Цитаты из книги «Разговоры с друзьями»

Будь я настолько же хороша собой, я бы наслаждалась каждым мгновением, подумала я

Перевод с английского Анны Бабяшкиной

И тут я услышала мамин голос. Услышала, как она говорит: здравствуйте, девушка. Она стояла перед нами. На ней было черное зимнее пальто от «Балли» и шапочка с логотипом «Адидас». Я вспомнила, что на Нике его красивое серое пальто. Они с мамой выглядели персонажами из двух разных фильмов, снятых совершенно непохожими режиссерами.

Я открыла файл и перечитала рассказ целиком, не отрываясь и не задумываясь о том, что делаю. В героях рассказа легко было узнать Бобби, ее родителей и меня саму. Все, кто нас знают, безошибочно угадали бы. И не то чтобы портрет получался нелестный. Он выпячивал нашу с Бобби склонность к доминированию, потому что вся история была о власти в отношениях. Но, подумала я, писательство — это и есть отбор фактов и расстановка акцентов. Бобби должна это понимать как никто.

По-настоящему в письме меня заинтересовал только один момент — про Ника. Оказывается, он лежал в психиатрической клинике, вот так новость. Меня это не отталкивало; я читала книги и была наслышана, что капитализм доводит до безумия. Но мне казалось, что люди, лежавшие в психушке, совсем не такие, как мои знакомые. Похоже, я попала в новую социальную среду, где серьезные психологические проблемы не считаются зазорными. Я словно получала дополнительное воспитание: изучала новые границы приемлемого и притворялась, будто все понимаю лучше, чем на самом деле. По этой логике Ник и Мелисса были как бы моими родителями, открывали мне новый мир и, вероятно, любили и ненавидели меня сильнее, чем настоящие родители. Это также значило, что я злобный близнец Бобби, и в тот момент метафора не казалась мне слишком уж забористой.

Бобби потерла глаз кулаком. Тихо, почти не разжимая губ, я сказала: нет. За столом повисла долгая пауза, а потом Филип посмотрел на меня и сказал: не ожидал, что ты позволишь себя использовать. На этих словах он сильно смутился, и мне стало жалко всех нас, словно мы просто дети, которые притворяются взрослыми. Филип ушел, и Бобби подвинула ко мне свой недопитый коктейль.

Я посмотрела на Ника в зеркало заднего вида, но он следил за дорогой. Бобби прикончила пирожное за три-четыре укуса. Затем поставила диск Animal Collective и врубила громкость на полную. Когда добрались до магазина товаров для дома, мы с Бобби остались курить на парковке, а Ник пошел внутрь за шезлонгами. Вернулся, неся их под мышкой, и смотрелся при этом очень мужественно. Я затоптала окурок носком босоножки, а Ник открыл багажник и сказал: боюсь, озеро вас сильно разочарует.

Шмель влетел в открытое окно, по стене мелькнула запятая его тени, и он вылетел обратно.

Бобби везде была своей. Хоть она и говорила, что ненавидит богатых, все-таки сама она была из состоятельной семьи, и другие люди с деньгами признавали ее равной. Ее радикальные политические взгляды они принимали за буржуазное самоуничижение — ничего серьезного, и болтали с ней о ресторанах и о том, где остановиться в Риме. Я при этих сценах чувствовала себя лишней, этакой озлобленной невеждой, боялась, что во мне разглядят человека бедного, к тому же коммунистку. Но и с людьми, похожими на моих родителей, я избегала общения: опасалась, что мой выговор претенциозен, а большая куртка с блошиного рынка выглядит дорого. Филип тоже страдал оттого, что выглядит богатым, хотя и в самом деле был богат. Обычно мы оба примолкали, когда Бобби непринужденно болтала с таксистами о политике и новостях.

Наконец в мессенджере появилось уведомление. Ник: очевидно, что мы не можем встречаться слишком часто