И мы разболтались. Настя любила натягивать на себя маску такой меланхоличной задумчивой барышни, и иногда она была такой, но лишь иногда. Она была очень смешливая. После концерта мы пошли погулять в парк, который был возле её дома, и она хохотала чуть ли не над каждой моей шуткой. Потом я узнал, что это один из женских приёмчиков – если девушке нравится парень, она будет смеяться над его шутками, даже если они неудачные.

Но мне хочется верить, что я шутил неплохо и в тему. Например, я рассказал ей бородатый анекдот, который дико меня рассмешил лет в двенадцать.

– Я не знаю, почему он меня так рассмешил, – сказал я ей, – но у меня истерика была на полчаса. Я пытался матери его рассказать и всё не мог, задыхался от смеха.

– Ну рассказывай давай, не томи, – Настя дёрнула меня за рукав.

– Ладно, слушай. Останавливает гаишник машину: «Капитан роты Козлов, ваши документы». Водила, ошарашенно: «Капитан роты КОГО?».

Настя расхохоталась. Её звонкий смех словно разрезал тёплый летний воздух и сразу посвежело вокруг, и подул ветерок.

В общем, любила Настя посмеяться.

А концерт, кстати, нам понравился. Мы сидели рядом и я всё норовил локтём прикоснуться к её локтю. А она руку не убирала.

В антракте мы стояли возле входа и общались с моим старым другом – электриком Дома Искусств Лёшей. Лёха отличный мужик, тоже очень много шутил. Помню, я ему говорю:

– Лёх, я в тебя сейчас чем-нибудь кину. Вон Настей, например.

Настя притворно возмутилась:

– Эй, на моей памяти девушкой ещё ни в кого не кидали!

Надо было идти на второй акт. Зал был в форме амфитеатра, очень большой, на 800 мест. Только мы вошли, свет полностью выключился перед началом. Настя ахнула и вцепилась в мою руку. Я же был совсем не против. Тут дали на сцену приглушённый синий свет.

– Я ничего не вижу, – шепчет мне на ухо Настя.

Ну как я мог ей признаться, что сам не вижу ни черта и каждую ступеньку впереди нащупываю ногой. Я мужик, я всё могу, и в итоге я довёл себя и свою женщину до наших мест.

Весь второй акт мы просидели локтём к локтю.

9

Михаил Булгаков сказал устами Воланда: «Зачем гнаться по следам того, что уже окончено?». «Мастера и Маргариту» я перечитывал неоднократно и ещё не раз перечитаю, и всегда при этом удивлялся: что двигало рукою автора, когда он создавал эти строки?

И что сейчас движет мной, когда я бью по кнопкам клавиатуры? Не гонюсь ли я по следам того, что уже окончено? Не пытаюсь ли создать суррогат реальности?

Многие думают, что будущее предопределено и изменить его нет возможности. Я вот считаю, что предопределены только пути, по которым мы пойдём, но путей этих несметное количество, и только мы выбираем, по какому пойти. А вот можно ли изменить прошлое? То есть я говорю сейчас не о фантастических романах с машиной времени, а о реальном нашем прошлом, прошлом каждого из нас в отдельности. Помните фильмы серии «Терминатор»? Джон Коннор там пытается изменить будущее, поменяв прошлое.

Я считаю, что прошлое можно изменить. Как не парадоксально, поменять прошлое можно только будущим. Вспоминаю слова Христа: «Кто из вас без греха, пусть первым бросит в меня камень». Камень в Магдалину больше никто не бросил. Все мы совершали что-то плохое в жизни. Но важно не это, а то, как мы к этому относимся.

10

Настя Настей, а жизнь текла своим чередом. Я был не самым прилежным студентом, но всё же понимал: сессия сама себя не сдаст. Поэтому мне нужно было бегать с зачёткой наперевес и собирать необходимое количество преподавательских автографов: где-то с помощью знаний, а где-то с помощью моей мощной харизмы. Вторым способом, правда, почему-то никогда не получалось. Тем летом у нас было штук 7-8 зачётов и 4 экзамена: история литературы, синтаксис, иностранный язык и стилистика.

За день до экзамена по стилистике я приехал в универ на консультацию. Вадима в этот раз со мной не было. Он жил за городом и когда не обязательно было ехать, предпочитал не тратить время и деньги.

Я стоял возле входа в универ и смотрел по сторонам. Тут из универа вышла Настя. Она была в бордовом брючном костюме, который ей очень шёл. Правда, прибавлял возраста, но кому какое дело до возраста, когда тебе девятнадцать?

Я был рад этому неожиданному, пусть и короткому, свиданию. Мы с ней пообщались немного, а потом она сказала, что ей пора. Она как всегда была смешлива, хотя в этот раз я не особо так и сыпал остротами.

Я ещё звал её куда-нибудь, но она ссылалась на сессию. Впрочем, «ссылалась» – слово неподходящее, она на самом деле училась так, как дай Бог учиться каждому.

После консультации я побрёл в сторону дома, размышляя на ходу, как же мне вытащить эту строптивую принцессу куда-нибудь ещё. Тут мои размышления прервал звонок товарища.

Звонил мой давний знакомый Сергей Зелёный, с которым мы познакомились, когда вместе работали в типографии «Комсомольской правды». Он работал охранником сутки через трое, а я – дворником три раза в неделю по 4 часа. Иногда наши графики пересекались, вот там и свели знакомство.

Потом мы оттуда уволились. Серёга пошёл работать на завод, но мы иногда созванивались и встречались попить пивка. Собственно, за этим он и звонил сейчас – попить пивка.

Через час мы встретились в маленькой кафешке неподалёку от автовокзала. Честно говоря, пивом дело не ограничилось. Потом в ход пошла водка, появились какие-то Серёгины знакомые, которых он и сам едва знал. Помню разорванную пачку чипсов на столе, и ем я эти чипсы, и ем, и ем, и ем… Потом очень долго я не прикасался к чипсам. Вообще, это был один из немногих разов в жизни, когда чувство меры в отношении алкоголя мне изменило.

Кстати, мы неоднократно поднимали тост за Настю.

После попойки, как и всегда, я решил, что самый лучший способ добраться до дома, чтобы завалиться спать, – пешком. А что идти на другой конец города – дело десятое. Тут, правда, было ближе, но не для пьяного человека. Я решил идти пешком, потому что дорога была через парк, где мы с Настей гуляли, а потом шла мимо её дома. Я понадеялся, что, возможно, встречу её там.

Настю я не встретил, а до дома дошёл без приключений.

В то время я жил с родителями. Мама ждала меня с разогретым ужином. Я очень хорошо притворялся трезвым, меня не шатало и заплетык не языкался, но меня, как и многих мужчин, можно запросто раскусить, – когда я пьян, я ужасно болтлив. Я очень добрый, всех люблю, и что самое главное, – всем об этом говорю. Вот так мать меня и раскусила, что я напился. Я еле притронулся к еде, но зато языком чесал будь-здоров. Мама сразу стала на меня ругаться. Не потому что я пьян, а потому что завтра экзамен и надо к нему готовиться. Я возразил, что сейчас всё будет.

– Как ты готовиться собираешься? Вот завтра сдал бы экзамен и напивался бы, сколько хотел!

Я пошёл в свою комнату с самым честным намерением готовиться к экзамену. Перед этим я зашёл в «Контакт». Насти не было, но в он-лайне висел мой друг Колян Семёнов. Я написал ему сообщение из разряда: «Хоп-хэй-лалалэй, жизнь прекрасна». Он ответил почти сразу же, я открыл его сообщение…и понял, что не могу его прочитать. Причина была проста: я не мог сфокусировать зрение.

Я понял, что пора спать.

11

Наутро я проснулся от того, что кто-то наливал воду на кухне в чайник. Обычно я на ночь задёргивал шторы, но накануне был не в состоянии это сделать, и поэтому в комнате было светло как днём. Я перепугался, что проспал экзамен, но потом услышал голос матери и понял, что ещё рано. Она только собиралась на работу, отец уходил позже. Взглянул на часы: без двадцати шесть. Чувствовал я себя нормально. Так мне казалось.

Я сел на кровати и понял, что это не самая удачная моя идея. Комната просто ходуном ходила. Я лёг обратно и закрыл глаза, но это не помогло ни капли.

В комнату зашла мать.

– Что, сыночек, внутренности трясутся, да?

Я ответил, чтобы она не злорадствовала, а экзамен я сдам как надо.

Я приехал в универ без двадцати восемь. Была суббота, никого не было, кроме вахтёрши. В магазине я купил две бутылки сильногазированной ледяной «Бонаквы». Придя в корпус, я улёгся на лавку и стал ждать. Минут через двадцать приехал Вадим. Увидев меня, валяющегося на лавке с минералкой, он сразу всё понял.

Экзамен, стилистику, я сдал на 4.

12

Я уже не скрывал от Насти, что она мне нравится. Я ухаживал за ней, как мог, но всё больше в Интернете, потому что она упорно отказывалась покидать пределы своего жилища, по крайней мере, ради меня. И вот как-то поздно ночью она написала мне, что я очень хороший, и очень ей нравлюсь, как человек, но отношений сейчас она не хочет, потому что недавно рассталась с кем-то, кто разбил ей сердце.

Сейчас это звучит трогательно и забавно, ведь это тоже один из женских приёмчиков. Но тогда я, наивный двадцатилетний пацан, принял это за чистую монету.

Она писала что-то типа «я пойму, если не захочешь больше со мной общаться», а я отвечал что-то типа: «я буду и дальше с тобой общаться, но и ты общайся со мной, а не прячься, как улитка в свою раковину».

Я решил для себя, что добьюсь её, и она забудет про этого своего разбивателя сердец и будет со мной. Как там у Оскара Уайльда: «Женщины вдохновляют нас на великие дела, но вечно мешают нам их творить».

Я сперва решил вытянуть её на прогулку в парк. Она всё время ссылалась на занятость, но я решил применить стратегическую хитрость. Я написал ей, что мне нужна её помощь в переводе.

«Хорошо, вышли мне текст на е-мэйл».

«Нет, у меня нет электронного варианта, только в печатном виде».

«Это срочно?»

«Более чем. Давай встретимся в парке, много времени это не займёт».

Она согласилась и мы договорились встретиться через несколько часов. Теперь предстояло определиться, в чём же конкретно заключалась необходимая мне её помощь с переводом.

До этого я уже удивлял её своими переводами сонетов Шекспира. Ну как переводами… Я скачивал в Интернете подстрочный перевод сонета и просто облекал его в стихотворную форму. Получалось неплохо, по крайней мере, ей очень нравилось. И я решил, что мы вместе с ней переведём какой-нибудь сонет Шекспира. Она ведь мне жаловалась, что пробовала сама, но у неё не получалось.