8

Личность в высшей степени ее проявления, как форма необходимости личного познания, всегда является антиподом любых форм организации внеличностного характера. Все то, что является формой общественного познания (познания в области отношения по бытию в возможности в его сочетании элементов организации вместе с возможностью) является для личности и формой невозможности, и одновременно формой, которая необходимо пролонгируется в области точного отношения уничтожения в самое себя, отношении строгого не принятия и невозможности сомнения в своей правоте. Настоящий человек объективирует свое сознание в отношении внеличного, но сознание для вне личного, не есть личное в самое себя. В сущности, это не является ни минусом, ни плюсом всеобщей стратегии познания, но при этом мы можем точно определить меру успеха, она состоит именно в возможности отношений по бытию в возможности и действительности, при том, что данное отношение является формой точного удостоверения данного бытия в возможности в отношении неперсонифицированного круга лиц.

Организация того, что есть в тебе не только согласно образу и подобия своего мышления, но так же и в отношении неограниченного круга элементов по бытию в возможности, расположенному в рамках носителей, составляющих неперсонифицированный круг субъектов, является необходимостью познания применительно к отношениям властного порядка. Самое сложное здесь – поддержание того уровня реализации, который и может быть назван властью в полном смысле этого слова.

9

Мы могли бы пойти дальше и предположить, что сама власть как таковая есть продукт и следствие именно творческого отношения в части возможности познавать этот мир на уровне обывательского рассудка, когда трансформация и структурирование объектов действительного представлено известным кругом причинно – следственных связей. Здесь сам субъект выступает как некоторое неординарное звено, которое присваивает иную качественность общей парадигме при неизменности ее формы. В данном отношении выступают многие великие формы организации социальной материи, которые были созданы в свое время человеком.

Существуют так же парадигмы, которые в той или иной форме поддерживают бытие в возможности именно такого плана и поэтому могут объективировать внешне необходимую качественность отношения к тем или иным парадигмам. Таковы, например школы воспитания монархов и прочих субъектов подлинных элит.

Само по себе формирование властного субъекта является весьма интересным и, конечно же, отдельным предметом исследования. Хочется отметить, что наряду с естественными формами организации существуют так же так называемые «мертвые формы» властных субъектов, которые образуются вследствие появления такой связи в цепочке как от «отца к сыну». Речь идет о членах семей тех, кто персонифицирован в автоматизированные парадигмы власти (государственная власть, например). Не восприятие надлежащих форм властного реагирования данные парадигмы фактически растворяет властного субъекта в новой для него сфере отношений, формирует ущербного собственника власти, человека, который по своим параметрам не может отвечать занимаемой им нише (что неизменно постигает аристократию в среднем периоде ее правления), это приводит к тому, что рано или и поздно происходит крах самой системы именно в силу недостатка человеческого фактора (при этом сама материально- техническая база может быть сколь угодно развитой и полноценной).

10

Назовем стадию восприятия властного воздействия применительно к индивидууму – пассивной. Структура парадигм здесь складывается следующим образом. Анализ строится по индивидууму.

Бытие в возможности (БВВ).

1. Дана встречность (необходимо выжить, питаться, а, следовательно, и пребывать в одном информационным, знаковом поле с субъектами корреспондирования БВВ, например, родители).

2.Само БВВ представлено реакциями отражения и воспроизведения. Частота и последовательность реакций, исходящих со стороны родителей (ритм, качественная однородность и так далее) рождают принцип подобия, который так же пока находится в зачаточном состоянии относительно реализации по отношению к властному субъекту. Его активизация воспринимается, заметим, только в соответствии с привнесенными формами, исходящими от субъекта управления (например, родители, начальник в обязательной схеме парадигм – армия, к примеру). Соответственно, любая девиация, которая может быть тем самым творческим моментом, воспринимается как негативная форма и, скорее всего, уничтожается в процессе ее выявления (как то: дефекты речи, нестандартные взгляды и прочее). Здесь же отметим, что вопрос творческой удачливости решается только посредством системности отношения к объективированию самое себя в мире, если творческое не носит системного характера и может быть объективировано в доступных формах познания для тех, кому оно адресовано, мы можем говорить о том, что этот субъект отвоевал себе право на собственное мнение, в остальном же, речь может идти только о девиации, которую необходимо будет устранять тем или иным способом.

Следует так же отметить, что описать качественность структурности БВВ на данном этапе в достаточной степени сложно, так как именно здесь она представляет собой тот самый первичный отрезок, познание которого невозможно и именно здесь презюмируется необходимость именно такого качества. Мы не можем говорить о том, что данность познания отвечает формам объективации самого человека, но именно здесь сами люди предполагают невозможность установления содержания БВВ. В остальных случаях БВВ познается по его внешним проявлениям и, следовательно, может быть в той или иной степени узнано, тем или иным способом просчитано и оценено в области своего содержания.

Именно поэтому мы можем говорить о том, что в данной области возможно реструктурирование и первичное структурирование в отношении бытия в возможности. При этом заметим, что подобное может возникать в других областях только в силу нового содержания БВВ в части новой парадигмы. Иными словами, попадая в новую для него систему отношений, человек заново переосмысливает те или иные целевые установки, становится заново «опредмеченным мыслью» в отношении самое себя и в отношении того, каким ему быть по отношению к окружающим его формам социальной материи. Соответственно, может быть такая ситуация, когда новые формы (в силу недостаточной детализации, так называемое «пресловутое воспитание») окажутся сильнее и, соответственно, лучше в части структурирования самого человека в той или иной маске. Чем меньше в человеке остается неназванного, неоднородного неуточненного в отношении его самого и в отношении того, что он есть как отношение к другим, тем больше вероятность его вовлечения в парадигмы, отличающиеся жесткой детализацией времени и пространства и, соответственно, персонификацией своих субъектов.

Энтелехия.

Энтелехия фактически по субъекту сводится к тому, что он представляет собой материальную стороны реализации власти его родителей (других субъектов). Именно на этом этапе можно констатировать, что человек является заложником своей материальной оболочки в части ее перцепции субъектами властного отношения. Следует так же сказать, что именно на этих перцепциях и строятся отношения познания, которые носят личный характер, так как продиктованы только чувственным бытием, восприятием субъекта.

Являясь заложником представлений о самое себя третьих лиц, субъект не свободен с самого рождения и поэтому парадигма подчинения является наиболее приемлемой формой объективирования любой социальной материи. На этом построена организация общественных парадигм. Именно поэтому не может быть такого состояния бытия в социуме, когда равенство баланса прав и обязанностей будет приведено к оптимальному сочетанию в форме той, которую придумали именно свободные умы, именно те, кто отрешился от парадигм властного элемента организации. Для этого необходимо пересмотреть сами основы организации структурирования субъектов неперсонифицированного круга лиц. Какие – либо изменения на уровне рациональности, в той части, где средний индивидуум может принимать самостоятельные решения – бессмысленны.

Таким образом, можно отметить, что данность познания ведет к детерминанте бытия в чувственной организации. Изменение же теорией самой формы организации способа мышления неизменно приводит к изменению чувственного бытия, быта, если угодно. С этой точки зрения отметим: для власти нет ничего лучшего, чем опереться на хорошо организованную теорию познания, являющуюся универсальной методологией. Соответственно, сама теория при этом должна быть организованна соответствующим образом.

11

Вообще же вопросы методологического характера являются одними из самых сложных в области познания. От того насколько точно и верно решается необходимость анализа метода познания зависит успешность самого исследования в области той или иной когнитивной системы. Наша задача определить феномен власти того в социуме, что является силой упорядочивающей и, соответственно, фоормообразущей социум, который выступает предметом исследования. При этом нам необходимо понимать, что предметность нашего исследования весьма сложна и в достаточной степени легко трансформируема благодаря именно методологии познания. Социум есть динамичность отношений, которая упорядочивается в отношении форм восприятия, но никак не в отношении формы чувственной апробации, чувственного познания. Соответственно, мы не можем говорить о том, что есть социум в отношении нашего познания без определенного поверхностного и неточного восприятия; для того, чтобы избежать этого о социуме необходимо говорить как о том, что есть форма и предмет изменения, как о том, что необходимо изменять и трансформировать в соответствии с теми или иными представлениями. Здесь возможна масса вариантов познания, но некоторые из них являются все же определяющими в отношении того или иного круга лиц, систем и методов познания. Что мы имеем в виду? Непосредственную зависимость преемственности знания от методологии познания.

Сейчас уже умирают те формы рассуждения, которые были приемлемы ранее, в свое время они детерминировали развитие общественного познания, а, в конечном счете, и структурировали общественную материю – мораль, нравственность и прочее. В век свободной формы циркулирования информации мы не можем обойтись без форм рассуждения, напрямую апробирующих необходимость познания. Тех норм, которые могли бы заменить нам необходимость обращения к общественному в той или иной форме его представления. Искусственность познания всегда есть и будет, во многом она детерминируется формами рассуждения, формами объективации того или иного уровня, но она присуща в силу самой техники познания, в силу того, что данность познания есть необходимость игрового начала в той или иной степени алеантности. Поэтому мы должны четко определяться в отношении неограниченного круга явлений, определяться универсально, методом универсального типа, тем методом, который есть необходимость интеграции бытия в возможности социума и бытия в действительности. Власть является именно продолжением возможности познавать, опознавать и именно поэтому, говоря о власти, мы всегда должны вскрывать основы того, как осуществляется само познание, как возможна объективация бытия в возможности в форме значения. И именно потому методология, которую мы используем (людология) специально предназначена для анализа универсального круга явлений, вне зависимости от их происхождения и формы представления. Соответственно, нельзя требовать от нас того, чтобы мы шли на компромисс в области того или иного рационального рассуждения для того, чтобы как- то сгладить формы понимания, формы рассуждения. Это совершенно недопустимо в условиях чистого познания.

Властность начинается с организации распределения общественного, категорий общественного в отношении лично – индивидуального момента субъекта социума. До этого субъект принадлежит социуму, и он осуществляет свою власть над ним. Везде, где только можно обнаружить реализацию общественного бытия в возможности в рамках личного сознания, при понимании сознанием данного субъекта данного бытия в возможности как своего собственного, можно констатировать властность общественного над личностным. Личность подчинена сотням обусловленностей, персонифицированных общественным как формой структурирования реальности. Первичная организация власти, генезис власти, начинается с понимания некоторого рода дистанцированности самое себя от общественного от того, что есть общество. Понимание данного момента весьма важно. Личность обнаруживает в себе способность быть дистанцированной от такого принципа организации социальной материи. Встречность продолжает оставаться незыблемой, так как общество слепо к тому, что есть не оно само, не для себя сущее, и поэтому не замечает изменений в личностном. Обозначая их возможно и условно негативные формы, при этом добиваясь отличного исправления существующих недостатков в организации перехода в собственной сфере реализации бытия в возможности. В конечном итоге наступает такое состояние, при котором личность понимает уже необходимость уничтожения остатков в себе общественного и начинает это делать с методичностью, которая воспринимается не иначе, как хулиганство и наплевательское отношение к незыблемым устоям со стороны общественного бытия в возможности. В итоге создается некоторого рода противостояние, разрешение которого на данном этапе может стать решающим для формирования субъекта властных отношений. Если субъект продолжает изменять качественность формообразования мира вокруг себя, того, что доступно ему как мир, то соответственно можно сказать, что он выиграл в войне собственного бытия в возможности, в отношении общественного бытия в возможности, которому он должен подчиняться по своей природе.

В данном случае остальные вопросы могут носить уже технический характер, не обусловленный ничем кроме усиления позиций самое себя в противостоянии общественному. Здесь необходимо отметить качественность противостояния данного периода. Общественное, как поток горной реки, действует постоянно безостановочно, является своего рода формой напряжения, в то время как индивидуум, переставая реализовывать общественное бытие в возможности по ключевым позициям, становится формой противостояния данному потоку, становится формой организации в отношении себя данности потока. Именно поэтому он предпочитает в свое время скрываться от общественного, скрываться в отношении самое себя в отношении возможности организации самое себя. Он утрачивает со временем и возможность восприятия себя как продолжающегося явления по бытию в возможности. То есть он перестает воспринимать себя как форму продления реализации в настоящем закрепленного за ним бытия в возможности (имя, репутация и так далее), он все больше желает себе нового представления, нового качества в отношении восприятия самое себя. И если это желание не удовлетворяется, то приходится говорить о невозможности исполнения первичной властной функции – пресловутое структурирование объекта управления. Учитивая то, что первично будет приказание самому себе, необходимо обозначить первичные этапы формирования самого себя как объекта и субъекта управления. Человек как синкретичность чувственного и рационального в общественной связке всегда дезорганизуется с токи зрения самодостаточности, с точки зрения отрыва от общественного. Здесь ему предстоит заново замкнуть сферы полярности, как в отношении временных поясов порождения реальности, так и в отношении целесообразности соотношения чувственного и бытия в возможности вновь им создаваемого в относительно самое себя, а, следовательно, лишенного чувственного начала. Результирующим такого процесса, как правило, является необходимость такого отношения к всевозможным первичным неудачам, которые затягивают нашего субъекта в его попытке организовать в отношении себя и подчинить себе те или иные общественные институты организации материи. Это вполне естественно, так как нарушение парадигмы организованного социума в отношении самое себя ведет неизменно к увеличению формы разрыва себя с самим собою, при том, что свое представление о самом себе и представление о тебе общественного плана в корне не совпадают. Следующим шагом к организации самое себя в области общественного бытия в возможности в отношении уже личного сознания (так как первичный этап пройден) является возможность усиления скоординированности своего бытия в возможности и его сферы реализации в общественном бытии в действительности. Здесь ситуация весьма щепетильная, так как, если в отношении общественного бытия в возможности личность может на протяжении значительно долгого этапа пребывать в отношении самое себя как форма однозначного корреспондирования в силу того, что формальность и содержательность не всегда восполняют области самореализованного бытия в возможности, то в области бытия в действительности это является первичным и приобретенным в силу того, что чувственное взаимодействие всегда является принадлежностью больше сферы энтелехии, нежели целевой причины (в области корреспондирования, например), а, соответственно, и ее структурирования. Данность этих взаимоотношений диктует необходимость однозначности решения проблемы самое себя. При этом на этой стадии может быть воспринята опять же либо общественная форма властности поведения (мир преступности с его узнаваемыми коллективными формами, в том случае, если личность совершенно не может найти основы для встречности и подобия, или же замещение какой – либо блатной должности в рамках конгломерата властных парадигм). При этом происходит необходимость формирования аппарата функции различения, где действительно приходится говорить о познаваемости властности в отношении общественного бытия в возможности (что общественное видит в тебе как в властном субъекта), и что является черновой работой, результативность которой помещена пока в сферу непознаваемости и недоступности восприятию как таковому.

Соответственно, от того насколько эффективно будет выстроена парадигма взаимодействия личности в представлении общественного и общественного в представлении личного, зависит успешность реализации собственно властной функции в отношении бытия в возможности, которое будет сформировано в личном отношении.