Я опять вспоминаю тот наш разговор по телефону. Я сидела у себя в офисе, как обычно, работая в многозадачном режиме: анализировала новую имиджевую концепцию для сети ресторанов и одновременно исполняла роль старшей сестры.

– Тесс, объясни мне, пожалуйста, что значит «случайность».

Дизайнеры остановились на уплотненном типографском шрифте, который смотрелся совсем допотопно, тогда как я давала указание придать тексту легкий шарм ретроэпохи.

– Случайность звучит как-то нехорошо, Би; давай лучше назовем это сюрпризом.

– Ладно, скажи, как можно устроить себе подобный «сюрприз», если презервативы продаются на каждом углу?

Ты звонко рассмеялась, ласково поддразнивая меня за мою серьезность.

– Видишь ли, некоторые люди в такие минуты полностью отдаются страсти.

Да, я уловила твой скрытый намек.

– И что ты теперь намерена делать?

– Толстеть, толстеть, а потом родить малыша.

Ты рассуждала как ребенок, ты вела себя как ребенок, куда тебе было становиться матерью?

– Би, не злись, это же радостная новость.

– Ваша сестра задумывалась об аборте? – продолжает задавать вопросы мистер Райт.

– Нет.

– Вас воспитывали в католической вере?

– Да, но она не хотела делать аборт вовсе не из-за этого. Единственный католический догмат, который принимала Тесс, – это принцип сегодняшнего дня.

– Простите, я не знаком с основами католицизма.

Конечно, для суда это не имеет значения, и все-таки я хочу, чтобы мистер Райт знал о тебе не только сухие факты, собранные в толстые скоросшиватели.

– Это означает, что жить нужно здесь и сейчас, – поясняю я. – В настоящем. Не задумываясь о будущем и не цепляясь за прошлое.

Я никогда не покупалась на данное утверждение, находя его чересчур легкомысленным и гедонистическим. Полагаю, этот постулат навязан греками. Видимо, Дионис очень пекся о том, чтобы католики не лишились удовольствий, и по-свойски внес свою лепту в религиозные принципы.

Мне хочется, чтобы мистер Райт имел в виду кое-что еще.

– С самых первых дней, когда ребенок представлял собой не более чем набор клеток, Тесс уже любила его. Вот почему она считала свое тело чудесным сосудом и даже мысли не допускала об аборте.

Мистер Райт кивает. Уважая твои чувства, он делает почтительную паузу.

– На каком сроке у ребенка диагностировали муковисцидоз? – осведомляется он.

Мне приятно, что он сказал «у ребенка», а не «у плода». Ты и твой малыш для него уже не безликие создания.

– В двенадцать недель, – отвечаю я. – Поскольку у нас в семье эта болезнь наследственная, Тесс прошла генетическое обследование.

– Это я.

На другом конце трубки ты едва сдерживала слезы.

– Будет мальчик.

Я уже догадывалась, что ты скажешь дальше.

– У него обнаружили муковисцидоз.

Ты произнесла это по-детски беспомощно. Я не знала, что ответить. Мы обе слишком много знали о муковисцидозе, банальные утешения были ни к чему.

– Ему придется пройти через те же муки, что испытал Лео…

– Это было в августе? – осведомляется мистер Райт.

– Да, десятого числа. Через четыре недели Тесс позвонила мне и сказала, что ей предлагают экспериментальную генетическую процедуру для лечения малыша.

– Что конкретно ваша сестра знала об этой процедуре?

– Как объяснила Тесс, ребенку вводят здоровый ген, который замещает ген муковисцидоза, причем это осуществляется внутриутробно. По мере развития плода здоровый ген полностью вытесняет собой дефектный.

– Как вы восприняли известие?

– Испугалась возможных рисков. Сначала тех, что связаны с вектором, затем…

– С вектором? – перебивает меня мистер Райт. – Извините, я не…

– Вектор – это средство доставки нового гена в организм; такси, если хотите. Роль переносчиков часто исполняют вирусы, так как они обладают высокой способностью инфицировать клетки и параллельно доставляют в них новый ген.

– Вы – настоящий эксперт в этом вопросе.

– В нашей семье мы все эксперты-самоучки. Из-за Лео.

– Всем известно, что во время генетических испытаний люди часто умирают из-за отказа жизненно важных органов…

– Пожалуйста, хотя бы дослушай! В качестве переносчика выступает не вирус. Разработчикам удалось создать искусственную хромосому, которая доставит ген к клеткам малыша. Никакого риска для ребенка! Фантастика, правда?

Звучало действительно фантастически, однако меня совсем не успокаивало. Я «включила» старшую сестру на полную катушку:

– Допустим, проблем с вектором не будет, а как насчет модифицированного гена? Что, если он не только лечит муковисцидоз, но еще и оказывает иное, неизвестное действие?

– Пожалуйста, не причитай.

– А вдруг проявится какой-нибудь жуткий побочный эффект? Вдруг ген вызовет нарушения, которые заранее нельзя даже предсказать?

– Би!

– Хорошо, если ты считаешь это «небольшим риском»…

Ты оборвала мою жаркую речь:

– Мой ребенок болен муковисцидозом, стопроцентно болен – большая, жирная цифра сто. И если лечение дает ему все шансы выздороветь, я обязана рискнуть.

– Ты сказала, что хромосому вводят в живот?

– Ну да, а как еще передать ее ребеночку? – По голосу я поняла, что ты улыбаешься.

– То есть генная терапия окажет воздействие и на тебя.

Ты вздохнула. Издала усталый вздох младшей сестры, которой надоели нотации старшей.

– Тесс, я твоя сестра. У меня есть право волноваться за тебя.

– А я – мать своего ребенка.

Такого ответа я от тебя не ожидала.

– Я напишу тебе, Би.

Ты положила трубку.

– Она часто писала вам? – спрашивает мистер Райт.

Ему вправду интересно, или это имеет существенное отношение к делу?

– Да. Как правило, в тех случаях, когда предполагала мою негативную реакцию. Либо когда просто хотела разобраться в себе, привести в порядок мысли и ей был нужен молчаливый слушатель.

Не знаю, догадываешься ты или нет, но мне всегда нравились твои монологи. Правда, они частенько выводят меня из себя, зато какое облегчение – хоть на время освободиться от роли критика.

– Полиция предоставила копии писем Тесс, – кивает мистер Райт.

Прости, мне пришлось отдать им все письма.

Мистер Райт улыбается.

– Особенно запомнились «земные ангелы».

Приятно, что он обратил внимание на вещи, важные лично для тебя, а не просто для следствия.

«Все эти люди, которых я совершенно не знаю, день за днем, месяц за месяцем, год за годом трудились, чтобы найти лекарство. Во-первых, исследования проводятся на деньги некоммерческих фондов. Представляешь, рядом с нами есть ангелы! Ангелы в белых халатах или твидовых юбках – те, кто устраивает благотворительные пробеги, организует сладкие ярмарки, прилагает массу усилий ради того, чтобы в один прекрасный день чужой ребенок излечился от страшной болезни».

– Ваши опасения утихли благодаря этим строчкам? – спрашивает мистер Райт.

– Нет. За день до того, как я получила письмо, пресса запестрела сведениями об экспериментальной терапии. Сенсационную новость о генном способе лечения муковисцидоза напечатали все американские газеты, по телеканалам сплошными блоками шли сюжеты, посвященные этой теме. Правда, по телевизору почти ничего не объясняли, только без конца показывали фотографии выздоровевших детишек. На первых полосах гораздо чаще встречалась фраза «чудо-детки», нежели «генный метод лечения».

– Здесь творилось то же самое, – подтверждает мистер Райт.

– Много информации нашлось и в Интернете, так что мне удалось подробно изучить вопрос. Выяснилось, что испытания полностью соответствуют регламенту, у компании «Хром-Мед» есть все необходимые разрешения. В Британии уже родились двадцать совершенно здоровых младенцев, которым на раннем этапе внутриутробного развития диагностировался муковисцидоз. У матерей не выявлено никаких побочных эффектов. Женщины в Штатах, беременные детьми с муковисцидозом, умоляли включить их в программу эксперимента. Я поняла, что Тесс очень повезло.

– Что вам было известно о компании «Хром-Мед»?

– Что она занимается исследованиями в области генетики уже не первый год. «Хром-Мед» заплатил профессору Розену за разработку искусственной хромосомы и нанял его для продолжения научной работы.

Чтобы твоим ангелам в твидовых юбках не приходилось собирать деньги.

– Кроме того, я видела несколько телевизионных интервью с профессором Розеном, изобретателем чудесного лекарства.

Понимаю, это совсем не важно, однако мое мнение по поводу экспериментального лечения изменилось именно благодаря профессору Розену. По крайней мере он заставил меня взглянуть на этот метод с надеждой. Помню, как впервые увидела его по телевизору.

Ведущая утренней новостной программы томно промурлыкала свой вопрос:

– Итак, профессор, расскажите нам, каково это – ощущать себя человеком, сотворившим чудо, как вас теперь называют?

Профессор Розен, сидевший напротив ведущей, выглядел типичным «ботаником»: очки в проволочной оправе, узкие плечи, нахмуренные брови; где-нибудь за камерой непременно висел белый халат.

– Едва ли можно вести речь о чуде. На работу ушли десятки лет и…

– Как интересно, – заметила ведущая.

Она поставила в предложении профессора точку, но тот ошибочно воспринял ее возглас за стимул к дальнейшим пояснениям:

– Причиной заболевания является мутация в гене трансмембранного регулятора проводимости, часть которого образует хлоридный канал. Ген муковисцидоза локализован в седьмой хромосоме. Он вырабатывает белок, именуемый кистофиброзным трансмембранным регулятором, сокращенно КФТР.

Ведущая провела рукой по стройному бедру, разглаживая узкую юбку-карандаш, и очаровательно улыбнулась.

– То есть, говоря простым языком…

– Я и говорю простым языком. Искусственная микрохромосома, которую я изобрел…

– Боюсь, сложная терминология не слишком понятна нашим зрителям, – проворковала ведущая, беспомощно всплеснув руками. Эта кукла жутко меня раздражала – кстати, профессора тоже.

– Ваши зрители не обижены умом, так ведь? Моя искусственная хромосома способна перенести здоровый ген в клетки без какого-либо риска.

Наверное, профессору Розену следовало предварительно потренироваться в изложении своей науки примитивным слогом. Со стороны казалось, будто он и сам уже по горло сыт этим дурацким представлением.

– Искусственная хромосома обладает способностью не только внедрять, но и стабильно удерживать оздоровляющий ген. Искусственные центромеры…

Ведущая поспешила прервать очередную порцию тезисов:

– К сожалению, на этом придется закончить вашу лекцию, профессор, так как сейчас мы увидим кое-кого, кто хотел бы выразить вам особую благодарность. У нас прямое включение.

Ведущая обернулась к большому телеэкрану. В кадре появилась больничная палата, молодая мать, вся в слезах от счастья, и гордый отец с новорожденным младенцем на руках. Родители горячо поблагодарили профессора Розена за то, что он вылечил их мальчика и прелестный малыш родился совершенно здоровым. Профессора, однако, происходящее не привело в восторг, он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он отнюдь не упивался славой, и этим вызвал у меня симпатию.

– Значит, вы поверили профессору Розену? – спрашивает мистер Райт.

Своими впечатлениями он не делится, хотя, безусловно, тоже видел профессора во время массированной информационной кампании.

– Да. Во всех телеинтервью профессор Розен выглядел преданным служителем науки, полностью лишенным тщеславия. Он держался очень скованно; дифирамбы, льющиеся со всех сторон, вызывали у него лишь смущение и досаду.

Мистеру Райту я этого не говорю, но профессор чем-то напомнил мне мистера Норманса (он ведь и у тебя вел математику?). Учитель был человеком добросердечным, но глупость учениц неизменно повергала его в замешательство, и он сыпал уравнениями, как автоматными очередями.

По логике, неумение профессора Розена работать на публику, очки в проволочной оправе и сходство с пожилым учителем вряд ли можно назвать убедительными аргументами в пользу безопасности экспериментального лечения. Скорее, они послужили тем внутренним толчком, который требовался мне, чтобы преодолеть страхи.

– Тесс рассказывала вам, в чем заключалась процедура и что происходило потом?

– Нет, просто сказала, что ей сделали укол и теперь нужно только ждать.

Ты позвонила мне глубокой ночью – то ли забыла о разнице во времени, то ли сочла ее несущественной. На звонок ответил Тодд. Он передал трубку мне, недовольно бурча: «Боже милостивый, половина пятого утра!»

– Сработало, Би. Он здоров.

Я расплакалась. Плакала не стесняясь – всхлипывала, размазывала по лицу слезы радости. Я страшно переживала – нет, не за ребенка, а за тебя, за то, как ты будешь любить и растить малыша, больного муковисцидозом. Тодд испуганно посмотрел на меня.

– Черт побери, это же прекрасно!

Не знаю, что удивило его больше – мои слезы или ругательство.

– Я мечтаю назвать сына Ксавье. Если, конечно, мама не будет против.

Помню, Лео очень гордился своим вторым именем и всегда хотел, чтобы его называли Ксавье.

– Лео сказал бы, что это круто, – грустно улыбнулась я. Как печальна смерть в том возрасте, когда среди сверстников принято говорить «это круто».

– Да, он бы так и сказал…

Секретарь мистера Райта, крупная женщина средних лет, приносит минеральную воду, и я вдруг ощущаю сильную жажду. До капли осушив содержимое хлипкого бумажного стаканчика, ловлю на себе неодобрительный взгляд секретарши. Когда она забирает у меня пустой стаканчик, я замечаю на внутренней стороне ее ладони рыжие пятна. Должно быть, вчера она пользовалась автозагаром. Трогательно, что эта грузная дама сделала попытку прихорошиться к весне. Я улыбаюсь ей, однако она не смотрит в мою сторону. Ее взор устремлен на мистера Райта, и в этом взоре я читаю любовь. Ради него она покрывала искусственным загаром руки и лицо, о нем думала, когда покупала платье.

Мистер Райт прерывает мое мысленное сплетничанье:

– Таким образом, вы полагали, что беременность протекает нормально и с ребенком все в порядке?

– Да, я думала, что все хорошо. Меня волновало только то, как Тесс справится с ролью матери-одиночки. Тогда я серьезно переживала по этому поводу.

Мисс Пылкая Любовь удаляется, так и не удостоившись внимания босса. Мистер Райт смотрит на меня. Представив себя на месте секретарши, я украдкой бросаю взгляд на его пальцы: обручального кольца нет. Да, я опять отвлекаюсь; мой разум не хочет продолжения. Ты знаешь, что произойдет дальше. Прости.