Глава первая
О свойствах царей

Один из царей Хорасана^[1] увидел во сне султана Махмуда Себуктегина^[2] через сто лет после его смерти. Все тело его уже разложилось и превратилось в прах, только глаза вращались. Все ученые были бессильны истолковать этот сон, кроме одного дервиша^[3], который почтительно поклонился царю и сказал: «Ему смотреть осталось, что царство другим осталось».

 
Много людей именитых закопано в землю,
А на земле и следа уж от них не осталось.
Черви точили их падаль в глубокой могиле,
Нынче в земле и костей уж от них не осталось.
Имя живет Нуширвана^[4] и славен он благом,
Хоть и следа от него, уж давно не осталось.
Делай добро, человече, и пользуйся жизнью,
Иначе скажут: «Его и следа не осталось».
 

* * *

Захворал на старости один из арабских царей и исчезла надежда на жизнь его. Внезапно вошел в дверь гонец и принес радостную весть, что завоевали для счастья царя такую-то крепость, взяли в плен врагов, а все войско и подданные той страны приведены в повиновение приказу царскому. Царь, услышав эти слова, испустил вздох отчаяния и сказал: «Не мне эта радостная весть, но врагам моим – наследникам царства».

 
В такой, увы, надежде вся жизнь моя прошла;
Мечтал я, что желанья, свершатся, наконец.
Свершились все желанья, но только пользы нет —
Могу ли питать надежду отсрочить свой конец?
 

* * *

Один год я творил молитву в Дамасской^[5] мечети перед гробницей пророка Яхьи^[6], мир да будет с ним. Внезапно прибыл на поклон туда один из арабских царей, известный своей несправедливостью. Сотворил он намаз^[7] и стал просить о милости.

 
Дервиш и богач перед этим порогом в смиреньи, —
Тому, кто богаче, нужнее Господне прощенье.
 

Затем обратился он ко мне и молвил: «Так как дервиши разумны и искренность их свойство, пожелай мне добра, ибо страшусь я грозного врага. – Отвечал я: «Будь милостив к слабым подданным твоим, дабы не увидеть бедствия от сильного врага».

 
Сильной рукою и мощью десницы —
Грех беззащитную руку ломать.
Тем, кто несчастным помочь не желает,
В бедах не станет никто помогать.
Кто, зло посеяв, добра ожидает,
Будет напрасно его ожидать.
Будь справедливей, вынь хлопок из уха,
Скоро придется отчет тебе дать!
 

________

 
Лишь члены единого тела Адама сыны:
Из этой же материи все ведь они созданы.
Лишь только один заболеет болезнею злой,
Тотчас же должны и другие утратить покой.
Коль горе чужое тебя не заставит страдать,
Возможно ль тебя человеком тогда называть?
 

* * *

Появился в Багдаде^[8] дервиш, молитвы которого доходили до Бога. Известили об этом Хаддажаджа, сына Юсуфа^[9]; тот позвал его к себе и сказал: «Пожелай для меня добра». Дервиш воздел руки и молвил: «Боже мой! возьми его душу!» – Хаддажадж воскликнул: «Бога ради! это что за молитва?» – Молвил дервиш: «Пожелание добра для тебя и всех мусульман».

* * *

Слышал я про одного царя, что сделал он Как-то раз ночь днем, проводя ее в усладах, и в опьянении говорил:

 
«Лучше мгновенья вовек не желаю,
Я беззаботен и горя не знаю»
 

На дворе спал на холоду нагой дервиш. Он воскликнул:

 
«По правде, безмерна удача твоя, —
Но только, ведь, горя не знаю и я».
 

Понравилась эта речь царю, бросил он ему в окошко кошелек с тысячей динаров^[10] и сказал: «Держи полу». Молвил дервиш: «Откуда мне взять полу, коли нет у меня одежды?» Сострадание царя к нищете его еще возросло, добавил он к дару одежду и выслал ее ему. Дервиш в скором времени истратил эти деньги и вновь пришел.

Сообщили царю о дервише в мгновение, когда ему было не до забот о нем. Разгневался он и нахмурился; недаром сказали опытные и знающие люди: «Надо остерегаться самовластия и горячности царей, ибо разум их преимущественно занят трудностями государственных дел, и не переносят они толпы простого люда».

Молвил царь: «Гоните этого нагого нищего, мота, который растратил такой дар в короткое время. Не знает он, что сокровища казнохранилища – пища для несчастных, а не доля для братьев сатаны.

 
Безумец жжет светоч средь белого дня,
А ночью без масла останется он.
 

Один из визирей^[11] молвил: «О, повелитель! Вижу я правильный исход в том, чтобы таким людям необходимые средства, давались в определенные промежутки времени, дабы не стали они расточительными в расходах. Но то, что ты теперь повелел относительно изгнания и воспрепятствования, несогласно с обычаями мудрых людей. Нельзя подать кому-нибудь надежду щедростью своей, а потом вновь заставить его терзаться безнадежностью».

* * *

Один из друзей стал жаловаться мне на несчастную судьбу и говорил: «Достаток у меня малый, а семья большая, и нет у меня сил переносить тягость нищеты. Много раз западала мне в сердце мысль переселиться в другую страну, чтобы, как бы я там ни жил, никто не знал, хорошо ли, плохо ли мне живется.

 
«Спит он голодным, да кто он – не знают,
С жизнью проститься, – над ним не рыдают».
 

«Но страшусь я злорадства врагов, которые с попреками будут смеяться мне вслед, будут приписывать все мои заботы о семье отсутствию мужества и говорить:

 
«На этого гнусного мужа взгляни,
Судьбы ему доброй вовек не знавать.
Покой и довольство себе он избрал,
Оставил жену и детей горевать».
 

«Как известно, есть у меня кое – какие познания в математике; если благодаря вашему разуму будет возможно сделать что-нибудь, что стало бы причиною душевного спокойствия моего, то до конца жизни не отступлю я от обязанности благодарить».

Я сказал: «Друг мой, служба царям имеет две стороны: одна – надежда на хлеб, другая – страх за жизнь, и несовместимо с благоразумием разумных из-за надежды впадать в страх.

 
«Никто дервишу бедному не скажет:
«За дом и сад скорей мне подать ты давай».
Иль будь своей доволен нищетою,
Иль печень воронью свою ты подавай».
 

Молвил он: «Не сказал ты слова, подобающего моему положению, не дал ответа на мой вопрос. Разве не слышал ты, что говорят: «У того, кто проявляет коварство, затрясется рука при отчете. А мудрецы сказали: четыре рода людей боятся других четырех и страшатся за жизнь свою: разбойник боится царя, вор пастуха, мошенник доносчика и блудница полицейского. Но тем, у кого отчет в порядке, почему им бояться дознания?»

Сказал я: «Подходит к положению твоему рассказ о лисице, которую увидели в то время, как она спасалась и бежала, что есть духу. Сказал ей кто-то: «Что такое случилось, что ты так смутилась?» – Молвила она: «Слыхала я, что силой хватают верблюда». – Отвечали ей: «О, бестолковая, что общего между тобой и верблюдом, какое сходство между ним и тобой?» – Молвила она: «Умолкни. Если завистники скажут, что я верблюд, и попаду я в плен, кто позаботится о моем освобождении или расследует мое дело? Пока прибудет из Ирака^[12] противоядие, укушенный змеей успеет умереть». – Сказал я: «Есть в тебе совершенства и достоинства, но завистники притаились в засаде, сидят по углам недоброжелатели.

Если опишут они то, что составляет красоту нрава твоего, не в соответствии с действительностью и разбранит и упрекнет тебя царь, у кого хватит силы заступиться за тебя? Вижу я благоразумие в том, чтобы ты охранял сокровище нетребовательности и отказался от главенствования, ибо мудрецы сказали:

 
«Сокровища несметные сокрыты в глубинах,
Но хочешь ты спасения, – ищи на берегах».
 

Выслушал друг эти слова, разгневался, нахмурился и начал говорить резкие речи: «Что это за разум и рассудительность, рассудок и предусмотрительность? Верно сказали мудрецы: «Друзья проявляют себя в темнице, а за столом все враги – друзья».

Увидел я, что гневается он и с неудовольствием выслушивает мои слова, пошел я к начальнику дивана^[13] и на основании старинного знакомства рассказал ему обстоятельства дела его, прося, чтобы назначили его на должность мухтасиба^[14]. Прошло несколько дней, увидели его превосходный характер, одобрили рассудительность его, пошло его дело, и достиг он высокой должности. И так стала подниматься звезда счастья его, что достигла вершин желания, стал он приближенным к особе царя, стал доверенным и известным. Радовался я успеху его и говорил:

 
Не скорби о неудачах, сердца скорбью не терзай,
Ведь сокрыт во тьме глубокой жизни вечной ручеек.
 

Тем временем случилось мне с друзьями моими отправиться в Мекку^[15]. Когда возвращался я назад с поклонения Меккским святыням, вышел тот друг мне навстречу за две остановки. Увидел я в облике его смятение, заметил, что он в облачении дервишей, и молвил: «В чем дело?» – Отвечал он: «Все случилось, как ты сказал. Стали завидовать мне, обличать меня в коварстве, а царь не счел нужным расследовать истину, прежние же друзья и искренние предатели умолчали о правде, забыли старую дружбу. Так пришлось мне перенести разные кары, пока на этой неделе не пришла весть о благополучном прибытии паломников. Тогда освободили меня от тяжких уз, а унаследованное мною имущество отобрали».

Молвил я: «Не принял ты тогда моего указания, что служба царям подобна морскому путешествию – и прибыльна и опасна: или добудешь сокровище или погибнешь в страданиях».

Не счел я нужным более терзать раны его сердца и сыпать на них соль, ограничился только этими стихами и сказал:

 
«Не знал ты, что в оковы попадешься,
Коль ухом не воспримешь ты совета.
Не сунешь скорпиону в норку пальца,
Коль выносить укусы силы нету».
 

* * *

Дружил я с несколькими людьми, они отличались добродетелями. Один вельможа проявлял много доброжелательности к этим людям и установил для них определенную милостыню. Как-то раз один из них сделал неприличествующее дервишу движение.

Мнение покровителя о них испортилось, и стал их рынок вялым^[16]. Хотелось мне как-нибудь вернуть друзьям их пропитание и попытался я пойти на поклон к тому человеку. Не пустил меня привратник, грубо обошелся со мной. Я простил его, потому что говорят:

 
Идти к эмирам^[17] мощным, царям и визирям.
Без связей и знакомства не пробуй, милый мой;
Привратник и собаки, завидев бедняка,
Одни за полы схватят, а за ворот другой.
 

Но когда приближенные этой особы узнали о моем деле, впустили меня с почетом и предназначили мне лучшее место. Я же со смирением уселся пониже и сказал:

 
«Прости, я лишь слуга ниЧто жный,
С прислугой посидеть мне можно».
 

Тот молвил: «Аллах, Аллах^[18], что это за речи!» Я уселся и стали мы беседовать о различных вещах, пока не зашла речь об ошибке моего друга. Тогда я сказал:

 
«Какой же проступок видал благодетель,
Что стали рабы ненавистны ему?
У Господа лишь совершенно величье,
И грешнику хлеб он дает своему».
 

Понравилась эта речь вельможе и приказал он, чтобы пропитание друзьям моим выдавали, как прежде и вознаградили их за пропущенные дни.

Поблагодарил я за милость, поцеловал землю почтения и попросил извинения за дерзость.

* * *

Рассказывают, что один притеснитель пустил камнем в голову смиренному человеку. Не было у дервиша возможности отомстить и спрятал он этот камень у себя. Пришло время, когда царь разгневался на того человека и вверг его в колодец. Дервиш пришел и бросил камень ему на голову. Тот молвил: «Кто ты таков и зачем бросаешь мне на голову камень?» – Дервиш ответил: «Я Такой-то, а камень этот – тот самый, которым ты пустил мне в голову тогда – то». – Молвил узник: «Где же ты был столько времени?» – Дервиш ответил: «Опасался я высоты сана твоего, теперь увидел я тебя так низко и счел это удобным случаем».

 
Коль увидишь ты, что счастлив негодяй,
Ты на Бога все надежды возлагай!
Если острых не дал Бог тебе когтей,
То разумней сторониться злых людей.
Кто с булатною рукою вступит в бой,
Со своей простится белою рукой,
Пусть врага скует судьбина по рукам,
Сможешь ты его тогда прикончить сам!
 

* * *

Один из царей заболел ужасной болезнью, о которой рассказывать неприлично. Собравшиеся греческие врачи единогласно решили, что нет для этой болезни лекарства, кроме желчи человека, который бы отличался такими – то и такими приметами. Царь повелел разыскать такого человека. Нашли сына одного дикхана^[19] с теми приметами, о которых говорили ученые. Царь призвал его родителей и удовлетворил их несметными милостями. Кади^[20] дал решение, что дозволено пролить кровь одного из подданных ради спасения жизни царя, и палач собрался казнить мальчика.

Мальчик поднял лицо к небу и засмеялся. Царь сказал: «Разве уместно смеяться в твоем положении?» – Молвил мальчик: «Заботиться о детях обязанность родителей, жалобы подают кадию, а справедливости ищут у царя. Теперь родители предали меня на смерть ради благ мирских, кади дал решение казнить меня, а царь видит спасение свое в моей смерти. Не вижу я покрова, кроме Господа Всевышнего».

Сжалось у царя при этих словах сердце и навернулись на глаза слезы. Молвил он: «Лучше мне погибнуть, чем пролить кровь невинного». Поцеловал он его в чело и в глаза, прижал к груди, одарил несметными благами и отпустил на волю. Говорят, что царь в ту же неделю исцелился.

* * *

Бежал один из рабов Амра ибн Лейса^[21]. Отправились в погоню за ним и привели его назад. Ненавидел его визирь^[22] и дал приказ казнить его, чтобы другой раз рабы не решались на такой поступок. Раб пришел к Амру, склонил голову к земле и сказал:

 
«Что ты захочешь, пусть со мной свершится,
Противиться не смею хозяина деснице».
 

«Но так как вскормлен я милостями этого дома, не хочу я, чтобы в день Суда ты ответил за мою кровь. Если хочешь ты казнить раба, приложи к этому закон, дабы не ответить в день Воскресения».

Царь молвил: «Какое же приложение закона могу я дать?».

Раб ответил: «Дай мне дозволение убить визиря, а тогда повели убить меня в наказание за это, чтобы иметь право на казнь».

Царь рассмеялся и сказал визирю: «Что ты на это скажешь?»

Тот отвечал: «О повелитель, заклинаю тебя могилой отца твоего, оставь этого негодяя в живых, чтобы не вверг он меня в беду. Моя вина: не внял я словам мудрецов, говоривших:

 
«Если ты с пращником драку затеешь,
Череп проломит тебе он, гляди.
Если врагу ты стрелу посылаешь,
Сам ты на месте его не сиди».
 

* * *

Был у царя Зузана^[23] один мудрец, благородный душою и добрый нравом, который всем присутствующим оказывал услуги, а обо всех отсутствующих хорошо отзывался. Однажды случилось ему совершить какой-то поступок, который пришелся царю не по нраву. Отобрал он у мудреца его имущество и велел наказать его. Военачальники царя помнили прежние благодеяния его, были обязаны ему благодарностью и поэтому, пока он был в темнице, проявляли к нему доброту и ласку и избегали попреков и резкостей.