Двух первых женщин мы не подыскивали. Линдси стала первой, кого мы выбирали. Мы нашли ее в социальных сетях, но в то время мы не ориентировались на типаж Оуэна и не учитывали его требование к росту. Большинство женщин не указывают в соцсетях своих физических данных, и таких сведений, как точный рост, вес или цвет глаз, там тоже нет. Это затрудняет мой предварительный поиск четвертой женщины.
Правда, я все-таки нахожу сайты, где уточняется рост. Это сайты знакомств. Но беглый просмотр некоторых из них меня не вдохновляет.
На следующий день я прошу Миллисент встретиться со мной в обеденный перерыв. Мы берем по стаканчику кофе и садимся в парке через дорогу. День стоит прекрасный, на синем небе ни облачка, воздух сухой, а парк расположен достаточно близко от кофейни, чтобы можно было воспользоваться ее Интернетом.
Я объясняю жене новые критерии по типажу женщин и показываю ей, что обнаружил в сети. Миллисент просматривает страницы одного сайта знакомств, а потом вскидывает на меня взгляд.
– Они все кажутся такими… – мотает она головой и умолкает.
– Фальшивыми?
– Да. Как будто они пытаются быть не самими собой, а такими, какими их хотят видеть мужчины.
Я показываю на одну, которая пишет, что ее хобби – виндсерфинг и пляжные вечеринки.
– И у таких, должно быть, слишком много друзей.
– У некоторых да, наверняка.
Миллисент продолжает просматривать профили, нахмуривается:
– Мы не можем подбирать женщину на сайте знакомств.
Я молчу, и она поднимает на меня свои зеленые глаза. Я улыбаюсь.
– Что? – спрашивает Миллисент.
– У меня есть другая идея.
Она расслабляется и выгибает одну бровь:
– Тебе это только что пришло в голову?
– Да.
– Тогда выкладывай.
Я оглядываю парк, и мой взгляд, наконец, останавливается на женщине, сидящей на другой скамейке и читающей книгу. Я киваю на нее:
– Как насчет этой?
Миллисент изучает женщину и улыбается:
– Ты хочешь подыскать кого-нибудь в реальном мире?
– Для начала – да. Так мы найдем ту, что соответствует физическому типажу Оуэна. А затем проверим в сетях, подходит ли она нам.
Миллисент снова переводит глаза на меня. Они такие яркие! Жена кладет на мою руку свою. И от ее прикосновения по всему моему телу распространяется теплая дрожь. Как будто я перезаряжаюсь. Даже мой мозг проясняется.
Миллисент кивает, уголки ее рта задираются вверх в довольной улыбке. Теперь мне хочется только одного: поцеловать свою жену. Опрокинуть на траву прямо посередине парка и сорвать с нее всю одежду.
– Я всегда понимала, почему вышла за тебя замуж, – произносит, наконец, Миллисент.
– Потому что я такой замечательный?
– И покорный.
– А еще довольно привлекательный внешне, – добавляю я.
– Если мы все сделаем правильно, – говорит Миллисент, – то полицейским никогда не придет в голову искать брачную пару. Мы будем вольны делать все, что нам захочется.
Что-то в ее словах еще больше усиливает мое возбуждение. Мир полон вещей, которые я не могу делать и не могу себе позволить – от домов и автомобилей до кухонного оборудования. Но это… Это дает нам ощущение свободы. Это единственное, что целиком наше, только наше и нам подконтрольно. Благодаря Миллисент.
– Я согласен, – говорю я жене.
– Согласен на что?
– На все.
Я доезжаю до станции Санрейл и сажусь на поезд, следующий до Алтамонте Спрингс – в обратном направлении от того места, где живет Петра. Технически этот городок лежит за пределами Вудвью, и все же он был частью «охотничьих угодий» Оуэна. Женщины здесь повсюду: молодые, старые, высокие, низкорослые, худые, толстые. Они на каждой улице, в каждом магазине, на каждом углу. Мужчин я не замечаю. Я вижу только женщин. Как раньше. В молодости я даже не представлял себе, как можно выбрать всего одну женщину, когда вокруг их такое множество – совершенно разных и доступных.
Конечно, так было до моей встречи с Миллисент.
Теперь я изменился. Я все еще оцениваю всех женщин, но только уже по-другому. Я не смотрю на них как на своих потенциальных партнерш и любовниц или как на свои победы. Я оцениваю их по тому, соответствуют ли они типажу Оуэна. Я измеряю взглядом рост каждой женщины, смотрю на то, как она накрашена и как одета.
Вот одна молодая женщина выходит из прачечной самообслуживания и поднимается по лестнице в квартиру над ней. С того места, где я стою, мне трудно определить, насколько она высока.
Вторая женщина выходит из офисного здания. Она совсем низкого росточка, но раздражающе живая и энергичная. И садится в машину гораздо лучше моей. Я не уверен, что смог бы к ней подойти.
А затем я замечаю женщину в кафе и сажусь за столик рядом. Она просматривает в ноутбуке сайты, касающиеся двух тем: политики и еды. Я немножко разбираюсь и в том и в другом. И подумываю, как мог бы сложиться наш разговор. Любопытство побуждает меня выйти из кафе за ней следом и запомнить номер ее машины.
А потом я опять иду по тротуару, пока не замечаю миниатюрную женщину. Она – инспектор по парковкам. Выписывает штраф клиенту. Ее ногти коротко пострижены, волосы тоже. Мне не видно ее глаз – их скрывают солнечные очки. Но губы у нее не накрашены.
Я прохожу мимо достаточно близко, чтобы прочитать ее имя на бейджике:
А. Парсон.
Может – она, а может, и нет. Я еще не решил. Когда она отворачивается, я пару раз снимаю ее на телефон.
Уже поздно ночью того же дня Миллисент лежит в постели, изучая крупноформатную таблицу в своем компьютере. Дети спят. По крайней мере, должны спать. Во всяком случае, в их комнатах тихо.
Я скольжу в кровать рядом с женой.
– Привет.
– Привет. – Миллисент отодвигается, чтобы высвободить себе пространство, хотя наша кровать не просто большая, а очень большая.
– А я сегодня ходил по магазинам.
– О Господи! Надеюсь, ты не потратился. Я сейчас свожу наш бюджет, у нас нет лишних денег, а нам нужно еще заменить стиральную машину.
– Я только приглядывался к товару, – улыбаюсь я ей и показываю снимки А. Парсон в своем мобильнике.
– О! – восклицает жена, скосив на фото глаза: – А что за униформа на ней?
– Инспекторши по парковкам.
– Да ну? Я бы не отказалась отыграться хоть на одной из этих сучек.
– Я тоже, – мы оба смеемся. – И она подходит под типаж Оуэна.
– Действительно подходит, – соглашается Миллисент. Она закрывает свой компьютер и поворачивается всем телом ко мне: – Отличная работа!
– Спасибо.
Мы целуемся, и все проблемы с нашим бюджетом вмиг улетучиваются.
На первых порах это никак не было связано с сексом.
И мы думали, что Холли ознаменует конец, а не начало. На следующий день после того, как ее выпустили из лечебницы, Миллисент открыла входную дверь нашего дома и обнаружила свою сестру на его крыльце. Она тут же захлопнула дверь перед ее носом.
Тогда Холли написала письмо и бросила его в наш почтовый ящик. Миллисент на него не ответила.
Холли позвонила. Миллисент перестала отвечать на телефонные звонки.
Я связался с психиатрической лечебницей, но там отказались со мной разговаривать.
Холли стала появляться на публике. Она маячила в отдалении от нас, примерно в сотне фунтов, но присутствовала везде. В гастрономе, куда Миллисент ходила за покупками, на парковке торгового центра, на противоположной стороне улицы, когда мы выходили пообедать.
Только она никогда не задерживалась настолько долго, чтобы мы успели вызвать полицию. И каждый раз, когда мы пытались сфотографировать ее для доказательства, она разворачивалась и быстро уходила прочь. Или двигалась так, что снимок получался нечетким, размытым.
Миллисент не рассказывала об этом своей матери. Болезнь Альцгеймера уже заставила старушку позабыть, кем приходилась ей Холли. И Миллисент хотела оставить все так, как есть.
Я изучил в сети правила сталкера и составил список, в котором по часам и минутам расписал все появления Холли в опасной близости от нас. Потом я показал этот список Миллисент, а она сочла все это бесполезным.
– Не поможет, – нервно повела жена плечами.
– Но если мы…
– Я знаю правила сталкинга. Холли их не нарушает и никогда не нарушит. Она слишком сообразительна для этого.
– Но должны же мы хоть что-то предпринять, – сказал я.
Миллисент покосилась на мои записи и покачала головой:
– Мне кажется, ты не понимаешь. Она превратила мое детство в ад.
– Я это знаю.
– Тогда ты должен понимать, что этот список нам не поможет.
Я хотел пойти в полицию и рассказать о том, что с нами случилось. Но единственным физическим доказательством, имевшимся в нашем распоряжении, было письмо, опущенное Холли в наш почтовый ящик. А в нем не содержалось никаких угроз. Как не раз повторяла Миллисент, Холли была слишком умна, чтобы так подставляться.
М.,
ты не считаешь, что нам нужно поговорить? Я думаю нужно.
Х.
Вот все, что в нем было написано.
Так что в полицию я не отправился, вместо этого я встретился с Холли. И сказал ей оставить мою жену и семью в покое.
Она этого не сделала. В следующий раз я увидел ее уже в своем доме.
Это произошло во вторник, где-то в районе ланча. На мой телефон упали три эсэмэски подряд. Все сообщения были от Миллисент.
911
НЕМЕДЛЕННО домой
Холли
Не прошло и недели, как я нанес Холли визит.
Я не стал тратить время на ответные эсэмэски жене.
Когда я примчался домой, Миллисент встретила меня в дверях. Ее глаза были мокрыми, слезы грозились потечь по щекам, а моя жена не плачет по любым пустякам.
– Что, черт возьми…
Не успел я докончить, как она схватила меня за руку и потащила в общую комнату. Холли сидела на диване в дальнем конце, при виде меня она тут же вскочила.
– Когда я пришла домой, Холли была уже здесь, – дрожащим голосом сказала Миллисент.
– Что? – переспросила Холли.
– Она сидела прямо здесь, в нашей общей комнате.
– Нет, все было не так…
– Я забыла свой фотоаппарат. А мне нужно было сфотографировать один дом на продажу. И вот, когда я вернулась за ним домой, Холли была уже здесь.
– Что ты такое…
– Я застала ее сидящей на нашем диване, – слезы, наконец, пролились из глаз Миллисент, и она закрыла лицо руками.
Я ласково приобнял жену.
Холли выглядела как вполне нормальная женщина тридцати с лишним лет – в джинсах и футболке; на ногах сандалии. Ее короткие рыжие волосы были зализаны назад. А губы накрашены яркой помадой. Она сделала глубокий вдох и подняла вверх обе руки, словно хотела мне показать, что они пустые.
– Все совсем не так…
– Прекрати врать, – прикрикнула Миллисент. – Ты все время врешь.
– Я не вру!
– Подождите, – сделал я шаг вперед. – Давайте все успокоимся.
– Хорошо, давайте, – согласно кивнула Холли.
– Нет, я не собираюсь успокаиваться. – Миллисент указала на окно в углу комнаты, смотрящее на торец дома. Окно было зашторено, но на полу под ним валялись осколки стекла. – Вот как она проникла сюда. Она разбила окно, чтобы залезть в наш дом.
– Я этого не делала!
– Тогда как ты сюда пробралась?
– Я не…
– Холли, прекрати. Просто прекрати. Ты не одурачишь моего мужа так, как одурачивала наших родителей.
Насчет этого Миллисент была права.
– О Боже мой! – воскликнула Холли. А затем обхватила руками голову и закрыла свои глаза. Словно пыталась отрешиться от внешнего мира. – О Боже мой – О Боже мой – О Боже мой, – запричитала она скороговоркой.
Миллисент отступила на шаг назад.
А я приблизился к ее сестре:
– Холли, с тобой все в порядке?
Холли не остановилась. Похоже, она даже меня не услышала. Когда она шлепнула себя рукой по голове, я оглянулся на жену. Миллисент неотрывно смотрела на Холли и выглядела слишком напуганной, чтобы пошевельнуться. Она буквально вросла в пол ногами.
– Холли! – повысил я голос.
Ее голова вздернулась вверх.
Руки безвольно упали.
Лицо Холли исказила злость, нечто почти дикое, звериное. Мне показалось, что я увидел на нем то, чего так боялась Миллисент.
– Тебе следовало погибнуть в той аварии, – прорычала Холли сестре.
О проекте
О подписке