда, которые была не в силах описать, а Гунтур пожелал нам приятного обеда.

Я обращаюсь к Каррику:

– Это уже перебор, тебе не кажется? Ты же стараешься придерживаться правильного питания. – По моей улыбке Каррик быстро понимает, что я просто издеваюсь.

– Ты видела хоть одного полного малазийца?

Я взглядом окидываю сидящих вокруг людей.

– Нет.

– Ну, то-то же.

– Ладно, Джабба, – поддразниваю его я. – Итак, с чего мне стоит начать?

Он безмолвно осматривает тарелки с едой. Указывает на одно из блюд и говорит:

– Попробуй вот это.

Мы прекрасно провели время, наслаждаясь едой и общением. Говорили о школе, друзьях и самых разных пустяках, от любимых книг до музыкальных вкусов – обо всем и ни о чем. Часы пролетели незаметно. Это был один из лучших дней в моей жизни.

Как только мы закончили, Каррик расплатился, снова отказав мне, когда я изъявила желание заплатить хотя бы половину. А я и не стала возражать, спасая себя от нотаций в стиле «сколько ты заработала за прошлый год».

– Спасибо за сегодняшний день, за картинг и обед, – обращаюсь я к Каррику, когда мы идем назад, освещаемые лучами вечернего солнца.

– В любое время.

Мы шагаем обратно, проходя мимо магазина, к машине. Когда мы доходим до нее, Каррик протягивает мне ключи.

Я расплываюсь в улыбке, как кот, налакавшийся сметаны.

– Возвращаемся в отель? – уточняю я, забираясь на водительское сидение.

– Да, но это будет долгий путь.

Я пристегиваю ремень безопасности и завожу двигатель. Тот мурлычет, словно котенок. Стереосистема оживает с песней «Wish You Were Mine» Филиппа Джорджа.

– Готов к лучшей поездке за всю твою жизнь? – Я кладу руки на руль, разворачиваюсь к Каррику и обнаруживаю, что он смотрит на меня с непроницаемым выражением на лице.

– Ага, готов. – То, как он это произносит, заставляет мое сердце сильнее забиться в груди.

Я переключаю передачу. Проверяю зеркала и выезжаю на дорогу. Вжимаю педаль в пол и увожу нас прочь.