2. Париж

Арктур вернулся изрядно окрепшим, как всегда после подпитки. Меня он застал на кухне с чашкой кофе. На щеках у меня играл румянец – спасибо проверенной технике щипков, – тональный крем скрывал темные круги.

– Привет.

– Здравствуй, Пейдж.

Он никак не прокомментировал перемены в моем облике. Молча снял пальто и повесил на крючок.

– Альберик приходил. У винных запасов пополнение. – Я откашлялась: – Мы можем поговорить?

– Разумеется. Могла бы и не спрашивать.

– Сказал рафинированный товарищ с интонациями наследника английского престола.

– Туше.

Бросив перчатки на каминную полку, Арктур уселся напротив. Я пододвинула ему бокал с вином, ничего другого он не признавал даже по утрам, а мои попытки приучить его к чаю или кофе не увенчались успехом.

– Не стану ходить вокруг да около. Мне надоело прятаться, – объявила я и, встретив гробовое молчание, пылко продолжила: – Обещаю, никакого фанатизма. Просто разыщу местный Синдикат. Если повезет, парижские ясновидцы станут отличным подспорьем для Касты мимов, а союзники нам сейчас не помешают. Пора разжечь костер революции.

– Значит, твоя хворь отступила?

– Даже не сомневайся.

– А круги под глазами – наглядное тому подтверждение. Как и бочонок кофе.

– Это был сарказм? – нахохлилась я.

– Пейдж…

– Обычная чашка. Только… без ручки. – Я потерла переносицу. – Ладно, пусть будет бочонок, и состояние у меня отвратительное, но на пару часиков хватит. На пару-тройку.

– Ты не забыла, что неофициально возглавляешь список самых опасных преступников республики?

– Для основной части республики меня застрелили еще в Эдинбурге. Правда известна лишь горстке приближенных, не более.

– Я не вправе тебе препятствовать. Поступай, как знаешь.

– Мне необходимо твое одобрение. И помощь, – попробовала я задобрить Стража, но слова точно натыкались на глухую стену. – Или тебе плевать, что Сайен вот-вот доберется до Касты мимов? Неужели все труды и жертвы последнего года насмарку? Зачем бездействовать, если можно что-то предпринять?

– Ты уже предприняла достаточно, деактивировав «Экстрасенс».

– Поверь, это не предел.

– Думаешь, легко было наблюдать, как ты добровольно лезешь в пасть к тигру? – глухо произнес рефаит. – Многие решили, ты умерла от выстрелов, однако я чувствовал твой страх.

На мгновение я лишилась дара речи.

– Почему ты не обратился к золотой пуповине?

– Обращался. Каждый день.

Ни разу мне не довелось ощутить его присутствие в застенках. Даже под пытками я напрягала внутренний слух, силясь уловить голос Арктура, почувствовать пульсацию связующей нас нити. Одно лишь это помогло бы мне выстоять.

– Тебе не впервой пренебрегать благоразумием, – прошептал рефаит. – В Лондоне ты угодила в ловушку, стоившую многим жизни. Я не упрекаю, Пейдж. Просто пытаюсь донести, что твой неуемный энтузиазм чуть не свел тебя в могилу. Жажда деятельности, помноженная на переутомление, чревата катастрофой. Если снова полезешь на рожон, проявишь нетерпение, пострадает масса народу.

– Забыл, как на меня наседала Тирабелл? Как требовала любой ценой добыть ей победу? Да, те смерти на моей совести, но я усвоила урок и больше никого не подвергну опасности.

– Кроме себя.

– За меня не волнуйся. Я намерена разыскать Синдикат, и очень рассчитываю на твою помощь.

– «Домино» велели не высовываться.

– Они и не узнают, – заверила я. – Разве тебе не хочется поработать вместе? Как в старые добрые времена.

Арктур погрузился в раздумья. Если он разоблачит мой обман, о вылазке придется забыть. Бродить по улицам в одиночку, да еще в таком состоянии – чистой воды самоубийство.

– Я обещал, что всегда буду рядом, – нарушил молчание рефаит. – Ты права, мы добились многого. Так зачем останавливаться на достигнутом? – Он поднял бокал. – И где нам искать Синдикат?

Мое лицо озарилось улыбкой.

– Похоже, расклад поменялся. Теперь ты смотри и учись.

Я погасила свет и открыла ставни. Вдоль набережной горели фонари, озаряя сиреневыми отблесками Сену.

– Различать криминальный мир – особое искусство. Представь его в виде цепи, где все звенья взаимосвязаны. Уцепишься за одно, и оно приведет тебя, куда нужно. – Я кивнула подошедшему рефаиту на идиллическую картину за окном. – Ну, что ты видишь?

– Людей.

– Смотри внимательнее. Ищи несоответствие. – Мой палец ткнул в мальчика в кепке. – Чем он, по-твоему, занят?

– Наверное, ждет родителей. – Мальчишка смешался с прохожими, и Арктур недобро сощурился. – Хотя погоди… Он вор.

– В точку. А мишень – брюнетка в облегающей юбке. Вон она, третья в очереди за кофе. Ловит ворон и совсем не следит за сумкой.

Сумочка из тускло-розового шелка манила, словно торт на витрине кондитерской. Пока владелица увлеченно беседовала со спутником, воришка придвинулся к ней вплотную, мастерски срезал ридикюль и растворился в толпе, оставив жертву в блаженном неведении.

– Виртуоз, – похвалила я, по достоинству оценив профессионализм юного карманника. – Сейчас он понесет добычу куму, назначенному главарем шайки. Если сесть мальчишке на хвост, он выведет нас на старшего, а тот, за барашка в бумажке, проведет по цепочке дальше. Вот один из вариантов.

– А есть второй?

– Да, можно сразу начать с высшего звена. Боюсь, мы так и поступим, поскольку денег на взятки у нас кот наплакал.

– Разве?

– Если только у тебя под кроватью не припрятан мешок с деньгами, – съязвила я.

Арктур ненадолго скрылся в своей комнате, а вернувшись, выложил на стол пухлую пачку банкнот.

– Похоже… похоже, насчет мешка я угадала.

– Рантаны не сослали бы меня на чужбину без гроша.

Я медленно перебирала новенькие, хрустящие купюры.

– Сколько здесь? Десять штук?

– Двенадцать. Пользуйся на свое усмотрение.

– Ты даришь мне двенадцать тысяч фунтов? – Мой взгляд метался от рефаита к банкнотам. – Я говорила, как сильно ценю нашу дружбу?

– Считай это еще одним подарком ко дню рождения. – Арктур опустился на стул. – Предлагаю для начала отправиться во Двор чудес.

Знакомое название. Джексон в свое время мне все уши прожужжал, нахваливая знаменитые трущобы, где собирались обитатели парижского дна.

– Согласна, – кивнула я, любовно поглаживая пухлую пачку. – Маршрут известен?

– Крупнейшие трущобы располагаются к северу от реки. Конечно, если с моего последнего визита в Париж они не поменяли дислокацию.

– Думаешь, нас так запросто пустят? – усомнилась я. – Без паролей и провожатых?

– Не знаю, не пробовал, – признался рефаит.

– Ладно. – Я побарабанила пальцами по столешнице. – Сколько туда ходу?

– Пешком примерно полчаса.

– Отлично. Выдвигаемся завтра утром, чтобы не нарваться на ночной патруль. Будем соблюдать предельную осторожность, обещаю, – заверила я.

– Только учти, я по-прежнему не одобряю твою затею.

– Учту. – Я одарила его торжествующей улыбкой. – Выше нос, Арктур Мезартим, из тебя непременно выйдет славный синдикатчик.

Утро выдалось ясным. Солнечные лучи золотистым ковром устилали пол.

Радостное предвкушение заживило раны, ноги сами норовили пуститься в пляс. Проглотив солидную порцию овсянки с яблочным маслом, я занялась сборами.

Вот-вот осуществится моя детская мечта увидеть Париж. Внутри меня все пело от восторга. Впервые за долгое время я почувствовала себя живой.

Гардероб занимал отдельную комнату. Наверное, квартира некогда служила перевалочным пунктом для агентов «Домино», забегавших сюда переодеться. Я выбрала белую блузу, заправила свитер цвета древесного угля в брюки с высокой талией, застегнула пуговки на ботинках с низким каблуком. Очки с дымчатыми стеклами скрывали примерно треть лица. Козырек фуражки – еще четверть. Я выпрямила волосы – пока возилась с прядями на затылке, умудрилась обжечь шею и руку, хотя могла бы изначально попросить Арктура помочь. Потом набросила на плечи зеленый плащ и повязала шарф. Тщательно завернутый в тряпку клинок перекочевал из-под подушки в карман.

Спускаясь по лестнице, я мельком глянула на себя в зеркало. Прилизанная шевелюра смотрелась омерзительно.

Арктур ждал в вестибюле, одетый, по обыкновению, в черное. Новое приталенное пальто придавало ему чрезвычайно элегантный вид.

– Доброе утро, – поприветствовал он, натягивая перчатки. – Полагаю, спалось тебе сладко.

– Не то слово. – Я повертелась на месте. – Est-ce-que j’ai l’air suffisamment française?^[2]

– Très française, petite rêveuse^[3], – заверил Арктур на безупречном французском.

– Деньги у тебя с собой? – спросила я.

– Да.

– Остерегайся карманников. – Я застегнула ремень и взяла с полочки перчатки. – Вместе нам показываться нельзя. Иди первым. Если легионеры нас засекут, сразу разворачиваемся, сбрасываем их с хвоста и возвращаемся на квартиру.

– Договорились. – Арктур взял меня за плечи. – Уверена, что справишься?

– Абсолютно, – беспечно откликнулась я, хотя ладони при этом покрылись липким пóтом. До сих пор меня не пугали стычки с легионерами, однако после пребывания в застенках все изменилось.

Ветер ворвался в открытую дверь, разметал мне волосы. Арктур шагнул за порог. Убедившись, что поблизости никого, я низко надвинула козырек и впервые за долгое время очутилась на свежем воздухе.

Ботинки увязли в глубоком, по щиколотку, сугробе. Заперев дверь, я преодолела считаные метры, отделявшие меня от улицы, и вынырнула из-под сводов явочной квартиры.

Париж встретил меня оглушительным шумом.

На улицах творилось настоящее светопреставление. В восемь утра набережная Гран-Огюстен кишела транспортом и народом. Мимо прогромыхал винтажный автомобиль, обдав меня запахом выхлопных газов. Откашлявшись, я повернулась на восток, к колокольням-близнецам Grande Salle de Paris, Гранд-Зал-де-Пари, где во времена монархии располагался известный собор, а при Сайене проводились мероприятия и церемонии государственной важности. Величественное здание завораживало, приковывало взгляд. За ним раскинулись два природных островка: Île aux Vaches, Иль-а-Ваш, или Коровий остров, где сосредоточилась практически вся местная знать, и Île Louviers, Иль-Лувье, знаменитый своими рынками и торговыми рядами.

Арктур пересек проезжую часть. Запрокинув голову, я двинулась следом. Из-за обилия небоскребов и высоток Лондон называют вертикальной цитаделью, Париж же, напротив, простирается вширь.

Внизу катила серые волны Сена, разбегались в разные стороны улочки, знакомые мне по путеводителям. Чайные, бутики, крохотные кондитерские. На витринах цветочных лавочек распускались зимние бутоны. Филиалы французского банка Сайена, с белоснежными дверями, украшенными золотыми листьями, и сколотыми мраморными фасадами. Печатные киоски торговали плакатами и детективами, по тротуарам сновали подростки с красными значками официальных распространителей «Дейли десендант» на лацканах. Прилавки под полосатыми тентами ломились от грошовых безделушек, сувениров (я с трудом подавила искушение потратить три фунта на миниатюрную копию Эйфелевой башни) и разных диковинок. При виде снежного шара с Биг-Беном у меня защемило сердце. Хотя официальным языком империи считался английский, Франция сумела отстоять частичку национальной культуры – в городе преобладали французские названия, литературные сборники тоже издавались на родном языке. И ни единого «Коробкá» в ближайшем радиусе, хотя эта сеть проникла во все без исключения цитадели.

Париж – совершенно уникальный город с уникальной преступной сетью, подобно нефти, таящейся глубоко в недрах. Где-то неподалеку река Бьевр, захлебываясь кровью и пигментом, омывает квартал дубилен и скотобоен. В трущобах орудуют воры. И есть вероятность – всего лишь вероятность, – что в здешних кварталах витают отголоски бунта.

Арктур чуть опустил голову. Заметив камеру, я прикрыла лицо ладонью.

Мы пересекли мост с установленным экраном-транслятором. Замедлив шаг, я всматривалась в ориентировки. Меня убрали из перечня беглых преступников, зато в нем остались Ник, Иви, Джулиан Эймсбери.

Пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Джулиан исчез с полгода назад, с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Ориентировки сменились лозунгами.

СПАСЕМ ИСПАНИЮ ОТ САМОЙ СЕБЯ

NOUS DEVONS SAUVER L’ESPAGNE D’ELLE-MÊME

ПОДДЕРЖИ ПИРЕНЕЙСКУЮ ПРОГРАММУ

SOUTENEZ L’EFFORT IBÉRIQUE

Огненные залпы танковых орудий. Окровавленные отпечатки копыт. Переплетение рук, цепляющихся за парапет. Тела, сброшенные в реку. Я двинулась прочь, преследуемая воспоминаниями, от которых звенело в ушах.

Пиренейская программа, или, как ее называли в кулуарах, операция «Мадригал», была официально обнародована двенадцатого января. Не знаю, какой процент новостных сводок составляла пропаганда, а какой – истинное положение дел, но суть операции сводилась к присоединению Испании и Португалии. В случае успеха Сайен обретет контроль над одиннадцатью странами.

Арктур ждал у фонаря. Уже не таясь, мы спустились к реке, где нет ни камер, ни такого скопления людей.

– В чем дело? – глядя прямо перед собой, спросил рефаит.

– В Париже, – ответила я, не отрывая глаз от Сены. – Великолепный город. Как и многое в Сайене. Парадокс.

– Не обольщайся. Это лишь иллюзия, красивая маска. Но все иллюзии рано или поздно рушатся, и любая маска в конце концов слетит.

– Зачастую это происходит слишком поздно. – Я сунула руки в карманы. – Якорь вот-вот подомнет Испанию и Португалию. Еще месяц назад их шпионы рыскали по Лондону, хотя лидеры обеих стран заведомо смирились с гнетом.

– А вдруг они решат пойти по стопам Ирландии и дадут отпор СайенМОП?