ГЛАВА II

АПАРТАМЕНТЫ КАЗМАХА

Прошло менее двух часов того же вечера, и Квентин Грей вышел из кондитерской на старой Бонд-стрит с аккуратной посылкой. Желтые сумерки опускались на этот базар Нового Вавилона, и многие торговцы драгоценными камнями, продавцы богатых вещей и изготовители мод уже покинули свои магазины. Нарядно одетые девицы, продавщицы, девушки-клерки и прочие толпились на тротуарах, которые в полдень были заполнены модными дамами. Здесь портной, там шляпник задержались на некоторое время, чтобы закрепить железные ставни и решетки, и, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись и направились к метро и автобусам. Рабочий день закончился. Общество одевалось к ужину.

Грей уже собирался сесть в поджидавшее его такси, и на его свежем мальчишеском лице появилось выражение нетерпения, которое, должно быть, выдало бы опытному зрителю, что он спешит по назначенной встрече. Затем, когда его рука легла на ручку двери кэба, это выражение внезапно сменилось выражением настороженной подозрительности.

По противоположной стороне улицы пешком прошел высокий смуглый мужчина в сопровождении женщины, закутанной в серые меха и с шелковым платком на волосах. Грей видел их из окна такси.

Его гладкие брови наморщились, а рот сжался в тонкую прямую линию под честными усами. Он пошарил под шинелью в поисках рассыпавшейся мелочи, вытащил горсть и расплатился с таксистом.

Иногда ступая по канаве, чтобы избежать толпы на тротуаре, и не обращая внимания на то, что его блестящие парадные сапоги забрызганы грязью, Грей поспешил за парой. Ярдов через двадцать он нагнал их, когда они проходили мимо витрины торговца картинами, из которой во влажные сумерки лился желтый свет. Они медленно шли, и Грей остановился перед ними.

– Привет, вы двое! – крикнул он. – Куда это вы собрались? Я как раз шел звать тебя, Рита.

Он стоял перед ними раскрасневшийся и мальчишеский, и его раздражение усиливалось от того, что они не могли скрыть, что его появление было неловким, если не сказать нежелательным. Миссис Монте Ирвин была миниатюрной, симпатичной женщиной, хотя некоторые из ее волос с бронзовым отливом наводили на мысль о применении хны, а ее естественный прекрасный цвет лица был деликатно и артистично дополнен искусством. Тем не менее лицо, похожее на цветок, выглядывающее из складок марлевого шарфа, как роза из тумана, а ее маленький мягкий подбородок вжался в мех, могло бы объяснить даже в случае пожилого мужчины то увлечение, которое Квентин Грей не пытался скрыть.

Она невозмутимо смотрела на своего спутника, сэра Люсьена Пайна, смуглого, циничного аристократа. Затем:

– Я оставила для вас записку, Квентин, – поспешно сказала она. Казалось, она была в опасном напряжении.

– Но я заказал столик и ложу, – вскричал Грей с оттенком юношеской обидчивости.

– Мой дорогой Грей, – холодно ответил сэр Люсьен, – мы люди мира и не ищем постоянства в женщинах. Миссис Ирвин решила проконсультироваться с хиромантом, гипнотизером или каким-нибудь подобным оккультным авторитетом, прежде чем ужинать с вами сегодня вечером. Несомненно, она хочет узнать, будет ли пьеса, на которую вы собираетесь ее пригласить, интересной.

Его сардоническая улыбка показалась Грею почти невыносимой, и, хотя сэр Люсьен воздерживался от взгляда на миссис Ирвин, было достаточно очевидно, что его слова имеют какой-то скрытый смысл, ибо:

– Вы прекрасно знаете, что у меня есть особая причина для встречи с ним, – сказала она.

– Особая причина женщины – это слабое оправдание мужчины, – грубо пробормотал сэр Люсьен. – По крайней мере, так утверждает один знающий арабский философ.

– Я собиралась встретиться с вами у «Принца», – поспешно сказала миссис Ирвин и снова взглянула на Грея. В ее манере чувствовалась жалкая нерешительность, нерешительность слабой женщины, которая придерживается цели только благодаря огромным усилиям.

– Могу я спросить, – сказал Грей, – как зовут извращенца, с которым вы собираетесь посоветоваться?

Она снова заколебалась и бросила быстрый взгляд на сэра Люсьена, но тот невозмутимо смотрел в другую сторону.

– Казмах, – ответила она низким голосом.

– Казмах! – воскликнул Грей. – Человек, который продает духи и притворяется, что читает сны? Какая необычная идея. Неужели нельзя завтра? Он наверняка уже закрыл магазин!

– Я постарался удостовериться, – ответил сэр Люсьен, – по настоятельному желанию миссис Ирвин, что этот загадочный человек все еще на приеме и примет ее.

Под маской беззаботности, которую он надел, можно было обнаружить волнение, подавляемое с трудом; и если бы Грей был более уравновешен и не был одержим мыслью, что сэр Люсьен намеренно вторгся в его планы на вечер, он не смог бы не заметить, что миссис Монте Ирвин лихорадочно занята делами, не имеющими отношения к ужину и театру. Но его личные подозрения становились все острее.

– Тогда, если ужин не отменяется, – сказал он, – могу я пойти и подождать вас?

– У Казмаха? – спросила миссис Ирвин. – Конечно. Она повернулась к сэру Люсьену. Вас подождать? Это не очень удобно, поскольку я ужинаю с Квентином.

– Если я не помешаю, – ответил баронет, – я провожу вас до пещеры оракула, а затем пожелаю вам спокойной ночи.

Троица направилась по старой Бонд-стрит. Квентин Грей считал историю с Казмахом очень плохой ложью, придуманной на скорую руку. Если бы он был менее увлечен, его природное чувство достоинства должно было бы подсказать ему предложение освободить миссис Ирвин от обещания. Но ревность стимулирует худшие инстинкты и разрушает лучшие. Он был намерен привязаться к ней так же крепко, как Морской старик к Синдбаду, чтобы разоблачить ложь. Ощутимое смущение и нервозность миссис Ирвин он объяснил тем, что она догадалась о его замысле.

Из-за группы продавщиц и других людей, ожидающих автобусы, трое не могли идти в ногу, и Грей, отстав, наступил на ногу маленькому человечку, шедшему чуть позади них.

– Простите, сэр, – сказал тот, подавив возглас боли, – ведь виноват был сам Грей.

Грей пробормотал неблагодарное признание, стремясь вновь оказаться рядом с миссис Ирвин, так как она, казалось, быстро и взволнованно говорила с сэром Люсьеном.

Он вернулся на свое место, когда они свернули в освещенный дверной проем. На стене висела бронзовая табличка с надписью:

КАЗМАХ

Второй этаж

Грей вполне ожидал, что миссис Ирвин предложит ему вернуться позже. Но она, не говоря ни слова, стала подниматься по лестнице. Грей последовал за ней, сэр Люсьен посторонился, чтобы дать ему преимущество. На втором этаже находилась дверь, расписанная на восточный манер. На ней не было ни звонка, ни молотка, но стоило ступить на порог, как дверь бесшумно распахнулась, словно немо приглашая гостя войти в открывшуюся квадратную квартиру. Квартира была богато обставлена на арабский манер и освещалась изящной медной лампой, свисавшей на цепях с расписного потолка. Замысловатые перфорации лампы были вставлены в цветное стекло, и в результате получился приглушенный и теплый свет. Из тени ниш выплывали странные восточные сосуды, длинногорлые кувшины, кувшины с хлипкими носиками и приземистые чаши с гравированными и фигурными крышками. От двери в один из углов комнаты тянулся низкий диван с пестрыми матрасами, который заканчивался возле своеобразного шкафа. За ним находился длинный низкий прилавок, заваленный статуэтками нильских богов, амулетами, бусами из мумии и маленькими пробковыми фляжками из синей эмали. Рядом стояли два стеклянных ящика, наполненные другими странными на вид предметами старины. Чувствовался слабый аромат духов.

Сэр Люсьен вошел последним, дверь за ним закрылась, и из шкафа справа от дивана вышел молодой египтянин. На нем был привычный белый халат, красный кушак и красные туфли, а на голове – тар буш, маленькая алая шапочка, которую обычно называют феской. Он подошел к двери слева от прилавка и бесшумно распахнул ее. Поклонившись, он произнес с мягкой интонацией уроженца Верхнего Египта: Шейх эль-Казах ожидает.

Теперь даже для увлеченного Грея стало очевидно, что миссис Ирвин находится под влиянием сильного волнения. Она быстро повернулась к нему, и ему показалось, что ее лицо выглядит почти изможденным, а глаза словно изменили цвет и стали светлее, хотя он не мог быть уверен, что этот эффект не был вызван особым освещением комнаты. Но когда она заговорила, голос ее был неуверенным.

– Попробуйте найти такси, – сказала она. – Ночью это так трудно, а мои туфли страшно испачкаются, пересекая Пикадилли. Я задержусь не более чем на несколько минут.

Она прошла через дверь, и египтянин посторонился, когда она проходила мимо. Он последовал за ней, но почти сразу же вышел, закрыл дверь и удалился в кабинет, который, очевидно, был его личным кабинетом.

В квартире воцарилась тишина. Сэр Люсьен невозмутимо опустился на диван и достал портсигар.

– Не хотите ли закурить, Грей? – спросил он.

– Нет, спасибо, – ответил тот тоном задушенной враждебности. Ему было не по себе, и он нервно расхаживал по квартире. Пайн прикурил сигарету и бросил погасшую спичку в латунную миску.

– Пожалуй, – отрывисто сказал Грей, – я пойду поймаю такси. Вы уходите?

– Я ужинаю в клубе, – ответил Пайн, – но могу подождать, пока вы вернетесь.

– Как пожелаете, – отмахнулся Грей. – Я не собираюсь задерживаться.

Он быстро пошел к наружной двери, которая открылась при его приближении и бесшумно закрылась за ним, когда он вышел.

ГЛАВА III

КАЗМАХ

Миссис Монте Ирвин вошла во внутреннюю комнату. В воздухе витал аромат ладана, тлеющего в латунном сосуде, поставленном на поднос. Это был зал для аудиенций Казаха. По сравнению с переполненными креслами, диванами и шкафами первой комнаты, она была скудно обставлена. Пол был устлан толстым ковром, но, за исключением богато инкрустированного столика, на котором стояли поднос и благовония, и длинного кресла с низкой подушкой, расположенного прямо под висячей лампой, тускло горящей в шарообразном зеленом абажуре, она была лишена украшений. Стены были задрапированы зелеными занавесками, так что, если не считать присутствия расписной двери, все четыре стороны квартиры казались однородными.

Проводив миссис Ирвин до кресла, египтянин поклонился и снова удалился через дверной проем, через который они вошли. Посетительница осталась одна.

Она нервно двигалась, глядя в глухую стену перед собой. Маленькой атласной туфелькой она постукивала по ковру, покусывая нижнюю губу и, казалось, прислушиваясь. Ничто не шевелилось. Даже эхо оживленной Бонд-стрит не проникало сюда. Миссис Ирвин расстегнула плащ и позволила ему упасть на диван. Ее обнаженные плечи выглядели восковыми и неестественными в странном свете, падавшем на них. Она учащенно дышала.

Минуты проходили в нерушимой тишине. В комнате было так тихо, что миссис Ирвин слышала слабый треск, издаваемый горящими углями в латунном сосуде рядом с ней. Сквозь перфорированную крышку вырывались струйки серо-голубого дыма, и она завороженно наблюдала за ними, такими легкими они казались, словно змеи, ползущие по зеленым драпировкам.

Так она и сидела, все еще беспокойно постукивая ногой, но ее взгляд был прикован к гипнотическим движениям дыма, когда, наконец, в комнату проник звук из внешнего мира. Церковные часы пробили семь часов, их звон вторгся в тишину лишь в виде приглушенного гула. Почти одновременно с последним ударом откуда-то издалека донеслась более сладкая нота серебряного гонга.

Миссис Ирвин вздрогнула, и ее взгляд мгновенно обратился в сторону задрапированной зеленью стены перед ней. Ее зрачки внезапно расширились, и она крепко стиснула руки.

Свет над ее головой погас.

Теперь, когда наступил момент, которого она ждала со смешанной надеждой и ужасом, давно сдерживаемые эмоции грозили одолеть ее, и она дико задрожала.

Из темноты забрезжил неясный свет, и в нем показалась какая-то фигура. По мере того, как свет усиливался, создавалось впечатление, что часть стены стала прозрачной, открывая внутреннее убранство комнаты, где в массивном кресле из черного дерева сидела фигура. Это был восточный человек в богатой одежде и белом тюрбане. Его длинные тонкие руки цвета старой слоновой кости лежали на подлокотниках кресла, а на первом пальце правой руки сверкало большое кольцо-талисман. Лицо сидящего мужчины было опущено, но из-под тяжелых бровей на нее неподвижно смотрели его ненормально большие глаза.

Свет был настолько тусклым, что разглядеть детали было невозможно, но в том, что чисто выбритое лицо мужчины с этими удивительными глазами было поразительно и интеллектуально красивым, сомневаться не приходилось.

Это был Казмах, чтец снов, и, хотя, миссис Ирвин уже видела его раньше, его статная осанка и странность непоколебимого взгляда привели ее в неописуемый восторг.

Казмах слегка приподнял руку в знак приветствия: в приглушенном свете блеснуло большое кольцо.

– Расскажи мне свой сон, – раздался любопытный насмешливый голос, – и я прочту его предвестие.

Такова была формула, с которой Казмах начинал все беседы. Он говорил с легким и не слишком музыкальным акцентом. Он снова опустил руку. Взгляд блестящих глаз оставался прикованным к лицу женщины. Увлажнив губы, миссис Ирвин произнесла.

– Сны! То, что я хочу сказать, относится не ко снам, а к реальности! – Она невесело усмехнулась. – Вы прекрасно знаете, почему я здесь.

Она сделала паузу.

– Почему вы здесь?

– Вы знаете! Вы знаете! – Внезапно в ее голосе прозвучала безошибочная нотка истерии. – Ваши театральные трюки не производят на меня впечатления. Я знаю, кто вы! Шпион, подслушивающий, наблюдающий и подслушивающий! Но вы можете зайти слишком далеко! Я почти в отчаянии – вы понимаете? Почти в отчаянии. Говорите! Двигайтесь! Отвечайте!

Но Казмах сохранял свою удивительную невозмутимость.

– Вы растеряны, – сказал он. – Мне жаль вас. Но почему вы приходите ко мне со своими историями отчаяния? Вы настаивали на встрече со мной. Я здесь.

– И вы играете со мной, дразните меня!

Лекарство в ваших руках.

– В последний раз говорю вам, что никогда не сделаю этого! Никогда, никогда, никогда!

– Тогда почему вы жалуетесь? Если вы не можете заплатить за свои развлечения и отказываетесь пойти на простой компромисс, зачем вы обращаетесь ко мне?