6. Марш марионетки

Очнувшись среди вороха покрывал и щурясь от тусклого света, я не сразу сообразила, почему окна спальни расположены не с той стороны.

Вторая половина кровати пустовала. Я приподнялась на подушках и вдруг замерла. К вялости и плохому самочувствию добавилась новая напасть. Спустя почти год у меня возобновились месячные.

Из груди вырвался тяжелый вздох. Теперь понятно, откуда взялась мигрень. Подстегиваемая мыслями о кофе, я потерла глаза и, удостоверившись, что на простынях нет пятен, поплелась в ванную. В зеркале отразилась удручающая картина: волосы торчали в разные стороны, как будто меня волоком возили по земле.

После утренних процедур я пересекла залитую солнцем гостиную и обнаружила в кухне Арктура, колдовавшего над кофейником. На улице бурлила жизнь, и ее отзвуки влетали в приоткрытое окно.

– Доброе утро, – поприветствовал меня рефаит.

– Доброе, – просипела я. – Удалось хоть немного поспать на фоне моего кашля?

– Меня пушкой не разбудишь, – заверил Арктур. – А ты сама выспалась?

– Да. Надеюсь, я не слишком тебя стеснила?

– Не говори ерунды.

Повисла пауза. Потянувшись за обезболивающим, я нечаянно коснулась Арктура, и его аура моментально покрылась мурашками.

– Готов приступить к тренировкам?

– Зависит от твоего самочувствия. – Рефаит заваривал кофе неторопливо, словно в его распоряжении была вечность. А впрочем… – Начнем с малого – с отрешения.

– С малого. – Я села за стол, чувствуя, как тянет низ живота. – Звучит заманчиво.

– Тебе нездоровится? – встревожился рефаит.

– Да нет. Просто моя матка сигнализирует об отсутствии зародыша. Хвала эфиру. Только маленького беззащитного человечка мне и не хватало для полного счастья.

– У тебя менструация, – догадался рефаит.

– Она самая, – уныло откликнулась я.

– Понятно. – Глаза Арктура потемнели. – Сильно болит?

– Тут целый спектр непередаваемых ощущений, – протянула я. – Представь, что тебе отбили все внутренности, потом ошпарили их кипятком и утрамбовали. Живот надувается как барабан, внизу тянет. Спина ломит, ноги подкашиваются. И черепушка раскалывается.

Арктур бросил помешивать кофе:

– И ты хочешь тренироваться в таком состоянии?

– Почему нет? Девчонка я крепкая.

С минуту рефаит буравил меня взглядом, после чего чуть ли не с трепетом склонился над кофейником.

– Отработаем отрешение, и через пару дней попробуешь в меня вселиться. – Арктур пододвинул мне чашку.

Сомнительная перспектива. Проникнуть в лабиринт рефаита – одно, а подчинить его – совсем другое. Тот памятный раз, когда я вселилась в Наширу – да и то буквально на пару секунд, – едва не стоил мне жизни.

– Задал ты мне задачу. – Я потерла ноющую поясницу. – Не уверена, что справлюсь.

– Тяжело в учении, легко в бою, – парировал Арктур. – Сладишь с рефаитом, людей будешь щелкать как орешки.

Я поднесла чашку к губам, борясь с искушением поставить ее на живот.

В умиротворяющей тишине Арктур поднял жалюзи. За окном ласково розовело небо, цитадель нежилась в ленивых лучах солнца.

– Париж – не Лондон, он вспыхнет от малейшей искры, – сообщил рефаит. – Его улицы насквозь пропитаны кровью прошлых восстаний. Тучи сгущаются, Пейдж. Вот-вот настанет переломный момент.

– Дюко того же мнения. – Я подула на кофе. – Пугала, что Европа стоит на пороге войны.

– Вот почему ты должна соблюдать предельную осторожность с Фрер.

– Не понимаю, к чему ты клонишь.

– Тебе наверняка представится шанс убить верховного инквизитора, а ты у нас своего не упустишь.

Я молча прихлебывала кофе.

– Соблазнов будет множество, – продолжал Арктур, – но я настоятельно советую не отклоняться от курса. Мы договорились следовать приказам «Домино».

– Я много лет была подельницей, подчиняться умею. Но согласись, грех упускать такую возможность. Резиденция – это же кладезь государственных тайн.

– Никакие секреты не стоят конфликта с «Домино», – парировал Арктур. – Подумай, какую неоценимую поддержку они могут оказать Касте мимов.

– Каста мимов – слишком мелкая сошка для правительственной разведслужбы, – огрызнулась я. – Станут такие серьезные ребята якшаться с толпой расхлябанных бандюганов.

– У Касты большой потенциал. Ей можно поручить партизанскую войну против Сайена. Если наладишь контакт с Дюко, докажешь свою профпригодность, она наверняка замолвит за тебя словечко перед начальством.

Фантазия рисовала, как крупнейшие государства спонсируют мою разношерстную армию. Вчерашние террористы и головорезы заставляют трепетать Сайен.

– Может, ты и прав, – пробормотала я.

– Авантюризм у тебя в крови, – вещал Арктур. – Не спорю, на войне нужно уметь рисковать, но как друг очень тебя прошу – будь осторожна.

Не отрывая от него глаз, я снова приникла к чашке.

Правда заключалась в том, что у меня были свои резоны проникнуть в отель «Гаруш».

Конечно, можно рассказать Арктуру, но зачем его лишний раз нервировать, он и так настрадался по моей милости. Тем более искомое я умыкну незаметно – комар носа не подточит.

Чтобы не обнадеживать рефаита, я ограничилась кратким:

– Постараюсь.

Следующие несколько дней мы почти безвылазно торчали в подвале, переоборудованном в спортзал – с гантелями, штангой и прочим инвентарем. Арктур решил начать с простеньких приемов, чтобы постепенно вернуть меня в строй.

Мне стоило невероятных усилий отражать его притворные удары. Мускулы одеревенели, реакция притупилась. Если до недавних пор мы уравновешивали друг друга – моя ловкость против его силы, – то теперь одна чаша весов опустела. Арктур преодолевал мое сопротивление с такой легкостью, словно я не боролась, а мирно сидела на полу.

С отрешением дело обстояло не лучше. Время, проведенное в заточении, ослабило мой дар. После очередной мучительной попытки мне наконец удалось вызволить фантом из лабиринта. Даже не верится, что еще совсем недавно прыжок давался мне без малейших усилий.

Арктур был на высоте. Веселил меня архаичными оборотами, напряжение спадало, и я вновь становилась сама собой. К сожалению, ненадолго.

Меня отвлекала не столько неуклюжесть, сколько боль, сопровождавшая каждый вдох. Легкие абсолютно не насыщались кислородом. Приходилось прерываться чуть ли не каждые пять минут. Но самое досадное, Арктур никак меня не подстегивал. Во время очередного приступа кашля он отвел меня в гостиную и на весь вечер усадил на диван с грелкой.

Такая забота не шла мне впрок. В отличие от Арктура я не собиралась щадить себя и той же ночью, замотав кисти, крадучись спустилась в подвал. Если восстановлю физическую форму, дар, скорее всего, вернется.

Я сняла с углового стеллажа пару гантелей, какими без труда орудовала до битвы за власть, и подняла руки. Бицепсы тряслись, как желе, однако в напряжении мышц мне чудился добрый знак. Значит, тело постепенно привыкает к нагрузкам.

Внезапно у меня подломилось запястье. Из горла вырвалось шипение, гантели оглушительно грохнулись об пол. Захлебываясь кашлем, я повалилась на мат и согнулась пополам.

Постепенно в зале воцарилась гробовая тишина. Я подтянула колени к груди и уткнулась в них лбом.

– Пейдж? – донеслось с порога.

У меня полыхали щеки, по лицу градом струился пот.

– Что стряслось? – допытывался Арктур.

Не дождавшись внятного ответа, он присел рядом. Я потерла запястье и принялась сгибать, разгибать пальцы.

– Они сломали меня в том гребаном подвале! – выкрикнула я. Во рту при этом появился солоноватый привкус. – Не представляю, как мне стать прежней.

– Никак, – «утешил» рефаит. – Та Пейдж мертва, как и вчерашняя, и позавчерашняя. Но смерть – это не конец, а начало нового этапа. Переход из одного состояния в другое. Твоя новая форма еще слишком хрупкая, но со временем она окрепнет. Наберись терпения.

Я криво ухмыльнулась:

– Терпение – непозволительная роскошь для простых смертных.

– Даже простого смертного хочется видеть в добром здравии, – рассудительно заметил Арктур. – В следующий визит Дюко попроси ее свести тебя с врачом.

Я обреченно кивнула и, опершись на его руку, встала, кляня себя за нелепое желание зареветь.

Мы поднялись в гостиную, и Арктур откупорил бутылку красного.

– Плесни и мне, надо промочить горло.

– Как скажешь. – Рефаит достал из шкафчика второй бокал. – Не знал, что ты у нас любительница вина.

– К жизни оно меня не вернет, но, надеюсь, капельку приободрит. Кстати, – поспешила сменить я тему, – ты когда-нибудь… надирался?

Рефаит изумленно поднял брови.

– Надирался? – переспросил он.

– Напивался, наклюкивался. Ar meisce^[31]. Ощущал алкогольную интоксикацию?

– Насколько мне известно, нет.

– Очень жаль. – Я закинула ноги на диван. – А то устроили бы алкосоревнование.

– Какое еще соревнование? – насторожился Арктур.

– Ну, однажды мы с Надин смотрели новости и выпивали по стопке абсента всякий раз, когда с экрана звучало «паранормал». Знатно накидались. – Я завернулась в плед. – Давно хотела спросить…

– Да?

– В нашу первую тренировку ты действовал инстинктивно?

Рефаит поочередно наполнил бокалы.

– Отчасти. С появлением золотой пуповины мне стало намного легче ориентироваться, но изначально я руководствовался опытом общения с другой странницей.

Меня словно молнией ударило.

– Другой странницей?

– Никогда не задумывалась, почему Нашира так хорошо осведомлена об искусстве призрачных странствий? – Арктур закупорил бутылку. – Ты уже вторая ускользаешь у нее из-под носа.

Новость произвела эффект разорвавшейся бомбы. Даже Джексон, самопровозглашенный эксперт в области ясновидения, считал меня единственной в своем роде. Разумеется, со временем я тоже стала мнить себя уникальной.

Хотя кое-какие нюансы противоречили нашей теории. В частности, Нашира была одержима идеей странствий задолго до моего появления в колонии. А как известно, одержимость не возникает на пустом месте.

– Эмма Орсон, – соизволил наконец удовлетворить мое любопытство Арктур. – Ее пленили после Третьего Сезона костей и доставили прямиком в колонию. – Он передал мне бокал. – Оставлять столь могущественного ясновидца подле Наширы было чревато, и Рантаны помогли Орсон бежать.

Не отрывая от него взгляда, я машинально взяла бокал.

– Но перед этим она рассказала тебе о странствиях.

– В общих чертах. Нам с Тирабелл удалось побеседовать с ней лишь дважды. Правда, Орсон не именовала себя призрачной странницей.

Еще бы, ведь термин изобрел Джексон.

– Что с ней случилось после побега? – наседала я.

– У меня есть гипотеза. – Арктур опустился на диван, бокал пристроил на подлокотник. – Не досчитавшись Орсон, Нашира отправила на ее поиски «алую тунику». А вскоре по Уайтчепелу прокатилась волна зверских убийств.

Меня охватил озноб.

– Потрошитель…

Сдержанный кивок.

– Последнюю жертву звали Мэри Келли, но, как позже выяснилось, на улицах ее знали под разными псевдонимами. В частности – Светлая Эмма.

– Думаешь, Эмма выдавала себя за Мэри Келли?

– Да. Либо же убийца ошибся. Так или иначе, с тех пор Эмма Орсон как сквозь землю провалилась.

В памяти всплыли фотографии с места преступления – на черном рынке их разбирали как горячие пирожки.