Глава 5

Пятнадцатого января Алексеев издал приказ, предписывающий всем российским гражданским кораблям немедленно покинуть японские и корейские порты и воды. Невыполнение данного приказа влекло за собой крупные неприятности по линии политического сыска, как для капитанов судов, так и для судовладельцев.

Данное распоряжение, впрочем, совершенно не касалось «Аскольда», три дня назад бросившего якорь в Чемульпо. Придя в этот корейский порт, крейсер 1-го ранга сменил там спешно отозванного в Порт-Артур «Боярина», который выполнял тайную миссию по доставке в Корею флигель-адъютанта короля Коджона.

Вместе с «Боярином» ушла и канонерка «Гиляк», матросы с которой осуществляли охрану русской миссии в Сеуле. Русский посланник, действительный статский советник Павлов, был очень недоволен сокращением штата охраны, но ничего не мог с этим поделать против воли Алексеева. Недавно назначенный командир «Аскольда», капитан 1-го ранга получил чёткий и однозначный приказ – смотреть в оба, игнорируя поползновения посланника подчинить крейсер воле дипломатии.

Уже отсутствовало телеграфное сообщение между Чемульпо и Порт-Артуром, на берегу шло строительство японцами складов и бараков, в порт постоянно прибывали пароходы под флагом Страны восходящего солнца. Вскоре количество «мирных жителей» японской национальности с военной выправкой перевалило за четыре с половиной тысячи и продолжало нарастать по мере подхода всё новых и новых транспортов.

В одной из последних телеграмм из Порт-Артура генерал-адъютант повелел следующее: в случае какого-либо осложнения обстановки в Чемульпо, или даже намёка на провокацию, «Аскольду» следовало немедленно уходить в открытое море и дальше действовать по обстоятельствам. По этой причине Константин Александрович посматривал на японский стационер – крейсер «Чиоду» – с огромным желанием пустить тихонечко ночью пару мин в борт этого корабля. Однако ни о чём подобном в приказе Алексеева не говорилось, и каперанг не горел желанием спровоцировать войну какими-либо своими опрометчивыми действиями.

Японцы, кстати, словно чувствовали настроения русских и старались лишний раз не задевать северных варваров ни в порту, ни на городских улицах. Командир «Чиоды», капитан 1-го ранга Мураками из кожи лез вон, лишь бы показать всем – в первую очередь русским – миролюбивые намерения японского правительства. Мысленно же Мураками вынашивал различные планы, как уничтожить русский крейсер прямо на рейде. Надо сказать, что МГШ (морской генеральный штаб) Японии весьма недвусмысленно запретил воинственному командиру «Чиоды» предпринимать какие-либо рискованные односторонние действия, чтобы не спугнуть русских раньше времени. Поэтому японец старательно разыгрывал роль пацифиста, желающего дружить со всеми, кто околачивался в Чемульпо.

Впрочем, Грамматчиков, имевший чёткие инструкции начальства, с самого начала раскусил лицедейство Мураками и его подчинённых, потихоньку готовя свой крейсер к быстрому рывку в открытое море. И «Аскольд» и «Чиода» постоянно поддерживали в котлах достаточно пара, чтобы немедленно дать ход.

Всё это происходило на фоне потрясающей неадекватности столичных дипломатов, которые самоуверенно блеяли о мире, о продолжении переговоров и прочей бестолковой лабуде. Получая подобные телеграммы из Петербурга, генерал-адъютант нервничал, начиная срывать злость на подчинённых. Досталось многим.

На это всё накладывалась бестолковая перепалка с Адмиралтейством, которая изо дня в день всё больше и больше раздражала Алексеева. Причиной нового конфликта стал эксперимент наместника со стрельбой на дальние дистанции. На одном из владивостокских крейсеров, задействованном в эксперименте, в конце декабря вышли из строя почти с десяток шестидюймовок Канэ. Откровенно говоря, на какое-то время «Россия» практически полностью лишилась боеспособности, о чём кто-то бдительный тотчас сообщил в Петербург.

Генерал-адъютант напрасно пытался обратить внимание Авелана и прочих адмиралов на вовремя вскрытую проблему с орудийными станками. Столичные флотоводцы никак не могли взять в толк, зачем вообще тихоокеанцы проводят учебные стрельбы на больших дистанциях. Это противоречило всем канонам отечественной военно-морской науки, не говоря уже об износе и поломках матчасти и большому расходу боеприпасов.

– Господи, ну, хоть бы скорее началась война, что ли, – перечитывая очередную телеграмму из Адмиралтейства, в сердцах бросил Алексеев. – Может, хоть тогда эти столичные шаркуны сообразят, что мы здесь не в бирюльки играем.

После Рождества наместнику стало окончательно ясно, что ему следует срочно подыскать кандидатуру на место начальника Отдельного отряда крейсеров, базирующегося во Владивостоке. Командующего этим соединением, контр-адмирала Штакельберга, подвело его хрупкое здоровье. В преддверии ожидаемой войны Эвальд Антонович не хотел брать на себя ответственность, которая легла бы тяжким грузом на его и без того расшатанное здоровье. Выбирать, собственно, было особо не из кого, поэтому во Владивосток отправился контр-адмирал Витгефт, получивший подробнейшие инструкции и наставления от Алексеева.

С самого утра генерал-адъютант успел посетить порт, побывав на крейсере 2-го ранга «Боярин», на котором снимали малокалиберные «хлопушки», ставя вместо них 75-мм пушки Канэ. Затем наместник, сопровождаемый генерал-майором Белым, прибыл на Тигровый полуостров, посетив одну из батарей береговой обороны. Плановая инспекция прошла вполне удовлетворительно, и часам к трём дня Алексеев приехал на обед в свой дворец. Здесь наместника ожидал рапорт от лейтенанта Рощаковского, с пометкой «занимательно», сделанной рукой капитана 1-го ранга Эбергарда.

– Ну-ка, ну-ка, что там такого нового измыслил наш гений минной войны, – вчитываясь в рапорт неугомонного лейтенанта, пробормотал Алексеев. – Ишь ты, уничтожитель истребителей хочет сделать…

Рощаковский писал, основываясь на результатах учебных боёв, что имеет смысл перевооружить один из миноносцев 1-го отряда – «Боевой» – сразу двумя дополнительными 75-миллиметровками, сняв с этого корабля все минные аппараты. Полученный таким образом сверхистребитель лейтенант предлагал использовать в роли уничтожителя вражеских кораблей аналогичного класса. Взаимодействуя с четырьмя «немцами» из своего отряда, «Боевой» мог стать козырным тузом в случае боя в сумерках или в условиях плохой видимости. Джокерами же по-прежнему предстояло быть «Аскольду» и «Новику», с их мощным артиллерийским вооружением и хорошей скоростью хода.

Официант подал первое блюдо, и Алексеев принялся размышлять над доводами инициативного офицера, не торопясь, прихлёбывая ароматный супчик с какими-то хитрыми китайскими специями. Какой-то резон в рапорте Рощаковского был, и, возможно, имело смысл попробовать осуществить подобное перевооружение… Неожиданно в коридоре послышались чьи-то голоса, в дверь постучали, и на пороге появился капитан 1-го ранга Эбергард.

– Ваше высокопревосходительство, прибыл его превосходительство вице-адмирал Макаров, – произнёс флаг-офицер штаба, понижая голос. – Один, без сопровождения.

– Макаров? Один? А где же комиссия из столицы? – генерал-адъютант удивлённо вскинул брови. – Так… Степан Осипович уже здесь?

– Так точно, его превосходительство вице-адмирал Макаров ожидает в приёмной, – бесстрастным тоном доложил Эбергард.

– Негоже держать гостя в приёмной, моря голодом, когда хозяева за столом, – в руке Алексеева зазвенел серебряный колокольчик, и секунду спустя, словно из-под земли появился официант. – Пригласите Степана Осиповича отобедать со мной, подайте чистые столовые приборы.

– Ваше высокопревосходительство, господин адмирал, покорнейше прошу извинить, что приехал наобум, без предупреждения, – минуту спустя в столовую вошёл Макаров, похоже, действительно, только что с дороги.

– А я думал, что мне почудилось, будто я слышу знакомый голос. Проходите, Степан Осипович, не откажите разделить со мною скромную трапезу, – наместник вышел из-за стола, подойдя, первым протянул вице-адмиралу руку для рукопожатия. – Благополучно ли добрались? Мне вот казалось, что я увижу вас в одной компании с Петром Алексеевичем и Владимиром Павловичем.

– Благодарю, ваше высокопревосходительство, доехал вполне комфортно, – Макаров подождал, пока хозяин вновь займёт своё место, и уселся на отодвинутый официантом стул. – Я отправился в путь сразу, как только узнал от Фёдора Карловича о моём назначении в состав комиссии. С собой прихватил адъютанта и вестового. Полагаю, что обогнал Петра Алексеевича и Владимира Павловича на неделю, не менее.

«…Вот оно что: он прослышал о моих модернизациях и помчался в Артур, как только получил приказ императора, – быстро сообразил генерал-адъютант. – Словно тот мальчишка, который не может усидеть спокойно, когда рядом происходит нечто любопытное. Безобразов и Верховский поступили иначе – отпраздновали Рождество и не спеша тронулись в путь…»

– Что же, мне доставляет удовольствие видеть вас, Степан Осипович, – наместник говорил прямо противоположное тому, что думал в этот момент. – Расскажите, что нового в Петербурге, и как там поживает столица?

– С радостью поведаю обо всём, что знаю, – пробуя первое блюдо, пообещал Макаров. – Бесподобный вкус. У вас великолепный повар, господин адмирал.

– Прошу вас, Степан Осипович, давайте будем вести разговоры без чинов, по имени-отчеству, – великодушно предложил Алексеев. – Вы, похоже, прямиком с вокзала ко мне помчались?

– Признаюсь, Евгений Иванович, грешен: так и поступил, – с удовольствием вкушая отличный супчик, подтвердил нежданный гость. – Прошу меня покорнейше простить за сие недоразумение. А разве вы не получали мою телеграмму?

– И в мыслях не было гневаться на вас, Степан Осипович, – на этот раз наместник нисколько не покривил душой. – А вот насчёт телеграммы что-то не припоминаю. Я бы обязательно её прочёл, если бы получил. О чём вы написали в своей телеграмме?

– Странно, я посылал телеграмму, и меня заверили, что она получена адресатом, – искренне удивился Макаров. – Я написал вам, Евгений Иванович, что прибуду в Порт-Артур именно сегодня, один, без сопровождения.

– Согласен, в этом деле с телеграммой имеется какая-то непонятность, – подозревая происки японских шпионов, слегка нахмурился генерал-адъютант. – Ладно, Степан Осипович, позднее мы разберёмся и с этой тайной наших связистов. Сейчас подадут жаркое, вкусное, пальчики оближешь. Обо всём серьёзном подробно поговорим за чаем.

Спустя какое-то время, когда обе высокопоставленные персоны удовлетворённо и неторопливо прихлёбывали ароматный китайский чай, Алексеев решил ознакомить гостя с рапортом лейтенанта Рощаковского. Вероятно, наместник рассчитывал услышать мнение того самого Макарова, что наводил ужас на турок во время войны на Балканах. В то же время Алексеев, похоже, не учёл, что вице-адмирал является давним адептом торпедного вооружения, и не должен в обязательном порядке поддерживать революционные идеи новоявленных любимцев наместника.

– Сама мысль о создании сверхминоносца сводит на нет наши усилия по увеличению количества истребителей, – прочитав рапорт, сразу же заявил Макаров. – Какой смысл снимать с корабля минные аппараты, если отряд в пять истребителей и так поддерживают один-два быстроходных крейсера? Нам, наоборот, нужно иметь как можно больше миноносцев типов Шихау и Невского завода, с тремя минными аппаратами вместо двух. Лишь так можно обеспечить массированную минную стрельбу, за которой – уж поверьте мне – будущее.

Если бы вице-адмирал выразился бы более дипломатично и не отметал бы с ходу идею малоизвестного лейтенанта, история, возможно, пошла бы иным путём. Однако сделанного не изменишь, и слово не воробей – вылетело, не поймаешь.

С некоторых пор наместник считал все морские силы империи на Дальнем Востоке чуть ли не своей личной собственностью и очень гордился тем, что именно под его руководством (и на его деньги) флот становится реальной боевой силой. Алексеев полагал, что смелые начинания офицеров эскадры также в какой-то степени являются его заслугой и частично принадлежат ему. В конце концов, это именно генерал-адъютант организовал конкурс с солидным призовым фондом, благодаря чему удалось встряхнуть и расшевелить личный состав эскадры. До этого почти все проявления находчивости и инициативы почти на корню гасились авторитетом замшелых консерваторов, коих было полным-полно. Это наместник решительно ломал старые взгляды, позволяя своим подчинённым воплощать в жизнь новаторские идеи. Наконец, именно Алексеев являлся тем, кто давал шанс проявиться почти любому, кого волновала судьба империи и самодержавия.

Приехавший же из далёкой столицы Макаров позволил себе раскритиковать рапорт лейтенанта, которому наместник благоволил, явно выделяя Рощаковского среди остальных офицеров эскадры. В возможном союзе всесильного генерал-адъютанта и эксцентричного вице-адмирала наметилась первая серьёзная трещина.

– Кхм… Степан Осипович, завтра эскадра выходит в кратковременный поход на юг, к Шантунгу, – едва сдержав рвущуюся наружу волну внутреннего раздражения, Алексеев опустил на блюдце опустевшую кружку. – Вы не желаете выйти в море, например, на одном из броненосцев?

– С превеликим удовольствием, дорогой Евгений Иванович, – похоже, Макаров так и не понял, что наместник вовсе не в восторге от его персоны. – Если позволите, я хотел бы пойти вместе с вами и Оскаром Викторовичем на флагмане.

– Что же, не вижу причин отказать вам, Степан Осипович, – генерал-адъютант поднялся с места, давая понять, что аудиенция окончена. – Жду вас на «Цесаревиче» в девять ноль-ноль ровно.