Цитаты из книг автора «Ромен Гари»

Я не знаю, что такое женственность. Может, это всего лишь один из способов быть мужчиной. Но мужчина, свободный от женщины, и женщина, свободная от мужчины, заполняют воздухом свою полужизнь, пока она не раздуется и не займет собою все

. Миссия женщины – к чему она сводится, в конце концов?

Как, по-твоему, люди могут отличить настоящее от поддельного, когда подыхают от одиночества? Встречаешь человека, пытаешься представить его интересным и полностью выдумываешь его, наделяешь качествами, которых у него нет и в помине, закрываешь глаза, чтобы лучше его видеть, он старается выдать желаемое за действительное, ты тоже. Он смазливый дурак? – ты находишь его умным. Он считает тебя недалекой? – зато рядом с тобой он семи пядей во лбу. Заметил твою отвислую грудь? – не страшно, он найдет это своеобразным. Ты начинаешь чувствовать, что здесь пахнет деревенщиной? – надо ему помочь. Он необразован

такие моменты, о которых невозможно говорить иначе как о последней истине, смысле жизни, распространявшемся на все вокруг, даже на

Без женщины ты не сможешь прожить эти часы, эти годы, эту скорбь, это безумие, которое так льстиво, так высокопарно называют судьбой

недостаточно быть несчастными порознь, чтобы стать счастливыми вдвоем. Два отчаяния, конечно, могут вместе составить одну надежду, но это лишь доказывает

Мы всегда все преувеличиваем. Говорим, что все кончено. Слушаем заунывные мелодии индейской флейты. Живем одни, чтобы доказать – прежде всего себе, – что получится. И все же смотрим на первого встречного так, как будто все еще можно начать сначала

машине достал из кармана листок и назвал шоферу адрес. Временами меня охватывала паника, сменявшаяся вдруг полной пустотой, откуда-то выплывали отзвуки смеющихся голосов, вспышки воспоминаний; усталость раскапывала завалы памяти, выбрасывая иногда на поверхность обрывки счастья. Но в основном была тоска, и еще угрызения совести. Каждая минута казалась вырванной из другой, погребенной жизни. Я снял часы, положил их в карман, но стало только хуже. Тогда я снова надел их и застегнул браслет. Было шесть вечера. Я даже не мог понять, то ли все еще только начиналось, то ли, напротив, уже кончено. В данный момент я должен был бы находиться высоко в небе, над Атлантикой, и, наверное, мы уже были бы довольно далеко, в том месте, которое пилоты называют точкой невозврата.

одну визитную карточку. – Вы уже дали мне одну, – повторил я. Он рад был любому лишнему подтверждению собственного существовани

Внушительный нос, прямо-таки мефистофельский, с горбинкой, и могучие ноздри. В черных оливках его глаз отражалась дряхлость Казановы, а