Оригинальная русская философия возникла благодаря думам и «дискурсам» о судьбах России. Приоритетное значение для данного национального типа философии имели размышления о человеке в его связи с Богом и космосом. В центре философской проблематики оказались представления, связанные с постижением места и роли России в мире, осмысление ее призвания в истории человечества.
Космические представления о человеке вырабатывала уже философия Древней Греции. Для нее человек – и гражданин Космоса (космополит), соединенный невидимыми нитями со всеми вещами в мире, и общественное животное (zoon koinonikon). В славянском мироощущении данному тезису соответствовала идея всеединства, выраженная в концепции мира – как Космоса, так и общины.
Представители различных философских и политических направлений, при всех различиях между ними, сходились во мнении, что России суждено великое будущее, а русскому народу предстоит исполнить всемирное предназначение. В исканиях правды русские мыслители разработали целостную мировоззренческую систему, которая и вошла в отечественную философию под обобщенным понятием-символом «русская идея».
Сами создатели вкладывали в данное понятие не всегда одинаковое содержание. Но русская идея представлялась им объединяющим началом народной жизни, способствующим разрешению противоречий славянской истории и культуры. Вместе с тем, в русской идее видели идеальную сущность, позволяющую постигнуть тайный замысел Творца-демиурга и подлинное бытие российской цивилизации. Россия имеет во всемирной истории особую миссию, связанную с утверждением истинно христианского православного начала. Согласно своему предназначению, она должна духовно преобразить мир светом своей духовной святости и стать итогом земного пути христианства.
Необходимо подчеркнуть, что в отечественной философской традиции понятие «русской идеи» имеет два основных значения: широкое и узкое. В широком смысле под русской идеей подразумевался все особенности русского духа и русской культуры. В более узком смысле русская идея представляет собой своеобразную телеологию России, учение о конечной цели («идеале») ее национально-исторического бытия. Наибольший интерес представляет именно специальный смысл, так как он наиболее конкретно выражает проблему смысла российской истории и всех социальных преобразований.
Немалый вклад в осмысление данной проблемы внес родоначальник русского мессианизма киевский митрополит Илларион (XI в.). В своем знаменитом «Слове о Законе и Благодати», воздавая хвалу князю Владимиру за крещение им русской земли, Илларион подчеркивал, что мировая история вершится по определенному Богом плану, а само ее движение воплощается в приобщении все новых народов к «благодати» (христианству). Илларион вкладывал в понятие ветхозаветного закона смысл иудейской правовой нормы и противопоставлял его евангельской истине, нераздельной с благом и спасением всего человечества. В прославлении настоящего через прошлое достаточно четко обозначен общественный идеал. Данную философему можно считать доктриной российского социального оптимизма.
Дальнейшее становление идеи богоизбранности Руси связано с возвышением Москвы в XIV веке и формированием нового типа русской православной духовности. Важнейшим историческим событием, способствовавшим второму (после татарского разгрома) духовному рождению русского народа, стала Куликовская битва[17] (1380 г.), «идейным вдохновителем» которой был Сергий Радонежский. Именно в этот период идеал святой Руси прочно укоренился в русском национальном самосознании.
В начале XVI века псковский монах Филофей выступил с учением «Москва – Третий Рим». Несомненно, данной «пропагандистской концепции» в русской мессианской мысли принадлежит ключевое место. Свою главную мысль Филофей высказал в следующих словах: «Храни и внимай, благочестивый царь (Василий III. – С.Е.), тому, что все христианские царства сошлись в одно твое, что два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать»[18].
В этой формуле с предельной ясностью выражен весь смысл русской идеи, ее указание на особую историческую миссию Руси. Преемственность Русского православного царства первым двум (Риму и Константинополю) предстает одновременно и как исполнение божественного промысла, и как бесспорное свидетельство богоизбранности русского народа, призванного стать духовным и политическим вождем христианского мира.
В явном виде учение о русской идее было разработано в трепетном Слове Ф.М. Достоевского, B.C. Соловьева, Е.Н. Трубецкого, Н.А. Бердяева, Л.П. Карсавина, И.А. Ильина. Важные аспекты русской идеи были освящены в трудах П.Я. Чаадаева, А.С. Пушкина, А.С. Хомякова, И.В. Киреевского, Н.В. Гоголя, В.Г. Белинского, А.И. Герцена, Ф.И. Тютчева, Н.Я. Данилевского. Следует отметить также вклад в разработку данной проблемы Л.Н. Толстого, Н.Ф. Федорова, К.Н. Леонтьева, В.В. Розанова, С.Л. Франка, С.Н. Булгакова, Г.П. Федотова, А.Ф. Лосева и других исследователей.
Впервые термин «русская идея» использовал Ф.М. Достоевский. Размышляя о российской устремленности к социальному идеалу, русский писатель отмечал, что «все это давно уже есть в России, по крайней мере в зародыше и в возможности и даже составляет сущность ее, только не в революционном виде, а в том, в каком должны эти идеи всемирного человеческого обновления явиться: в виде Божеской правды, в виде Христовой истины, которая когда-нибудь да осуществиться на земле и которая всецело сохраняется в Православии»»[19].
Компромисс и синтез славянофильства и западничества в творчестве Достоевского приводил к тому, что «положительная программа» была представлена слабее, чем критическая[20].
Русские мыслители искали в Истории не абсолютную идею, а «духовный смысл». Согласно Хомякову, история человечества может быть рассмотрена не из «самосущего понятия» гегелевской философии, а из «одного великого начала» – народной веры, целостного «живознания». Отсутствие стремления к «дурной отвлеченности» обуславливает любопытную черту русской философии: отсутствие систем.
Следует остановиться на философской рефлексии одного из основателей славянофильства И.В. Киреевского. В статье «О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению в России» (1852) русский философ отмечает, что европейская культура уклонилась в односторонний, абстрактный рационализм и тем самым утратила внутреннюю цельность своего духа. Губительной раздробленности, по его словам, оказались подвержены все сферы жизни западного человека. Вместе с тем «…высшие истины ума, его живые зрения (социальные идеалы – С.Е.), его существенные убеждения – все лежат вне отвлеченного круга его диалектического процесса и хотя не противоречат его законам, однако же и не выводятся из них и даже не досягаются его деятельностию, когда она оторвана от своей исконной совокупности с общею деятельностию других сил человеческого духа»[21].
Таким образом, если западноевропейская образованность несла в себе раздвоение и рассудочность, то образованность русская основывалась на восприятии «цельного знания», сочетающего разум и веру. Именно в этом и состоит приоритетность русского духа, его превосходство над европейским. Особенности русской образованности в конечном итоге обусловлены преимущественно православием, ибо оно сохранило себя от указанного дробления, избежав рационализма и индивидуализма.
Самая лапидарная формула русской идеи принадлежит Н.А. Бердяеву: «все ответственны за всех»[22].
Своеобразным концептуальным итогом эволюции «парадигм» о русской идее выступает теория идеального социокультурного строя русского и американского социолога П.А. Сорокина. В учении Сорокина исторический процесс определяется как становление трех периодически сменяющих друг друга социокультурных суперсистем: чувственной (sensate), идеационной (ideational) и интегральной идеалистической системы. Каждая из систем отличается определенным способом постижения реальности, типом социально-политической, религиозно-нравственной и правовой организации, а также совокупностью высших смыслов и ценностей.
Чувственная культура, коррелятом которой является Новое время, характеризуется преобладанием психосоматических и эмпирических начал, идеационная – божественных и трансцендентных, а идеалистическая – органическим синтезом первых двух. Только интегрально-идеалистической культуре высших ценностей Истины, Добра и Красоты, объединившей лучшие черты предыдущих культур, принадлежит, по утверждению Сорокина, будущее мировой истории[23].
Заметно, что русская идея выражала себя в принципах провиденциализма, мессианизма, универсализма и эсхатологизма. Все эти определения образуют нераздельное органическое единство, внешним выражением которого является сама «непредсказуемая» история России, проходящая под знаком указанных духовных истоков. Данные начала и являются главными категориями русской историософии и способами осмысления жизненного пути России, ее трудно постижимой и «зигзагообразной» судьбы.
Если «Святая Русь» получила в наследство эллинскую идею Космоса, побуждающую к эстетическому осмыслению всеединства мира, то «Христианский мир» западной Европы утвердился благодаря римской культуре, основанной на жесткой структуре социума, праве и рационализации.
Соединенным Штатам немногим больше 200 лет. Потомки «отцов-основателей» – авантюристов, романтиков и искателей приключений, строивших новую страну почти на пустом месте, любят к месту и не к месту употреблять словосочетание «American Dream» – Американская Мечта. Данный термин обозначает определенный уровень материального достатка: автомобиль «Кадиллак», дом на несколько спален и катер-яхта. Но есть у этого слогана и другое значение – это еще и легенда о «Настоящем Американце» как о человеке, начавшему с нуля (или «минуса») и достигшего высот успеха[24].
В основании Мечты лежит представление об Америке как стране равных и неограниченных возможностей. Если говорить точнее, то возможностей ограниченных, но лишь только внутренними, личностными пределами индивида и его способностью воспользоваться той свободой, за которой он, собственно, и отравлялся в Новый Свет. Мифологизация земли обетованной была зачастую наивной: эмигранты-американцы мечтали плыть на каноэ по «озеру виски».
Либерализм стал своеобразной национальной религией для американской цивилизации, укоренявшейся преимущественно не в теоретической и социально-преобразовательной, а в обыденно-практической форме образа жизни. Либерализм нашел воплощение в национальном бытии и психологии, получив свое отражение в американской мечте. Утопия «свободы» оказалась самой поздней и наиболее «приземленной».
США были отдалены на безопасное расстояние от мировых очагов военных конфликтов, каковыми были Европа и Азия. Океан сформировал своеобразный архетип и превратил Америку в символический образ с обширными утопическими коннотациями. Данное обстоятельство позволяло сосредотачивать силы и средства на решении внутренних проблем и на протяжении долгого времени не слишком беспокоиться, в отличие от России, о создании сильной армии для обеспечения национальной безопасности.
О проекте
О подписке