© Новикова К., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Симону и Ксавье

Любовь, как птичий щебет, продолжается,

Едва затихнут звуки бомб.

Билл Кэллехен, «Анджела»

1

НУ ЧТО Ж, СВЕТИЛО СОЛНЦЕ. Им казалось, это доброе предзнаменование – люди любую фигню превращают в примету. А попросту говоря, на небе не было облаков. Солнце находилось там же, где и всегда. Солнце, настойчивое и равнодушное.

Две дороги сливались в одну. Движение застопорилось. Их серая машина была как купол с собственным микроклиматом: кондиционер, подростковый запашок (пот, ноги, кожный жир), французский шампунь Аманды, шорох мусора, потому что он вечно тут валялся. Автомобиль был вотчиной Клэя, а тот был таким неряхой, что в машине скопились зернышки овса, осыпавшиеся с закупленных оптом батончиков мюсли, спортивный носок неизвестного происхождения, подписка-вкладыш на журнал «Нью-Йоркер», скомканный носовой платок, затвердевший от соплей, клочок белого пластика, отклеенный с обратной стороны лейкопластыря неизвестно когда. Детям вечно нужен пластырь, их розовая кожица лопается как у спелого фрукта.

Солнечный свет на руках успокаивал. Окна были затонированы защитным слоем, чтобы уберечь пассажиров от рака. По радио передавали новости про набирающий силу сезон ураганов, про шторма с причудливыми именами из предварительно утвержденного списка. Аманда выключила радио. Можно ли считать сексизмом, что за рулем был Клэй? Что Клэй вечно за рулем? Ну что ж, у Аманды не было терпения к сопутствующим вождению таинствам чередования-сторон-улицы-для-парковки или техосмотра-раз-в-двенадцать-тысяч-миль. Кроме того, Клэй гордился всем этим. Он был профессором, и это, казалось, соотносилось с его увлечением полезными житейскими делами: увязывать старые газеты в пачки на переработку, разбрасывать химические гранулы по дорожке, когда становилось скользко, менять лампочки, прочищать забитые раковины миниатюрным вантузом.

Автомобиль был недостаточно новым, чтобы считаться роскошным, и недостаточно старым, чтобы считаться богемным. Транспортное средство среднего класса для людей из среднего класса, спроектированное скорее так, чтобы никого не оскорбить, нежели чтобы кого-то привлечь, купленное в автосалоне с зеркальными стенами, полусдувшимися воздушными шариками и продавцами, числом превосходящими клиентов и болтающимися по двое или по трое, позвякивая мелочью в карманах брюк из магазина Men’s Wearhouse. Иногда на парковке Клэй подходил к другому воплощению этой же машины (это была популярная модель в цвете графит), и смущался, когда система дистанционного открывания дверей не срабатывала.

Арчи было пятнадцать. Он носил уродливые кроссовки размером с буханку хлеба. От него пахло молоком, как от младенца, а еще – потом и гормонами. Чтобы скрыть эти запахи, Арчи распылял в кустики волос под мышками что-то химическое: аромат, не похожий ни на один естественный запах в природе, но, согласно мнению фокус-группы, соответствующий идеалу мужчины. Роуз была более аккуратной. Сень девушки в цвету^[1]: собака-ищейка, вероятно, сможет учуять металлический запах под слоем косметики для девочек: ох уж это подростковое пристрастие к искусственным яблокам и вишне. От них попахивало, от всех, но по шоссе нельзя ехать с открытыми окнами – слишком громко.

– Мне надо ответить, – Аманда подняла телефон вверх, словно предупреждая их, хотя никто ничего не сказал. Арчи смотрел в свой телефон, Роуз – в свой, оба в играх и одобренных родителями соцсетях. Арчи переписывался со своим другом Диллоном: два его отца пытались искупить свой идущий полным ходом развод и позволяли ему тратить лето, накуриваясь травой на верхнем этаже их браунстоуна^[2] на Берген-стрит. Роуз уже выложила кучу фотографий из поездки, хотя они едва пересекли границу округа.

– Привет, Джослин…

То, что телефоны знали, кто звонит, избавляло от вынужденной любезности. Аманда была менеджером по работе с клиентами, Джослин – руководителем группы и одной из трех ее непосредственных подчиненных, говоря языком современного офиса. Джослин родилась в Южной Каролине, но у нее были корейские корни, и Аманда никак не могла избавиться от ощущения, что расхлябанный акцент южных штатов не подходил этой женщине. Это было так по-расистски, что она никогда и никому не смогла бы в этом признаться.

– Мне так жаль беспокоить тебя… – прерывистое дыхание Джослин. Дело было не столько в том, что ее пугала Аманда, сколько в том, что власть сама по себе устрашала. Аманда начинала свою карьеру в студии темпераментного датчанина со стрижкой в форме тонзуры. Она как-то столкнулась с ним в ресторане прошлой зимой, и ее тут же начало мутить.

– Ничего страшного – Аманда не отличалась великодушием. Этот звонок был облегчением. Она хотела, чтобы коллеги нуждались в ней, как бог хочет, чтобы люди продолжали ему молиться.

Клэй постукивал пальцами по кожаному рулю и заработал за это косой взгляд жены. Он посмотрел в зеркало, чтобы удостовериться, что дети на месте, – привычка, сформировавшаяся со времен младенчества. Ритм их дыхания был ровным. Телефоны действовали на них, как толстенькие дудочки факиров на кобр.

Никто из них толком не замечал ландшафта вдоль шоссе. Мозг управляет взглядом; в конечном итоге ожидания от чего-либо вытесняют то, чего ты ждешь. Желто-черные пиктограммы, бугорки-бордюры, сливающиеся со сборными бетонными стенами, изредка мелькающие многоуровневые развязки, железнодорожный переезд, бейсбольное поле, поднятый над землей бассейн. Аманда кивала во время звонка – не ради человека на другом конце телефонной линии, но чтобы доказать себе, что она вовлечена в разговор. Иногда за всеми этими кивками она забывала слушать.

– Джослин… – Аманда пыталась казаться мудрой. Джослин не нуждалась ни в участии Аманды, ни в ее согласии. Офисная иерархия – концепция произвольная, как и все остальное. – Хорошо. Думаю, это разумно. Мы только выехали на скоростную магистраль. Можешь звонить, не переживай. Но когда отъедем подальше, связь будет пропадать. У меня была эта проблема прошлым летом, помнишь? – Она замолчала и смутилась; с какой стати ее подчиненной помнить планы прошлогоднего отпуска Аманды? – В этом году мы едем еще дальше! – Она превратила это в шутку. – Но ты звони или пиши на почту, все нормально. Удачи.

– Как там в офисе, все в порядке? – Клэй никогда не мог устоять перед искушением произнести слово «офис» с особой интонацией. Это была синекдоха ее профессии в целом, как он ее по большей части – но не совсем – понимал. У супругов должна быть своя жизнь, и у Аманды она была, совершенно отличная от его. Возможно, это могло служить объяснением их счастья. Как минимум половина знакомых им пар была в разводе.

– Все в порядке.

Одна из прописных истин, к которым она прибегала чаще всего, заключалась в том, что некоторые должности были неотличимы друг от друга, поскольку все они подразумевали рассылку электронных писем с оценкой собственно работы. Рабочий день состоял из нескольких коммюнике по вопросам этого самого дня, кое-какой бюрократической вежливости, семидесяти минут ланча, двадцати минут хождения по опенспейсу, двадцати пяти минут на кофе. Иногда ее участие в этом спектакле казалось глупым, а иногда – очень важным.

Пробок было не так уж и много, но затем, когда шоссе превратилось в улицы, двигаться стало трудно. Сродни заключительному, самому сложному этапу возвращения лосося домой, только с пышно-зелеными разделительными полосами и мини-торговыми центрами с залитой дождем штукатуркой. Вокруг были либо городки синих воротничков, полные выходцев из Центральной Америки, либо процветающие города, населенные белым полусветом вроде слесарей, дизайнеров интерьеров и риелторов. Настоящие богачи жили в каком-то другом царстве, вроде Нарнии. В это царство можно было попасть, проследовав по дорогам с лежачими полицейскими до неизбежного конечного пункта, до тупика, до особняка с крышей из деревянной черепицы и видом на пруд. Воздух тут был сладким коктейлем из океанского бриза и счастливых случайностей, полезным для помидоров и кукурузы, а еще казалось, что можно уловить в нем нотку роскошных автомобилей, искусства и мягких тканей, которые богатые люди оставляют сложенными на диванах.

– Остановимся перекусить? – в конце фразы Клэй зевнул, вышел придушенный звук.

– Умираю от голода, – гипербола от Арчи.

– Давайте в «Бургер Кинг»! – Роуз заметила ресторан фастфуда.

Клэй почувствовал, как напряглась жена. Она предпочитала, чтобы они ели здоровую еду (особенно Роуз). Он умел улавливать ее неодобрение как эхолокатор. Оно напоминало набухание, которое предвещало эрекцию. Они были женаты шестнадцать лет.

Аманда ела картофель фри. Арчи попросил гротескное количество маленьких брикетов жареной курицы. Он вывалил их в бумажный пакет, перемешал с картофелем фри, вылил туда содержимое небольшой покрытой фольгой емкости со сладким и липким коричневым соусом и удовлетворенно жевал.

– Мерзость. – Роуз не одобряла своего брата, потому что он был ее братом. Она ела гамбургер менее утонченно, чем думала: майонез окаймлял ее розовые губы. – Мама, Хейзел кинула геолокацию – может, посмотрите и скажете, как далеко от нас ее дом?

Аманда вспомнила, что была шокирована тем, какими громкими младенцами были ее дети, когда она прикладывала их груди. Втягивание и сосание, похожие на звуки канализации, бесстрастная отрыжка и приглушенный метеоризм, словно неразорвавшийся фейерверк, животный и бесстыдный. Она отклонилась назад к телефону дочери, жирному от еды и пальцев, горячему от чрезмерного использования.

– Дорогая, он точно не может быть рядом с нами. – Хейзел была не подругой, а скорее одной из навязчивых идей Роуз. Роуз была слишком юна, чтобы это понять, но отец Хейзел был директором в «Лазарде»^[3]; отпуска двух семей вряд ли были похожи.

– Ну посмотри. Ты же говорила, что мы, возможно, сможем туда съездить.

Она могла предложить что-то в этом роде, когда не особо вникала в разговор, и потом раскаивалась, потому что дети запоминали ее обещания. Аманда посмотрела на телефон. – Это Ист-Хэмптон, милая. Как минимум час. Больше часа, зависит от того, в какой день ехать.

Роуз откинулась на спинку сиденья с явным раздражением.

– Можно мне обратно телефон, пожалуйста?

Аманда повернулась и посмотрела на дочь, расстроенную и красную.

– Извини, но я не хочу проторчать два часа в летних пробках ради детского утренника. Не в собственном отпуске.

Девочка скрестила руки на груди: сердитая гримаса как оружие. Детский утренник! Она была оскорблена.

Арчи жевал, глядя на свое отражение в окне.

Клэй ел за рулем. Аманда была бы в ярости, если бы они погибли в аварии из-за того, что его отвлек сэндвич в семьсот калорий. Дороги сузились еще больше. Фермерские киоски – на принципе доверия: войлочные зеленые лотки-пинты, полные пушистой малины, плесневеющей от сока, и деревянный ящик для пятидолларовых банкнот – на некоторых съездах, отходящих от главной дороги. Все было таким зеленым, что откровенно говоря, немного сводило с ума. Эту зелень хотелось съесть: вылезти из машины, встать на четвереньки и впиться в саму землю.

– Давайте подышим воздухом. – Клэй открыл все окна, изгоняя вонь своих пукающих детей. Он сбросил скорость, потому что дорога соблазнительно изгибалась, словно двигающееся туда-сюда бедро. Дизайнерские почтовые ящики как коды бродяг-хобо^[4]: хороший вкус и богатство, проезжайте мимо. За густыми деревьями ничего не было видно. Знаки предупреждали об оленях, тупых и привыкших к присутствию людей. Они уверенно расхаживали по улицам, косоглазые и поэтому подслеповатые. Повсюду были видны их трупы, орехово-коричневые и надутые смертью.

Они свернули за поворот и наткнулись на автомобиль. Арчи в возрасте четырех лет знал бы его название: это был прицеп на гусиной шее – огромное, пустое транспортное средство, которое тянул прилежный трактор. Водитель игнорировал машину позади с безразличием аборигена к знакомому инвазивному виду, пока прицеп пыхтел на холмах дороги. Только больше чем милю спустя он свернул к себе домой, и к этому моменту нить Ариадны или то, что связывало их со спутниками над головой, порвалась. Навигатор понятия не имел, где они, и им пришлось следовать указаниям, которые Аманда, адептка планирования, озаботилась записать в свой блокнот. Налево, затем направо, затем налево, затем налево, затем еще милю или около того, затем снова налево, затем еще две мили, потом направо, не совсем потерялись, но и не совсем не потерялись.