Биллу ФРЕЙФОГЕЛЮ, моему адвокату, если мне когда-либо понадобится таковой

«Захватить» такое слово, как демократия, – т. е. слово, которому свойственна эмоциональная привлекательность, – значит, по существу, обеспечить себе мощную позицию силы. А «сдаться» слову, вызывающему негативные ассоциации, – принять, например, термин идеология в качестве подходящего ярлыка для всего, что касается политики, – значит само по себе начинать с заведомо невыгодного положения.

Джованни Сартори

Теория демократии

Обычный человек, неважно, простак или ученый, знает о тяготеющих над ним силах лингвистики не больше, чем дикарь – о силах гравитации.

Бенджамин Уорф

Язык, мысль и реальность

Ronald D. ROTUNDA

THE POLITICS OF LANGUAGE

Liberalism as Word and Symbol

Перевод с английского:

А. В. Матешук (Введение, гл. 1–3), В. П. Гайдамака (гл. 4–6, Послесловие)

© ООО «ИД «Социум», 2015

© В. П. Гайдамака, перевод, комментарии, 2015

© А. В. Матешук, перевод, комментарии, 2015

Об авторе

Рональд Ротунда – известный американский правовед, специалист по конституционному праву. С 2008 г. занимает должность заслуженного профессора правоведения им. Доя и Ди Хенли в Школе права им. Дейла Фаулера Чепменского университета (г. Ориндж, шт. Калифорния). До этого Р. Ротунда преподавал в Школе права Университа Джорджа Мейсона и в Университете Иллинойса. Является соавтором самого популярного в американских университетах учебника по юридической этике «Problems and Materials on Professional Responsibility» (Foundation Press, 11th ed., 2011) и автором основного учебника по конституционному праву «Modern Constitutional Law» (West Publishing Co., 10th ed., 2012). Его перу принадлежат еще несколько книг и более 350 статей в научных журналах и общественно-политической прессе. Работы Р. Ротунды переведены на немецкий, французский, румынский, русский, чешский, корейский и японский языки. В 2009–2013 гг. входил в состав калифорнийской Комиссии по добросовестным политическим практикам – внепартийной независимой организации, осуществляющей надзор за соблюдением норм закона штата о политической реформе, который регулирует порядок финансирования предвыборных кампаний, лоббистскую деятельность, вопросы конфликта интересов, а также этические нормы поведения государственных служащих.

Введение

После блестящей победы президента Рейгана, избиравшегося на второй срок, я оказался вовлечен в оживленную переписку с неким телезрителем из-за того, что без всяких возражений позволил одному из участников моей программы называть президента «хромой уткой». Автор письма требовал, чтобы я извинился за непозволительный выпад против популярного президента. Мое объяснение, что «хромая утка» – это вовсе не обидное прозвище, а определение политика, занимающего пост, на который он не может быть переизбран, подвигло телезрителя на еще одно гневное письмо. В нем приводилось взятое из словаря Вебстера определение «хромой утки» как выборного должностного лица, продолжающего служить в оставшийся срок его полномочий после того, как он уже потерпел поражение на очередных выборах. Меня выручил «Политический словарь» Уильяма Сафира, справочник «нового языка политики», в котором дано наиболее распространенное определение «хромой утки» как «чиновника, чья власть уменьшилась, поскольку вскоре он должен покинуть пост в результате поражения или законного окончания срока его полномочий» (курсив мой. – Р. Р.).

Вот вам пример того, как меняется употребление слов и как – если речь идет о политике – это может порождать великие страсти. В политике слова поистине подобны знаменам войн и революций – они должны развеваться, подвергаться обстрелу и иногда захватываться. В политической борьбе войны за слова не случайны, они занимают в ней центральное место – особенно в нашу эпоху, когда они многократно усиливаются посредством такого СМИ, как телевидение.

В свое время демократы присвоили себе слово «справедливый» (например, в выражении «справедливаясделка»^[1]). Точно так же республиканцы завладели словом «свободный» (например, в выражении «свободное предпринимательство»). За слово «новый» ведется борьба: во времена ФДР демократы выработали Новый курс, а республиканцы контратаковали, выдвинув лозунг «нового федерализма»^[2], или – в более близкие к нам времена – «новых возможностей».

Ни одно слово не реяло как знамя более горделиво, не обсуждалось более горячо и в конечном счете не громилось более решительно, чем слово «либеральный». Его первоначальная связь с простым словом «свободный» (латинское liber) затерялась в античности, поскольку в процессе путешествия – во времени и через океан – из Европы оно оказалось обременено меняющимся символизмом. Как и следовало ожидать, на протяжении многих поколений, пока на политической сцене господствовали либералы, слово «либерал» имело коннотацию «хороший парень»^[3]. Когда, наконец, из небытия возникли консерваторы и взяли приступом бастионы правительства, они быстро придали этому слову коннотацию «плохой парень»^[4]. (Судя по почте, которую я получаю, называть средства информации «либеральными» стало обвинением, не нуждающимся ни в каких дополнительных обвинительных актах.)

Небезынтересно вспомнить, что либерализм сыграл в истории существенную роль. Никакое другое слово – не считая более общих понятий, таких как «права», «свобода» и «справедливость», – не играло более важной роли в американском политическом движении. Рассказывая о том, что произошло со словом, Рональд Ротунда проливает свет на то, что произошло с Америкой. Это сделано с тщательностью, достойной учености историка. Может быть, однажды либерализм вернется, но сегодня эта книга служит ему эпитафией.

Дэниел Шорр