– Так, ладно. А если выйти замуж, снять проклятье и потом развестись? – может, и не страшно, на самом-то деле?

– Что значит – развестись? – не понял призрак. – Что вы имеете в виду?

– Ну как, были женаты – и перестали. У нас или просто документы оформляют, или по суду, если есть дети или если делят имущество. У вас, наверное, нужен обратный обряд. И тогда мы и его вот спасём, и потом я домой пойду, через год. А пока – ладно уж, как-нибудь.

– Это невозможно, – сообщил призрак. – Разводов не бывает.

Как это не бывает?

Я чуть было прямо это вот не проорала, но потом выдохнула и сообразила – вообще в школе на уроках рассказывали, что и у нас разводы вошли в обиход как-то не очень, чтобы давно, а то тоже браки заключались «на небесах» и «пока смерть не разлучит». Грустно это звучит, про смерть-то. Дома ты знаешь, что если вдруг что-то пойдёт не так, то ты всегда можешь развестись. Процесс может оказаться сложным, дорогостоящим, муторным – в зависимости от того, насколько близким к известному животному окажется бывший муж. Можно выбраться из брака нищей и на трёх хромых ногах, но – всё равно выбраться.

А тут что делать?

Я внимательно оглядела обоих мужиков, и живого, и дохлого.

– И что же делают, если окажется, что муж и жена совершенно друг друга не выносят?

– Живут дальше, – пожал призрачными плечами Эдрик.

Исчерпывающе, что.

– Так, погодите. Может у вас тут вообще браки исключительно по расчёту? – если он какой-то там сын графа, то иначе и не умеет, наверное?

А второй – бывший этот самый граф, если я всё правильно помню.

– А что, бывает как-то иначе? – спросил Эдрик, да с таким видом, будто я несу чушь какую-то несусветную. – Как это – без расчёта? Брак – это союз семей в первую очередь. Что у родовитых людей, что у безродных крестьян.

– Конечно, бывает. Встретились, пообщались, влюбились, пожили немного вместе – ну, чтобы попробовать, уживутся вообще или нет. И уже если ужились, то тогда жениться. Или по залёту, если мужик нормальный, а не хз что.

– Или… как? – встрепенулся Эдрик.

– Если она беременная, – пожала я плечами.

Что такого-то, дело житейское.

– Это правильно, ребёнок должен родиться в браке, иначе ему будет непросто унаследовать отцовское имущество, – закивал он.

Может, у нас всё дело в том, что наследовать-то и нечего? Сами живут как-то, где-то и на что-то, нередко – просто с родителями, вот и не хотят жениться?

– И что унаследует ребёнок, если он родится вот от него? – я кивнула на молчащего Хьюго.

– У него, кроме этого замка, есть ещё три, графы Мерсийские богаты, – сообщил Эдрик. – Граф Вильгельм обеспечил всех четверых сыновей и трёх дочерей.

Ничего так, семеро детей! Как в сказке какой. Потому что обычно если семеро детей – это мрак и нищета. Ну или в религиозной семье, там, может, как-то иначе, не знаю.

– Граф Вильгельм – это твой отец? – уточнила всё же я.

– Да, – ответил Хьюго.

– И где он? Ты не с ним живёшь?

Мало ли, как тут принято с младшими сыновьями.

– Его нет в живых, госпожа Серафима, – мягко ответил Эдрик.

– А что с ним случилось? И где мать?

– Госпожа графиня скончалась незадолго до смерти супруга, – пояснил всё тот же Эдрик.

– Это что ли недавно случилось? – ну мало ли, вдруг этот Хьюго сильно любил родителей и ещё не пережил, бывает.

– Граф Вильгельм скончался три месяца назад.

– Недавно, да. Соболезную, – глянула я на Хьюго. – Так-то я тоже сирота, правда, давно уже. Было время привыкнуть.

Хьюго глянул на меня, вздохнул и снова уставился в пустую тарелку.

– И кто вас воспитывал? – Эдрик глянул внимательно.

– Государство, как всех таких, – пожала я плечами. – Да ничего, нормально всё.

– Как же, а другие родичи, неужели не осталось никого?

– Другим родичам я была через порог не нужна, – подумаешь, не самое большое горе во Вселенной.

– Значит, о вас там никто не горюет? Раз и не было никого?

– Нет, – пришлось признать мне.

– Значит, и вам можно не печалиться! – радостно сообщил Эдрик. – Если вы спасёте нашего Хьюго от проклятия, то вся наша семья будет перед вами в большом долгу. Вы можете рассчитывать на почёт и уважение.

– И в чём выразится это уважение? – хмыкнула я. – Понимаете, сейчас я вижу перед собой пустую каменную хоромину, в которой нет ничего – ни еды, ни мебели, ни даже постели нормальной. И её как бы хозяина, который сидит, нос повесил, и что-то даже разговаривать со мной не торопится. И вас. Но вы, как бы это вежливо сказать, ни воды не принесёте, ни еды не добудете. Но активно уговариваете меня на что-то. А ваш подопечный, или кто он вам? Потомок? В общем, вот этот достойный, наверное, мужчина пока ещё ни слова не сказал. А говорить вроде умеет, я слышала. Почему мне кажется, что здесь что-то не так?

– Всё так, леди Серафима, – голос Эдрика зазвучал особенно ласково. – Он у нас не из разговорчивых, всё верно. Он немного привыкнет к вам, и всё вам скажет, что положено. И подарки подарит богатые. Что бы вы хотели? Драгоценности? Заморские шелка? Коня? Ловчего сокола?

– Для начала – чистую постель и где помыться. Всё то, что я вижу, как-то не очень соотносится со словами о драгоценностях и чём-то там заморском. И сортир у вас тут под кустом, да? Зимой тоже? А едите вы тут что? Всё, что было в кухне, мы сейчас съели за милую душеньку. А вот это тело, – я кивнула на Хьюго, – судя по всему, хорошо питается, кто его кормит?

– К чему вы клоните, леди Серафима? Да, признаю, замок несколько в запустении, но Хьюго отвечает за охрану границ Туманного леса, поэтому не уделял хозяйству должного внимания. Но теперь всё переменится.

– И почему мне кажется, что вы оба пытаетесь о чём-то умолчать? О чём-то важном, так? О чём-то, что мне не нужно знать, потому что если я узнаю, то убегу, сверкая пятками? – я смотрела то на одного, то на другого.

– Например, о чём таком мы можем умалчивать? – изумлённо спросил Эдрик.

– Ну вдруг он уже женат, например. Или был женат, раз так шесть, и уморил всех своих жён. Или он опасен, и убивает всех, кто ночует с ним в замке, почему тут нет никого, сам же сказал, что разбежались. Ну и я ещё могу придумать варианты, верите?

– Не нужно ничего придумывать, – внезапно заговорил Хьюго. – Я в самом деле опасен. Я убил несколько своих соратников в припадке безумия. А потом убил своего отца.

Ну приплыли, называется. Мне выдали маньяка-убийцу? Он не помнит себя во время приступов и крушит всё живое? А то ещё и неживое? Потому от него и разбежались все, кроме призрака, которому уже не страшно?

Видимо, это было написано на моём лице большими буквами, потому что тот самый призрак как рухнет сверху Хьюго на голову, и видимо, это было как-то нехорошо, потому что Хьюго затряс головой и заругался.

– А ну слезь, дохлятина!

– Я тебе предок, а не дохлятина!

– Дохлый предок!

– А ты придержи свой дурной язык, понял? Нечего говорить о том, о чём ничего не знаешь, сколько тебе повторять?

Эдрик снова взмыл наверх, видимо, немного там отдышался (или что ещё призраки делают, не знаю, человек бы отдышался), опустился поближе ко мне и заявил:

– Миледи Серафима, не слушайте его! Он не может говорить о том, чего не знает точно! А он не знает!

– А кто знает? – тут же среагировала я.

Потому что желательно выяснить бы. У меня, кажется, карма такая – попадать на тех, кто решает проблемы в семье посредством убийства.

– Никто, госпожа Серафима, – вздохнул Эдрик. – Не осталось свидетелей. Давайте, я расскажу вам, что знаю, а он-то ничего не расскажет, он себя не помнит. Его словам не стоит верить.

– Погодите, господин Эдрик, – покачала головой я и повернулась к Хьюго. – Скажи, только честно: ты помнишь или нет? Или твой покойный прапрадедушка тебя тут выгораживает сейчас?

Вроде, Хьюго ведёт себя как парень честный, хоть местами и странноватый. Вот пусть и скажет, как есть.

Он тоже повернулся ко мне и взглянул как-то сумрачно. А я загляделась на пушистые, хоть и светлые, ресницы, и красивый породистый нос. И бриться он не забывает, хоть спит на куче сена, и ходит в несвежей рубахе.

– А я, госпожа Серафима, и впрямь не помню, – сказал он, не сводя с меня глаз. – В моменты безумия разум оставляет меня. Я не вижу, кто передо мной – враг или друг. Я совершенно точно убил пятерых ни в чём не повинных солдат из своего отряда, и одного офицера, сначала никто ничего не понял – что это со мной творится, а потом они пытались обуздать меня. Хотя бы связать и запереть, но невозможно связать и запереть обезумевшего тёмного мага. Тогда меня ударили лавкой по голове, это лишило сознания и не дало продолжать безумствовать. Я пришёл в себя через два дня, снял с себя обязанности командующего и отправился к отцу, чтобы известить его о произошедших событиях, получить причитающееся мне наказание и отправиться затем в Туманный лес, чтобы до конца отмеренных мне дней истреблять там врагов рода человеческого. Но увы, меня снова настиг приступ безумия, и я не помню, что натворил во время разговора с отцом. Пришёл в себя я через четыре дня, здесь, Эдрик сообщил, что меня обвиняют в убийстве, а на месте отца сидит его младший брат, виконт Моркар. Это неправильно, следующим графом должен был стать мой брат Стефан, он находится в столице, в свите короля, и не спешит возвращаться.

– А тебе, бестолочь, нужно скорее избавляться от проклятья и лететь к Стефану! – сварливо сказал Эдрик. – Потому что дело нечисто! И ты мог временно поглупеть, и забыть, что твой отец был магом – не чета тебе самому, тебе до той силы ещё лет тридцать, не меньше! И что же, ты думаешь, он не знал, кто ты таков, что можешь, чем владеешь, и что проклят, тоже не знал? Ты или глуп, или наивен, или и то, и другое разом, хотя раньше, вроде бы, и умом был знаменит, и интриги врагов чуял на подлёте! Проклятье – это не смерть, понятно тебе? И не моровое поветрие, не чума и не потница! Тебя заколдовали – а ты должен расколдоваться! И разобраться, что случилось в тот вечер в кабинете твоего отца! Если не ты – то кто?

– У меня три брата, – Хьюго счёл нужным ответить только на последнюю реплику предка.

– Один из которых серьёзно подумывает о жречестве и почти переселился в королевскую библиотеку, второй – посол в Нидолии, и никому не ведомо, когда вернётся оттуда, а третий не может быть разом и первым некромантом короля, и разбираться с паршивым Годриком, засевшим в Мерсийском замке!

Короче, будь это человек, а не призрак – и быть бы нашему Хьюго битым, причём – крепко битым, как я понимаю. И если бы с одного раза не дошло – то неоднократно битым.

– Ты понял, как тебе повезло, что господин Эдрик – призрак? – я ткнула его кулаком в бок.

– Почему повезло? – не понял он.

– Потому что иначе он бы тебе давно голову стряхнутую на место поставил. Собственными кулаками. Как это – всё не то, чем кажется, да? Так может и ты не то, чем кажешься? И этот твой, кто он там тебе, который отцовский замок занял?

– Он мой родич, – пожал он плечами.

– Ой, я тебя умоляю, – рассмеялась я. – Знаешь, отдельные родственники бывают тем ещё дерьмищем. У нас ток-шоу «Говорим откровенно», да? Так вот, моя мать убила моего отца, потому что он завёл любовницу и открыто с ней встречался, у нас дома в том числе. И умерла потом в заключении. У меня тоже та ещё наследственность.

– Я думаю, ваша мать была в своём праве, леди Серафима, – встрепенулся Хьюго. – Если ваш отец был настолько недальновиден, что не заботился о её добром имени, да и о своём тоже, то он получил по заслугам. А вы тут и вовсе не при чём. У вас есть братья или сёстры?

– Нет, – покачала я головой.

Надо же, в своём праве!

– Значит, вы просто должны были унаследовать всё.

– Там было нечего наследовать, увы. Квартира принадлежала матери отца. И по нашим законам убивать нельзя. Никого. Ни при каких обстоятельствах.

– Как нельзя? – вытаращился он на меня.

– Вот так, нельзя. Никому.

– А как жить-то? – вы будете смеяться, но он и вправду не понимал.

– Мирно, – усмехнулась я.