Кастальский ключ, Эллады древней дух,
Орган небесный эйдосов Платона,
Пифагорейцев абсолютный слух
Измерить метром высшего канона –
Нужна одна шкала координат,
Пока ж – многоязычъе Вавилона
Довлеет повсеместно и разлад –
Но он неотвратим без органона.
Христос – наиточнейшая из мер
Истории, художеств, человека,
Спасенья стержень, Истины пример,
Излившиеся благодати реки,
Всего живого обнаженный нерв,
Любовь, что правит космосом от века.
1
Кастальский ключ, Эллады древней дух
Трагедии высокое звучанье
На сцене Хор. Он надрывает слух
Самой судьбы бесстрастными речами.
Бежит от рока тщетно царь Эдип,
Само злодейство превзошла Медея…
Кто, зоркий, в прорезь маски разглядит
Тебя, премудрых жемчуг, Алетейя?
Откуда ты, колосс Афин, Сократ?
Рельефны аргументов обертоны.
На человека ты направил взгляд.
«Познай себя!» – звучит сквозь все эоны.
Но слышите надмирный этот лад –
Орган небесный эйдосов Платона!
2
Орган небесный эйдосов Платона…
Лицом к стене прикованы, стоим.
Мелькают блики. Тени, полутоны –
Мир подлинный для нас непредставим.
Платон – беглец, увидевший воочью
Тот мир живой, нам явленный как тени,
И, потрясенный, нам о нём пророчит –
Почтительно внимают поколенья.
Но Стагирит спустил на землю небо,
Он заложил фундамент всех наук,
Дал логику на всякую потребу.
Τέχνη создал живой Эллады дух
Века заворожила свита Феба,
Пифагорейцев абсолютный слух.
3
Пифагорейцев абсолютный слух,
Расслышавших среди хрустальных звонов
Небесных сфер – неразличимый звук –
Для музыки земной он стал законом.
Гармония, ты – геометров муза,
В сечении златом установила
Согласие частей, канона узам
Тем самым звук и образ покорила –
Но ты сама какой подвластна силе?
Что ты провозглашаешь убеждённо:
Соотношенье мер природных – или
Творца устав, в природе утверждённый?
Настало время всё, собрав усилья,
Измерить метром высшего канона.
4
Измерить метром высшего канона
Историю – Эллада, дай язык,
Такой, чтобы от Духа напоённый
К небесным высям стал бы проводник.
Взошла заря над Иерусалимом:
Творец миров – Пречистой Девы Сын.
Облекшись плотью – миром невместимый
Явился Бог из Отческих глубин.
И вот он – крест! Доколь не разумеем?
В кино истории застывший кадр,
Бред – эллинам, соблазн для иудея,
Для верных и спасающихся – клад.
А тем, кто тщится постигать идеи –
Единая шкала координат.
5
Единая шкала координат –
Никео – Цареградский символ веры:
Эллады – тон, каппадокийский лад
(Цветок и мед годятся для примера),
Но главное – тысячелетний труд
Пчелы истории – еврейского народа:
Сквозь время Имя Божье пронесут
Сыны Иакова – двенадцать тайн ефода.
Израиль Новый принял эстафету,
И вот уже по весям отдалённым
Зажжен светильник Нового Завета.
Настал момент культуре освященной
Воспеть единым гласом, полным света.
Пока ж – многоязычье Вавилона.
6
Пока ж – многоязычье Вавилона,
В науках и искусствах разнобой,
И каждый существует разобщенно
Не только с ближним, но с самим собой.
Конечно, грех – причина разделеньям,
Но в нашем мире бесконечно сложном
Присутствует еще благословенье
И восходить к высотам в нём возможно.
Не только там, на внеземных широтах –
Незрим для тех, чей не настроен взгляд,
Вершится полный цикл световорота,
Нетварные энергии кипят –
Здесь, на Земле, где боль и несвобода
Довлеет повсеместно, и разлад.
7
Довлеет повсеместно и разлад,
И нелюбовь, и недопониманье.
Любой из нас на свой вещает лад
И недоступна нам спасенья тайна.
Вновь воздух сотрясается напрасно:
За веком век всё вопиют пророки.
Мир множит заблужденья ежечасно,
Искусно декорируя пороки.
Но вслушайтесь: витийствуют поэты,
Чеканят ритм и мысли увлеченно,
Как смысла ретрансляторы и света.
И хаос отступает посрамлённый
И полную не празднует победу.
Но он неотвратим без органона.
8
Но он неотвратим без органона –
Развала и разлада произвол,
Хоть ясно нам, что вовсе без закона
Никто и ничего не произвёл.
Творец благоустроил мирозданье
Как UNIVERSUM – то есть стих, не прозу.
Его непостижимое созданье –
Жизнь – таинство галактики и розы.
Запечатлён Архитектоном также
Премудрости Божественной пример
В самой структуре клетки мира каждой
А нашего спасенья Инженер
На τέχνη страшное, на крест взошел однажды –
Христос – наиточнейшая из мер.
9
Христос – наиточнейшая из мер –
Но как Саму Любовь «откалибруем»,
Ту, что за нас отважилась на смерть,
Чтоб в жизнь ввести, которую взыскуем.
И всё же нет для нас шкалы иной,
История – всех вымыслов мощнее:
Наш Бог – самоотверженный герой,
Хоть для кого – то был простым евреем.
Порвав с числом, вернёмся к смыслам чистым,
Омоют нас живительные реки –
Пусть вопиют всех видов каббалисты,
Им не опутать Личности вовеки,
Ведь Личность – Бог – первоисточник смысла
Истории, художеств, человека.
10
Истории, художеств, человека…
За каждым словом смысловые бездны
В любой системе всё им будет мелко
И ключ какой подходит – неизвестно.
История, ты – инструмент Гермеса,
Точнее – герменевтики машина.
Священна ты. Потребна экзегеза
Постичь событий высшие причины.
История – венок сонетов словно:
На старте – рай, и рай за гранью эр –
Его Первопоэт сложил любовно,
Чтоб мы, читая, восходили вверх,
В него вплетён (да будет всяк уловлен)
Спасенья стержень, истины пример.
11
Спасенья стержень, истины пример
Обвиты и тобой, венок мой скромный,
Моих сокровищ рукотворный перл
Как капля, отражает мир огромный.
Сцепленья строк, как связь причин и следствий –
Лапласова ль царит в венке причинность?
Свобода, коренящаяся в детстве,
Как вероятность в жизни проявилась.
И магистрал судьбы надёжно скрыла,
Как тайный манускрипт в библиотеке
До времени неведомая сила.
На Старой Площади, Варварке, Маросейке –
Моё блаженное младенчество омыли
Излившиеся благодати реки.
12
Излившиеся благодати реки
Да потекут твоим, венок мой, руслом –
Один из фантастических проектов,
В родстве венок с техническим искусством!
Как световолоконная проводка
Замкнулась цепью рифмы непрерывной,
Сонетов связь своей структурой четкой
Являет некий механизм надмирный.
Иль организм – уж слишком жизни много
В тебя вложил поэт, твой инженер,
От первой строчки одолев дорогу,
Которая восходит круто вверх –
Чтобы запел весь смысл пережитого,
Всего живого обнаженный нерв.
13
Всего живого обнаженный нерв,
Моя еще трепещущая нежность,
И бабочка, чей невелик размер,
И галактических морей безбрежность –
Вот, Господи, создание Твое –
Свидетельство премудрости Поэта –
Хвалу Тебе в моем венке поёт
И я смиренно подтверждаю это.
Мы все – миры – и путь свершаем свой,
Участники космического бега,
Но неуклонно движемся домой –
Так нас манит тепло родного брега.
И всюду наш бессменный рулевой
Любовь, что правит космосом от века.
14
Любовь, что правит космосом от века,
Являет мне свою благую силу.
Путь жизненный недолог человека,
Но ты его, как солнце, озарила,
Развеяла языческие мифы,
Оставив образ красоты и смысла.
Столетий вязь, эпохи древней шифры
Преобразились христианской мыслью.
Пробившись к нам из мира неземного,
Иконный лик пронзит нас взглядом вдруг,
И станет связь времён ясней намного.
Пока истории светильник не потух,
Поит народы освященный Богом
Кастальский ключ. Эллады древней дух.
16 декабря 2015 г.
Включив электронагреватель,
Сижу на даче в день сентябрьский.
В саду пернатый щебетатель
Как клирошанин семинарский:
То дискант слышится звенящий
И достигающий до неба,
То призвук с хрипотцой хрустящей,
Как корочка ржаного хлеба.
Я про Вселенские Соборы
Историю опять читаю
И в догматические споры
Душой взволнованной вникаю.
* * *
Сквозь политические страсти,
Интриги, недопониманье
И директивы царской власти
Шло точных формул созиданье.
Создал каппадокийцев гений –
Тем Церкви разум препоясав –
Непревзойденное ученье
О сущности и ипостаси.
Триумф Никейского Собора!
В трудах и родовых мученьях
Средь острых арианских споров
Вершилось догмата рожденье.
Неукротимый Афанасий
Нашел единственное слово:
«Единосущность» – всех понятий
Оно точней для веры новой.
И на Соборе Цареградском,
Пройдя безвременье и распри,
Вновь Церковь обрела согласье
О Том, Кто был рожден и распят.
Опять атака лжеучений.
Встает Кирилл Александрийский
Среди интриг и словопрений
За Девы Богоматеринство.
И снова пала лжи завеса
И личность Богочеловека
Под сводом древнего Эфеса
Утверждена теперь навеки.
* * *
Но только страсти поутихли,
Вновь – ложь новейшего извода.
Сказал архимандрит Евтихий:
Одна лишь во Христе природа.
В Эфесе пир ересиархов
И на разбойничем соборе
Лик несогласных иерархов
Повержен в прахе и позоре.
Встал Лев Великий, папа Римский.
Он твердо взял бразды правленья,
Чтоб в новой смуте Византийской
Путь отыскать для примиренья.
Накал стремился к апогею.
Спор – не о фразах отвлеченных.
Отцы, об истине радея,
Пришли к вершине Халкидона:
«В Христе не разлучить навеки
Природ Творца и человека,
Что пребывают неизменно
Неслитно и неразделенно».
О, это чудо богословья!
Ключ к постиженью человека
Нам дан отеческой любовью
Как тайна будущего века.
* * *
Мечта о православном царстве
И сверхзадача Константина,
Попытка взлета государства,
Земля и небо – Византия!
Вновь ересь тело Церкви жалит,
Но, истины держась высокой,
Не вторит православный Запад
Монофизитскому востоку.
Союз с Империей для Церкви –
То удила, а то и шпоры,
Но изоляцию отвергли,
Как зло, Вселенские Соборы.
А богословье царской власти
Не принял, Духом просвещенный
Как лжеученье новой масти,
Премудрый Савва Освященный.
Великий труд Юстиниана:
Во Имя Божье на столетья
Воздвигнут храм. Его «Осанна!»
Дошла до нас сквозь лихолетья.
Он, об Империи радея,
С державным мысли совершенством
Законом утвердил идею
Согласья царства и священства.
Но сей колосс, сей римский гений,
Что царской облечен порфирой,
Не мог постичь душой надменной,
Что Церковь – не в границах мира.
Она превыше всех правительств,
Какие на земле известны,
И обретет себе обитель
Лишь только в Царствии Небесном.
Царь с ересью устроил битву
То компромиссом, то – террором,
Но жалует монофизитов
Императрица Феодора.
И эта ложь монофизитства
В ответ политике жестокой
Распространилась очень быстро
На всем не – греческом Востоке.
И возрастало недоверье
К двуликой, ненадежной власти,
А ереси и суеверья
Привычной сделались напастью.
* * *
Вдруг – рецидив оригенизма,
Александрийское влиянье.
Тонкий соблазн идеализма:
Вместо спасенья – созерцанье.
Давление верховной власти,
Угодливость епископата,
Проклятий, отлучений страсти –
Но так Собор открылся Пятый.
И выше грубого насилья,
Поверх навязанных дискуссий
Всё ж проявлялась Духа сила
И Церкви мысль не сбилась с курса.
Тебя осудит, Византия,
Кто, не любя, не понимает,
Но сквозь века твоя София
О славе Божией вещает.
На площадях монахов толпы,
Бурлящих около Соборов
По каждому вопросу. Только
Не нам судить судом их скорым –
Нам, равнодушным к смыслу веры,
Предпочитающим обряды,
Идеологии химеры –
Комфорта лишь иль славы надо.
* * *
Царь христиан из разделений
Сзывает с персами на битву.
А формулу объединенья
Ему дают монофелиты:
«Пусть во Христе, по – Халкидону,
Природы две пребудут вечно,
Но в положенье подчиненном
У Божьей – воля человечья».
Что ж человек? Одно названье?
Умален он в своей природе?
Нет! В Иисусе сочетанье
Двух воль в их подлинной свободе!
Вот арестован папа Мартин.
За веру принял он страданье,
Позорный фарс суда в Сенате,
Смерть в крымском горестном изгнанье.
Как описать достойным слогом
Максима в истине стоянье
Против властей и лиц высоких –
Единого на поле брани?
Максим – премудрый тайновидец
И геометр миров духовных,
Высот небесных живописец,
Предшественник учений новых.
Выходит он на путь свой крестный
И, как кремень, был тверд средь пыток.
А вот ответ его известный
Еретикам – монофелитам:
– Один ты. А из Рима лица
Уж Литургию служат с нами.
– Пусть мир весь с вами причастится,
Да только я один не стану!
Ложь победившая ликует:
Вначале – споры, дальше – стоны.
Но Церковь в ранах торжествует,
К Собору подойдя Шестому.
Что происходит, Византия:
В горниле битв обретши силу,
Ты вязнешь в бытовой рутине,
Не понеся ударов с тыла.
Живое напряженье веры,
Усилий духа постоянство
Сменилось рвением к карьере,
Привычкой к формам христианства.
И внемлют трулльские колонны –
Пусть нестроенья атакуют –
Но трезвые «102 канона»
Вновь Церкви немощи врачуют.
* * *
В дерзанье мысли и молитвы
Разбиты козни лжеучений,
Но принуждает Церковь к битве
Волна труднейших искушений.
Дар Воплощения – икона –
Тебя коснулась лжи отрава.
Провозгласила вне закона
Тебя политика Исавра.
Был как кремень святейший Герман.
И Рим Исавру не опора.
Пришлось свидетельствовать верным
Своею кровью очень скоро.
Фанатиком – икономахом
Клеймит преданье Константина.
Воздвиг гоненье на монахов
О проекте
О подписке