Когда я садился в машину, вероятность напороться на противотанковое орудие была оценена мной как низкая, что вполне подтвердилось. Уж следы тягача в лесу средний десантник вряд ли пропустил бы. Однако, как мне пришел случай убедиться, противотанковые средства немцев противотанковыми пушками не ограничивались и их противотанковые ружья, как оказалось, по легкобронированной технике вполне эффективны. Причем пули ПТР, насколько можно судить, снаряжаются какой-то довольно эффективной химией, вполне по-немецки рационально выкуривая экипаж, вместо попыток что-то там дополнительно разбить потерявшим энергию при пробитии брони сердечником внутри машины.

Если я правильно помнил какой-то форум, основной проблемой всех ПТ, включая наши, было очень низкое заброневое действие. А немцы, выходит, об этом побеспокоились и вместо того, чтобы космическим образом увеличивать энергетику, что перспектив явно не имело, сделали перпендикулярный ход и начали травить экипажи какой-то гадской «Черемухой»^[26].

В итоге, считая риск минимальным и рассчитывая даже при появлении противотанковых орудий с ходу их расстрелять, я оказался не готов к тому, что у противника окажутся эффективные ручные противотанковые средства, а сам он не растеряется и окажется достаточно храбрым, умелым и дисциплинированным, чтобы огнем по приборам наблюдения отвлечь наше внимание и позволить своим ПТР, а может даже и одному ПТР, по моей БМД отстреляться. Рискнул бы я так, коли предполагал у врага наличие более-менее современных ПТС^[27], возможности которых мне, если не известны, то предполагаемы, допустим РПГ-7 или «Карл Густава»? Совсем не факт. А коли знал бы о возможностях ПТС противника? То же самое.

А собственно, почему мне наличие или отсутствие у противника эффективных противотанковых средств должно быть известно? У меня что, начальник ГРУ ГШ на прямом проводе? Или я с папуасами воюю, с косточкой на колбаске и парой пальмовых листьев на заднице? Передо мной армия, которая на данный момент захватила почти всю Европу и западные области моей страны, завалив упомянутые регионы битой бронетехникой. Без наличия эффективных противотанковых средств таких успехов не добиваются. И то, что я про эти противотанковые средства ничего не знаю, меня не оправдывает. Про немецкие ПТР я ничего не знаю, а вот про броню советских танков начала войны информации у меня было вполне достаточно, и она говорила, что броня моих БМД-4, как, впрочем, и БМП-1/2 и тем более БТР от БТ и Т-26 недалеко ушла. Чем-то ведь эти 20 000^[28] танков немцы перебили? Что еще мне нужно было, чтобы осторожнее лезть в ближний бой или, как минимум, держать рощу на фронтальных ракурсах?

Что из этого следует? Что в этот раз я погиб из-за банальной недооценки противника, и повторять это в будущем особенно не стоило. Если, конечно, я собирался немцам отомстить.

А я собирался. Тихая бешеная ярость в ходе рассуждений, обобщения информации и формирования из нее выводов никуда не делась и требовала выхода. Потушить ее, как я чувствовал, могла только кровь. И я даже знал, где ее можно было пролить.

Но к планированию боя требовалось подойти как можно более основательно. Итак, насколько я мог судить, фрицы либо уже находились в Огурце, когда мой взвод вышел к мосту, либо мы подошли к объекту одновременно.

Если поставить себя на место немецкого командира, что в первой, что во второй ситуации, лезть самому на пехотный взвод с тремя-четырьмя танками по голым приречным лугам – крайне глупая затея. И он, видимо, решил подождать подкрепления. Или вызвал его по радио, тут неважно.

Что мы видим в результате развития ситуации?

В первом случае противотанковые орудия расстреляли мои машины, как в тире, основной сложностью для немцев, видимо, было скрытно подтянуть их по лесу и попасть в более-менее уязвимые проекции, лобовая броня БМД все же достаточно неплоха. Как это они сделали, в принципе тоже можно угадать. Командиры орудий заранее наметили огневые позиции на окраине рощи, и скрытый от наблюдения маршрут к ним, а также, видимо, заранее рассчитали все данные для стрельбы, и в результате, вытащив пушки на огневые, им осталось только закрепить сошники и открыть огонь. При этом отмечу, у первого открывшего огонь орудия явно был еще и отличный наводчик – уничтожил у меня две машины в одиночку за считанные секунды.

Во второй ситуации, благодаря тому, что я торопился занять позицию и скорость движения колонны поддерживалась более высокой, подтянуть орудия фрицам не удалось. Однако их авангард, оценочно в силах стрелкового взвода, рощу занять успел и в этом случае. Далее они наблюдали выдвижение дозорного бронетранспортера, приняли меры к его уничтожению, а потом рубанули и мою БМД, продемонстрировав отличную дисциплину и выучку пехоты, а также высокую тактическую грамотность немецкого командира. Быстро сориентироваться в описанном ключе и уничтожить еще одну боевую машину при помощи всего лишь ПТР не всякий сможет.

По уму вот с этого слишком грамотного фрица мне и следовало бы начинать, но зачистка взвода в роще обещала мне определенные потери, на что пойти я не рискнул, оборонять рощу по опушке, где я бы мгновенно его вынес пушками боевых машин, этот грамотный дядя стал бы вряд ли. А значит, ну его, пусть под присмотром гранатометчиков свои елки охраняет. Мы займемся основными силами противника и попытаемся захватить их врасплох на марше.

Продумывая вариант выдвижения на западный берег и разгрома подходящей к мосту немецкой колонны, я внезапно поймал себя на мысли, что строю планы так, как будто двух оборвавшихся жизней у меня за спиной еще не было. Все мои действия грамотный командир, несомненно, мог предусмотреть с ходу, без всяких инопланетных перезагрузок.

Замысел боя был довольно прост. Взвод, оставив гранатометчиков, БТР-Д и КамАЗы в районе высоты 44,8 под командованием лейтенанта Петренко, пересекает Чернянку по броду и выдвигается на север, вводя в заблуждение наблюдателей противника. Скрывшись за рощей Дальней лежащей за перекрестком, боевые машины меняют направление движения и, на высокой скорости проскочив между ней и лесом, выходят на проселок, параллельный железнодорожному полотну, после чего, выдвинувшись на пару-тройку километров вперед, уничтожают встреченную немецкую колонну.

При толике удачи находившиеся в Огурце немцы могли вообще не заметить смены нами направления движения. А если бы даже и заметили, скорость БМД говорила мне, что, даже получив тревожное радиосообщение, выдвигающаяся к мосту колонна должна была осознать опасность, уже заглядывая в стволы появившихся боевых машин. А то и после первых разрывов.

Выйдя к мосту, уже в кустарнике на обратном склоне высоты 44,8 я провел ставший традиционным митинг, в очередной раз обосновывая план легализации в новом старом времени. Личный состав традиционно меня поддержал, экскурсия по госпиталю, конечно, давала плюс к политико-моральному состоянию, но собственно была необязательной.

КамАЗы отогнали назад в лес, расчет АГС вместе с Петренко отправился копать окопы на топографическом гребне высоты 44,8, бронетранспортер встал чуть ниже и левее на обратном скате. Группа Петренко получила задачу обороны моста и брода в период, когда мои БМД шалят на другом берегу.

Никаких особых подвигов от лейтенанта не требовалось, все, что ему было надо – вовремя обнаружить противника и огнем АГС и «Корда» связать боем, удерживая на дистанции. Голые приречные луга, а также оптика АГС и крупнокалиберного пулемета подсказывали нам с Петренко, что задача для отделения вполне реальна. Водители КамАЗов после маскировки машин в лесу помимо их охраны должны были выставить наблюдательный пост, посадив бойца на дерево на его опушке, тем самым обеспечивая гранатометчиков от удара в спину.

* * *

Наши БМД, как и планировалось, перемахнули речку по броду, проскочили перекресток и, скрывшись за Дальней, повернули налево, в промежуток между рощей и лесом, где взвод встретила первая неприятная неожиданность.

Впрочем, двое немцев, охранявших по окраине рощи табун из полутора десятков мотоциклов, подозрительно похожих на «Уралы» (особенно те, что с колясками), ожидали столкнуться с тремя несущимися на огромной скорости танками нисколько не больше нашего. Вот только сделать ничего не могли, все козыри были за нами. БМД чуть сбавили скорость и практически синхронно открыли огонь из автоматических пушек и пулеметов, превратив стоянку техники в огненное озеро.

Я даже и не понял, успел хоть кто-то из двух охранявших оставленную подразделением технику немцев сделать хотя бы один выстрел. Очередь тридцатимиллиметровой автоматической пушки в клочья разнесла ближайший к одному из них мотоцикл, обломки которого исчезли в огненном шаре взрыва бензобака и закрепленных на транспортном средстве канистр с горючим, окатив беднягу дождём горящего топлива и отправив охваченную пламенем фигуру метаться среди деревьев. Впрочем, недолго. Куда исчез второй, я даже не заметил, изображение перекрывали языки пламени и густой дым.

Оставив за спиной остовы пылающей техники и столб поднимающегося над лесом густого чёрного дыма, БМД выскочили на проселок, идущий вдоль железнодорожной насыпи, и, увеличив скорость, помчались по ней.

Маневр сработал, в Огурце за моей спиной не было видно ни единого движения, нацелившихся на мост немецких мотоциклистов, видимо, удалось обмануть. Даже сообразив, что к чему, немецкий командир по лесу не успевал вывести своих стрелков для перехвата моих БМД, замысел оказался верен. Осталось также грамотно построить бой с основными силами противника.

После предыдущих неудач внаглую лезть на противника я не собирался. Мои БМД были как линейные крейсеры Британии времён Первой мировой войны – яичной скорлупой, вооруженной здоровенной кувалдой, – и лишать себя преимуществ, предоставляемых мощнейшим вооружением, с моей стороны, было крайне глупой затеей.

Мой замысел был достаточно прост и предусматривал два варианта развития событий.

– В случае внезапной встречи с врагом, используя высокую скорость и стабилизацию вооружения БМД, реализовать фактор неожиданности, свалиться фрицам как снег на голову, с ходу разнести авангард колонны и далее по мере возможности методично перемолоть остатки. Либо выйти из боя и уйти назад к мосту, если противник окажется слишком сильным, от ситуации.

– Не встретив противника на ближних подступах, встать в засаду в районе в значительной мере осушенного в мое время болота Навий Мох, вдоль которого пролегала дорога, после чего уничтожить колонну на дороге огнем с большой дистанции.

Второй вариант был бы самым приятным касательно представляющихся возможностей, но, к сожалению, лесисто-болотистый театр вокруг меня оставлял немного вариантов реализации характеристик оптики, СУО и вооружения моих машин. К большому подспудному неудовольствию, гадские инопланетяне в голую степь или пустыню меня закидывать не собирались, так что, дабы стрелять «Арканами» на шесть километров, мне сначала нужно было семь потов пролить, чтобы точку для этого найти. Причем не факт, что даже и найдя, – на другом конце этих шести километров противник обязательно бы обнаружился.

В радиусе десятка километров от моста засада у болота давала бы максимум возможностей по реализации моего огневого превосходства. Конечно, насколько это можно было судить по карте 1989 года съемки, густо прорезанной в этом месте водоотводными канавами. Далее от гранатометчиков, моста и примерно взвода (возможно, усиленного) оставшихся без техники немецких мотоциклистов в Огурце я отрываться опасался. Немецкий командир взвода показал себя достаточно ушлым парнем.

Разумеется, как только боевые машины повернули от железки на север, жизнь пошла по неприятному сценарию и вместо безнаказанного расстрела немцев взводом из засады с дистанции полутора-двух километров я с фашистами на ней столкнулся. Бой пошел по первому варианту.

Вряд ли немецкие мотоциклисты в головном походном дозоре немецкой колонны услышали шум двигателей, однако звуки стрельбы и столб дыма впереди за лесом вполне могли их насторожить, в результате чего при плавном повороте дороги на север первым из-за деревьев показался мотоцикл с коляской, стоявший на лугу метрах в пятидесяти от опушки лесного массива, вдоль которого шла дорога. Возле мотоцикла стояли два немца, правый имел на груди бинокль.

Перед тем как Никишин открыл огонь, я машинально увеличил кратность командирского прицела и даже успел заметить ужас на лице немецкого унтера, в следующую секунду его вместе с товарищем смели трассеры.