12. Лизавета заходит в гости

Неожиданным радостным настроением хотелось делиться.

– Как ты думаешь, нас не потеряют, если мы немного задержимся? – спросила Лизавета у Аттилии.

– Да кто нас потеряет-то, вроде никаких сроков не называли. Даже господин Астальдо должен понимать, что выбор туфелек и притираний – дело долгое, – усмехнулась девчонка. – А что вы хотите?

– Если мы зайдём в то место, где подают кофе. То есть, напиток из зёрен арро.

– К дядюшке? – обрадовалась Аттилия. – Конечно! Скажем, что пробовали новый сорт. Или новый способ приготовления. У дядюшки всё время что-то новое. Даже и врать не придётся, – она лукаво улыбнулась.

Маленькая она. Даже меньше Настасьи. Что Настасья делала в шестнадцать? Рисовала комиксы про волка и собаку для подружек? Смотрела аниме? Читала книжки про приключения? Искала подходы к симпатичным мальчикам в школе?

– Вот и отлично, – кивнула Лизавета.

– Только вот… – как будто девочка хотела о чём-то просить.

– Что? – Настя с таким лицом обычно просила разрешения погулять подольше.

– Мы не могли бы по дороге заглянуть ещё в одно место… Ненадолго. Мне только передать.

Она похлопала себя по бокам, видимо, нашла то, что нужно, успокоилась.

– Конечно, – Лизавета не видела причин возражать.

Уж наверное её не впутают ни в какую историю!

– Спасибо, спасибо вам огромное, – и девочка принялась объяснять их перевозчику, куда ему дальше править.

Лизавета пользовалась возможностью посмотреть на неведомый двойник Венеции. Дворцы по берегу Большого канала сверкали позолотой росписей и белым мрамором ступеней. Единственный мост был очень похож на небезызвестный Риальто, только из дерева. На мосту торговали.

– Смотрите, это площадь Восходящего Солнца, – зашептала Аттилия, показывая налево.

Лизавета повернулась. О нет, здесь не наблюдалось никакого сходства с площадью Сан-Марко, одноимённым собором и Дворцом Дожей. Дворец тут был, но его резное каменное кружево изображало восход солнца, а колонны напоминали невиданные деревья. Рядом возвышался храм, его круглый купол был вызолочен и ярко сверкал в солнечных лучах. Да, похоже, они здесь солнцепоклонники. Как только угораздило?

Лодка вышла в лагуну и свернула направо. И чем дальше шла вдоль берега, тем сильнее становилась мысль Лизаветы: а не зря ли она согласилась на эту авантюру? Что делать приличной девочке в таком месте?

А места вокруг были весьма живописными, если кто любит такую вот жанровую живопись, конечно. Позолота и резные колонны давно исчезли, дома лепились один к другому, и об их внешнем виде давно никто не заботился. Очевидно, у здешних жителей были другие заботы. Когда их лодка свернула на, так сказать, боковую улицу – узкую извилистую протоку – добавился ещё и запах. Пахло разом и морем со всеми вытекающими, и большим скоплением людей. То есть – чем эти люди питались, и что потом из себя выделяли.

Аттилия велела лодочнику причалить рядом с большой лодкой, очевидно рыбацкой – в ней лежали сети, а вокруг удушающе пахло рыбой. Она выскочила на берег, бросив «Подождите», и устремилась в распахнутые и занавешенные драненькой полосатой шторкой двери ближайшего дома, ступеньки от крыльца которого спускались прямо к воде. Дом имел три этажа и был в два окна шириной. Когда-то его покрасили в весёлый оранжевый цвет, но это было давно, и от краски мало что осталось. Впрочем, соседние дома, когда-то синего и жёлтого цвета, теперь тоже выглядели не лучше.

Лизавете стало любопытно, она тоже выбралась на берег и заглянула за шторку.

– Эй, Лучиано, где матушка? – услышала она голос Аттилии.

– Да где ей быть, наверху она, – раздался в ответ юношеский басок. – А ты чего явилась? Тебя выгнали из Ордена? Ты им тоже не годишься?

– Тебя забыла спросить, – огрызнулась Аттилия. – Матушка, я забежала всего на минутку! Камилла, отстань, нет у меня для тебя ничего!

– Смотри-ка, кто пришёл, – ещё один голос, девичий. – Значит, для Камиллы у тебя ничего нет, так получается? А если подумать хорошенько? А если найдём?

– Дети, прекратите немедленно! – слабый женский голос вмешался в свару, но, судя по шуму, успеха не имел.

Лизавета выдохнула и пошла наверх по лестнице, которая начиналась прямо за шторкой.

То, что она увидела, напомнило ей начало двухтысячных, школу, классное руководство и неизбежные визиты на дом к родителям отстающих учеников. И то – те родители жили если и в тесноте, то в целом, всё же, получше.

В этом доме было неубрано, везде валялись какие-то вещи затрапезного вида, через затянутые не понять чем окна проникало очень мало света.

На первом этаже размещалась заставленная грязной посудой кухня, там никого не было. На лестничную площадку второго выходили две комнаты, и в одной как раз и происходило действо.

Женщина в годах, по виду – старше Лизаветы, полулежала на дурно застеленной деревянной кровати. Рядом у окна стоял небольшой сундук и лавка.

Две девочки, с виду лет тринадцати-четырнадцати (но они могли быть попросту недокормленными, подумала Лизавета) держали Аттилию за руки, парень постарше пытался обыскать её, она пиналась. Женщина безуспешно взывала к молодёжи, но они давно перестали обращать на неё какое-либо внимание.

– Что здесь происходит? – поинтересовалась Лизавета самым учительским голосом, на какой была способна.

Конечно же, они не услышали, как она поднималась, очень уж были заняты. Дети вытаращили глаза, женщина закашлялась. Аттилия воспользовалась моментом, выпуталась из цепких рук и подбежала к матери.

– Госпожа Элизабетта, я сейчас, – пробормотала она.

Мгновенно сунула что-то матери прямо в руку, встала, закрывая её.

– А вы вообще кто? – очнулся парень.

– Не видишь разве – госпожа из Ордена, – зашипела на него мать. – Так-то вы показываете людям, что вас учили в доме чему-то достойному! Лучиано, Камилла, Розалия!

– А чего она не делится, – буркнула одна из девочек. – У неё-то всё есть!

Хорошенькое личико было сначала тщательно раскрашено, потом размазано – как будто она подвела глаза, а потом спала, не умываясь. Её платье из неплохой когда-то ткани было засалено, а глубоко открывающая грудь сорочка – давно не стирана. И голову бы ей тоже помыть. Впрочем, сестрица была если и чище, то ненамного.

Встрепанная Аттилия выглядела сейчас образцом чистоты и аккуратности.

– Захочет – поделится, – отрезала Лизавета. – Аттилия, если ты сделала здесь всё, что собиралась, мы отправляемся дальше.

– Ступай, дочка, – кивнула женщина. – И спасибо тебе. Видишь, как здесь? Не приходи больше.

Аттилия тяжело вздохнула и подошла к Лизавете.

– Я могу идти, – прошептала она.

Но уйти спокойно им было не суждено. На первом этаже поджидали двое мужчин – один юный, второй в годах.

– Чего явилась? – нахмурился старший.

– Не к тебе пришла, – в тон ответила Аттилия. – Где вторая лодка?

– А какое твое собачье дело? – взвился младший.

Папа и братик, не иначе.

– А такое, что если бы не я, не видать бы вам той лодки, как своих ушей. Куда дели?

– А Паоло её в кости проиграл, – сообщила ещё одна девочка, по виду – лет десяти, спустившаяся за ними вниз по лестнице, чумазая и растрёпанная.

– Нитта, поганка, тебя не спрашивали, – названный Паоло схватил валявшийся на полу рваный сапог и швырнул в девочку.

Девочка заверещала.

– Пойдёмте, – Аттилия взяла Лизавету за руку, вывела наружу и быстро усадила в лодку.

Прыгнула сама, и лодка отчалила от берега.

Выбежавшие следом два брата и две сестры кричали им вслед что-то гадостное.

– Чего это они? – спросила Лизавета.

Аттилия зажмурилась и расплакалась. Пришлось брать её за руку и говорить всякое – что пусть их, что нечего такое слушать, и что приличные люди так себя вести не будут.

– Они всегда такие. Они меня терпеть не могут, потому что думают – я как сыр в масле катаюсь, а они тут концы с концами сводят еле-еле. На самом деле, мне иногда подкидывают монетку-другую, за то, что я читаю вслух, чищу одежду, причёсываю, приношу еду в комнаты, и я их коплю, мне-то зачем, меня кормят и одевают, и есть, где жить, и получше, чем у них. И отношу матушке, она совсем больна, от вечной сырости. Но она не приглашает лекаря, она отдаёт всё им. А они… вы сами видели. Простите за такую гадкую сцену. Я не думала, что они все будут дома. Камилла обычно ходит убираться к соседям. Розалия раньше тоже ходила, а потом сказала, что ей надоело, и теперь ходит вечерами в таверну и гуляет там с мужчинами. Говорит, ей за то побольше платят, чем Камилле. А если Паоло проиграл лодку, то пусть теперь сам как знает, мне больше нечем им помочь.

– Сдаётся мне, ты сделала всё, что могла. Поехали. Это нужно заесть.

13. Лизавета философствует

Однако, их путешествие по городу растянулось ещё на пару часов, потому что Аттилия вытерла слёзы и сказала – если поесть, то это на рынок. И велела везти их туда.

Рынок располагался в красивом портике с колоннами, но запах там был тот самый, рыбный. Лизавета в изумлении смотрела на красиво разложенную по прилавкам рыбу, кальмаров, осьминогов, крабов, моллюсков. А девочка сказала, что это уже так, остатки улова, самый лучший рынок – с раннего утра.

Она подвела Лизавету к прилавку, за которым на открытом огне что-то жарили, приятельски поздоровалась с молодым мужчиной в смешном колпаке и сказала, что нужно накормить трёх человек. Через несколько минут Лизавете в руки дали свёрнутый из большого тонкого блина кулёк, в котором лежали маленькие жареные рыбки и морские гады – колечки кальмаров и щупальца мелких осьминогов. Аттилия с восторгом взяла ещё один такой же, а третий – для их перевозчика – попросила подержать Лизавету. Она расплатилась какой-то мелочью и двинулась обратно к лодке.

Так что обедали они в лодке. Такой вкусной фриттюры (так это звали в реальности Лизаветы) она не ела ни дома, ни в путешествиях. Ели руками, запивали водой из фляги, которая нашлась в лодке. А потом уже отправились на другой берег канала – пить здешний кофе.

Кофе оказался хорош, как бы его не называли. И к нему предложили пирожные из воздушного теста с чем-то вроде белкового крема и с земляникой. Аттилия попросила упаковать с собой парочку, и получила ещё мешочек зёрен с наказом передать его господину Астальдо.

Можно было двигаться домой. То есть в обитель Ордена Сияния.

Лизавета с Аттилией шли через внутренний двор, когда им навстречу попалась Крыска Агнесса.

– Где это вы ходите, хотела бы я знать? – спросила она, сурово глядя на Аттилию.

– По приказу господина Астальдо я сопровождала госпожу Элизабетту в город. Мы ездили в лавки.

– В лавки, говоришь? Опять ездила в свой вонючий Рыбий Хвост к вшивым родственникам? От тебя же теперь рыбой будет нести за версту!

– Госпожа Агнесса, а в чём, собственно, дело? – нахмурилась Лизавета.

Девочка отлично развлекала её весь день, а родственники только добавляют ей проблем.

– Дело в том, – отчеканила та, – что я должна провести с вами курс лечения. Как, позвольте узнать, я это сделаю, если вы ходите неизвестно где весь день?

Она взглянула Лизавете прямо в глаза, ещё больше нахмурилась, отшатнулась.

– Если бы вы были так любезны и сообщили мне о ваших планах, мы бы их как-нибудь согласовали, – Лизавета тоже умела говорить сурово. – А если они существуют только в ваших мыслях, то откуда нам с Аттилией их узнать? И не трогайте девочку, она, уверяю вас, моется достаточно часто.

Да-да, иначе Лизавета бы её близко к себе не подпустила. Если бы она выглядела и пахла так же, как её сёстры. То есть, подпустила бы, конечно, но сначала её бы пришлось долго отмывать и расчёсывать.

Крыска только фыркнула. Уже пошла было дальше, куда там ей было надо, полуобернулась и выплюнула:

– Вас искал ваш… телохранитель, – последнее слово ей почему-то было особенно не по вкусу.

– Благодарю вас, – Лизавета кивнула и взяла Аттилию за руку. – Идём. Если мы кому-то нужны, нас непременно найдут. Как ты думаешь, будет хорошо, если мы попросим кофе, то есть арро, прямо к нам в комнату? И съедим пирожные?

– Просто замечательно, – кивнула Аттилия.

Но расслабиться им не дали. Очередной послушник? Слуга? В общем, местный житель в некрашеном балахоне сообщил, что госпожу Элизабетту ждёт Магнус Амброджо, вот прямо сейчас.

Лизавета взглянула на Аттилию, но та только пожала плечами. И взялась поправлять Лизаветин чепец – видимо, криво сидел.

– Только, госпожа Элизабетта, не смотрите ему в лицо, как вы на всех смотрите, – зашептала девчонка.

– Почему ещё? – нахмурилась Лизавета.

– Ну… как это сказать… не принято, чтобы женщины смотрели в лицо посторонним мужчинам. Воспитанная женщина смотрит в пол, и поднимает взгляд, только если её об этом прямо попросят. Ну, или прикажут. В своей семье – ещё можно, и то, как муж скажет. А на улице, с незнакомыми и со священниками – нет.

Так вот почему они все на неё таращатся, подумала Лизавета. Не привыкли, что на них чужие бабы смотрят. Нежные фиалки, так их растак.

– Спасибо, что предупредила, – вздохнула Лизавета.

Опустила очи долу и пошла за мужиком в балахоне. Вообще, смотреть под ноги, когда носишь хламиду в пол, даже полезно – ни за что не зацепишься и не завалишься.

Мужик привёл Лизавету в ещё неизвестную ей часть здания – через двор, потом в калитку и через ещё один внутренний двор, тоже вроде с колодцем посередине, и с цветочками, и открыл створку обитой металлом двери.

– Проходите, госпожа.

Лизавета прошла, повертела головой – надписей с указателями типа «к Магнусу направо» нигде не было. Тем временем мужик аккуратно прикрыл дверь и повел её по коридору, кстати, как раз направо. И осторожно постучался в очередную дверь.

– Входите, – раздалось изнутри.

Лизавета вошла из темноты и зажмурилась – прямо в дверь светило через окно заходящее солнце.

– Проходите, госпожа Элизабетта, – уже знакомый голос Лиса-Астальдо вернул к действительности.

Он даже взял её за руку и провел к лавке.

Лизавета проморгалась и села. И прямо перед собой увидела высокого, неплохо сложенного, синеглазого и… плешивого мужика в белом одеянии из плотной струящейся ткани. Вышитые золотые солнца сияли отраженным светом. Мужик сидел в деревянном кресле с высокой резной спинкой, в такое же опустился Астальдо.

Лизавета украдкой оглядела комнату – шкаф с книгами, стол. На столе чернильница, перья и тоже книги. Ну хоть не совсем дикари, и то ладно.

Тут она вспомнила про не поднимать взгляд и уставилась в пол.

– Госпожа Элизабетта, – начал плешивый писклявым голосом, – Орден Сияния в моём лице приветствует вас в Фаро.

– Благодарю, – кивнула она.

– Наш брат в Сиянии Астальдо уже сообщил вам о великой миссии. Знайте, что в пути с вами всегда будет благословение Ордена, и моё личное – тоже.

Лизавета не придумала, что ответить, и лишь кивнула. Что-то ей подсказывало, что благословение этого плешивца в неведомом пути не сильно-то поможет.

– Госпожа Элизабетта занята подготовкой, – Лис спрятал усмешку в ладони.

– А что там готовить? Вот она – передо мной, тот нечестивец, которого ты вынул из подвала, тоже в порядке, я его сегодня видел. Что вам мешает отправиться завтра с утра?

Чего? Завтра с утра? Он рехнулся, да? Лизавета забыла про смотреть в пол и недоумённо уставилась на местного иерарха.

– Отсутствие заготовленных припасов, должного количества лошадей, оружия… и чего-то ещё, Фалько мне говорил, но я не запомнил весь список. Он озадачен, и как только сообщит, что можно выступать, мы это сделаем. Он не в первый раз собирается в подобный поход, и сделает всё наилучшим образом, – Лис продолжал усмехаться за сложенными руками.

– Хорошо, – кивнул Магнус. – Скажите, госпожа Элизабетта, какой веры вы придерживаетесь?

– Я? Никакой, – изумлённо сообщила она.

Это-то тут причём?

– Как так? – не понял Магнус.

– Обычным образом, – ответно не поняла она.

Ну да, в её детстве детей ещё не крестили, не то время было. А после, в сознательном возрасте, она сама уже не была готова прийти к какой-либо вере. Родственники периодически тюкали – пойди уже, покрестись, и жизнь придёт в порядок, говорили они. Особенно мама. Лизавета же не верила, что само по себе крещение, без внутреннего убеждения, приведёт что-то куда-то. А того самого внутреннего убеждения она в себе не ощущала никак. И готовности чем-то жертвовать – тоже. А просто так пойти и просить – дай-помоги – не будучи готовым что-то дать от себя… Это казалось ей неправильным. Так и жила – надеясь только на себя, и никак не на высшие силы.

– Но позвольте, я готов верить, что в вашем мире все погрязли в ереси, но не могу представить, что там даже ереси нет!

– Почему же, – усмехнулась Лизавета, – думаю, вы нашли бы у нас очень много разнообразных ересей.

– И вы не принадлежите ни к одной из них? – он продолжал изумляться.

– Верно. У нас так тоже бывает. И довольно часто. Я не религиозна совершенно.

– Это какая-то болезнь? – спросил Магнус, повернувшись к Лису. – Я не могу представить то, о чём она говорит.

– Отчего же сразу болезнь? Я думаю, наша гостья тоже во что-нибудь верит, просто называет это как-нибудь иначе. Ведь всё равно у неё есть какие-то ответы на вопросы о том, откуда взялось всё существующее множество миров. Так ведь, госпожа Элизабетта?

О, у нас философский диспут? Неплохо.

– Так, – Лизавета тоже повернулась к Астальдо. – У нас, представляете, существуют теории о том, что всё случилось само собой, в ходе эволюции.

– Что? – Магнус с непониманием глянул на неё. – О чём это она? – а это уже Лису.

– Госпоже Элизабетте случается произносить непонятные слова. Я думаю, это означает только то, что в нашем языке нет подобных слов. И нет предметов и явлений, которые эти слова обозначают.

Надо же, соображает!

– Эволюция – это естественный и постепенный процесс развития всего, – сообщила Лизавета. – Она везде есть.

– То есть, вы считаете, что всё сущее находится в процессе развития? – заинтересовался Лис.

– Да, мне это кажется правильным представлением о сущем, – усмехнулась в ответ Лизавета. – Всё ведь меняется. Люди, их привычки, образ жизни. Даже обычаи и традиции.

– И что вы видите движущей силой этих изменений?

– Я не вижу какой-то одной движущей силы, которая управляла бы всем по некоему замыслу. Я склоняюсь к тому, что в каждой частице окружающего нас мира есть этот импульс, независимо от того, живое оно или нет. У живого побольше, конечно. Но даже камень на берегу моря изменится за несколько лет – сначала, отколовшись от скалы, он будет острым и угловатым, а когда его обкатает море – то гладким и круглым.

– Очень удачный пример, – кивнул Лис.

Ещё бы, попробовал бы он объяснить каким-нибудь неподготовленным студентам, которые читают-то с трудом, а тут надо философию сдавать! Сразу бы научился примеры придумывать.

– А на примере человека мы можем видеть изменения намного ярче и существеннее, – продолжила Лизавета. – Если сравнить мироощущение ребёнка, подростка, зрелого человека и старца – это будут четыре разных человека, уверяю вас. Даже базовые вещи, вроде «хорошо-плохо», будут разными.

Лис слушал и кивал, Лизавета подбирала ещё какие-то аргументы.

– Эй, вы вообще о чём? Хорошо – это свет и тепло, что несёт нам Великое Солнце, а плохо – это Предвечная тьма! – Магнус смотрел на них с ужасом.

– Ни в коей мере не спорю, – кивнула Лизавета, – но…

– Госпожа Элизабетта, мы ещё поговорим с вами. Позже, – перебил её Лис.

И смотрит так значительно.

Эй, вспоминай, где находишься. И придержи язык. И в пол смотри, да?

– Я думаю, госпоже Элизабетте следует посетить храм и вообще просветиться, – отрезал Магнус. – А то ещё скажет где-нибудь…

– Буду рада, – кивнула Лизавета. – Мне рассказали, что ваш храм очень красив.

– Всё самое лучшее отдано ему, – важно кивнул Магнус. – Но сейчас ступайте. Жду вас завтра на полуденной службе.

Вот так. Ну ладно, изучение местных верований – это важная часть исследования аборигенов, подумала Лизавета. Она кивнула обоим собеседникам, понадеялась, что это вежливо и прилично, и отправилась восвояси знакомой уже дорогой. И тут только заметила, что пока они беседовали, снаружи успело стемнеть.