Глава 4

Несмотря на то, что за время нашей беседы Реннер поведал мне много удивительного, последняя новость меня попросту ошеломила.

Я познакомился с Асадом ад-Дином во время партизанской войны в джунглях Новой Колумбии. Он был сложным человеком и очень любил осложнять жизнь другим.

Внесение моего имени в список наследования было чистой воды фикцией, при помощи которой Асад намеревался извлечь выгоды из текущей политической ситуации, и мы оба знали, что трон Леванта мне не светит ни при каком раскладе. Собственно говоря, если бы все шло по плану Асада, то я должен был погибнуть вскоре после того, как мое имя оказалось в этом списке, и тот факт, что я таки умудрился выжить, вызвал «небольшие разногласия», о которых упоминал Реннер. Суть разногласий заключалась в том, что Асад хотел видеть меня мертвым и прилагал к исполнению этого желания вполне конкретные усилия, а я в свою очередь делал все, что мог, желая остаться в живых.

Понятное дело, что, когда наступил период изоляции, Асад посчитал меня мертвым. Я на его месте тоже бы так посчитал.

Но похоже, что теперь из-за этой небольшой оплошности я на самом деле могу претендовать на место правителя звездной системы, состоящей из трех планет. Прошло много лет, и никто на Леванте этого не ожидает. Скорее всего, нынешний калиф сочтет мои претензии смехотворными и просто укажет на дверь. Опять же, я бы на его месте тоже бы так поступил, и это был бы самый вероятный исход моего визита на Левант, если бы не одно «но».

Если я теперь приду на Левант, я приду не один. За моей спиной будет поддержка вновь набирающей мощь Кленнонской Империи, силы, с которой нельзя не считаться. Если уж они нашли меня здесь, после стольких лет, не стоит сомневаться, что такую поддержку они мне окажут, причем едва ли ребята будут просто стоять за спиной. Скорее, они будут подталкивать меня в спину.

– Чего конкретно вы хотите? – спросил я. – Чтобы я отправился на Левант и вручил его вам?

– Только как союзника. Поверьте мне, это обоюдовыгодный союз.

– Я-то верю, – сказал я. – Насколько я понимаю, проблема в том, чтобы в это поверило население Леванта.

– Население пойдет за калифом.

– Вы в этом уверены?

– Да. Мы проводили социологические исследования. Сорок три процента подданных Калифата уже сейчас считают, что союз с Империей им жизненно необходим.

– Тем не менее калифа вы в этом убедить не смогли.

– Керим верит в неприступность их орбитальных укреплений и считает, что они способны выдержать любой натиск. У меня порой складывается такое впечатление, будто он живет в какой-то иной реальности.

– Докажите ему, что он ошибается, – предложил я. – Или… он не так уж и ошибается?

– Левант очень хорошо укреплен, – сказал Реннер. – Но неприступных планет нет. Я мог бы взломать его оборону даже сейчас, когда у Империи мало кораблей. Но штурм не обойдется без потерь, а в ситуации, когда каждое боевое судно на счету, мы не можем позволить себе эти потери.

– Что ж, по крайней мере, это честно.

– Кроме того, нам не нужен сам Левант. Нам нужны его ресурсы, его производство, отлаженное и функционирующее. Если мы возьмем Калифат силой, вряд ли его население будет радо нас видеть. Нам придется завозить своих специалистов, ставить охрану… Нет, дружба между нашими государствами куда более выгодна.

– И какой план?

– Как только мы закончим наши дела здесь, мы отправимся на Левант, – сказал Реннер. – Там вы заявите свои права на трон, а имперский супердредноут послужит достаточным основанием, чтобы левантийцы отнеслись к вашим требованиям всерьез.

– Хороший план, – одобрил я.

– Я расскажу вам подробности, пока мы будем лететь. Если вы согласитесь, конечно.

– А у меня есть выбор?

– Я надеюсь, что нет, – развел руками кленнонец. – Речь идет не о моих интересах, не о ваших интересах и даже не об интересах Империи. На кону стоит нечто большее, как бы пафосно и высокопарно это ни прозвучало.

Прозвучало это довольно пафосно и высокопарно, но если ситуация именно такова, какой ее описывал Реннер, то он прав.

– Раз уж мы союзники, то почему бы вам не разблокировать терминал корабельной Сети в моей каюте? – поинтересовался я.

– Вы читаете по-кленнонски?

– Со словарем, – фыркнул я. – Неужели у вас нет программы-переводчика?

– Может быть, и есть, – сказал Реннер. – Это новый корабль, и мне точно не известно, что загружено в его базу данных. В любом случае, я отдам приказ, и, когда вы вернетесь в свою каюту, терминал уже будет разблокирован и готов к работе.

– Чудесно, – сказал я. – Но, пока я не вернулся в свою каюту, мне хотелось бы прояснить еще пару вопросов.

Реннер кивнул:

– Спрашивайте.

Мне показалось, или он на самом деле немного напрягся?

– Известно что-нибудь насчет девушки, о которой вы спрашивали? Капитан Штирнер, я просил, чтобы ваши люди достали ее из холодильника…

– Она еще на «Одиссее», – сказал Реннер. – Ее доставят на «Таррен», как только это будет возможно по медицинским показаниям.

– Но с ней все нормально?

– Насколько мне известно, да.

– Это хорошо, – у меня немного отлегло от сердца. – Как вы поступите с генералом Визерсом?

– Это решать не мне, а императору, – сказал Реннер.

– А что насчет остальных? И как вы намерены поступить с «Одиссеем»?

– Мы не можем тащить его за собой. Полагаю, мы оставим его здесь.

– С экипажем в состоянии криостазиса?

– Они смогут продолжить свой путь, куда бы они ни направлялись, – хмыкнул кленнонец.

– А как быть с теми, кто уже разморожен? Вы отправите их обратно?

– Скорее всего. Естественно, девушки, о которой мы говорили, это решение не коснется. Или вы хотите попросить за кого-то еще?

– Вообще-то да, – сказал я. – Хочу. Меня беспокоит судьба полковника Риттера. Я хотел бы, чтобы он отправился на Левант вместе с нами.

– Зачем вам это?

Чертовски хороший вопрос.

Отчасти потому, что полковник Риттер попросил меня не дать кленнонцам отправить его обратно на «Одиссей», причем сделал это по-русски. А отчасти потому, что в этом мире осталось не так уж много людей, которых я знаю. Вторую причину я и озвучил Реннеру.

– Не вижу в этом проблемы, – кивнул он. – Но, по сути, этот человек бесполезен. Организации, в которой он работал, больше не существует, его оперативная информация устарела почти на два века, а его физическое состояние оставляет желать лучшего.

– Значит, я вполне могу назначить его своим великим визирем, – заявил я. – Вид у него достаточно зловещий, а это главное требование для кандидата на сию должность.

Реннер скупо улыбнулся, давая понять, что оценил мою шутку, а потом посмотрел на часы:

– Должен сказать, я проголодался. Не отобедаете со мной?

– Сочту за честь, – кивнул я.

Надо же мне начинать учиться дипломатическим манерам.

Обеденный стол накрыли в каюте Реннера. Теперь, когда мое зрение почти полностью восстановилось, я мог рассмотреть ее получше, хотя, честно говоря, особо рассматривать там было нечего. Кленнонцы вообще предпочитают вести аскетический образ жизни, и отставной адмирал отнюдь не являлся исключением. Даже дарованный титул не смог на это повлиять.

Обстановка была простой и функциональной. Ни ковров на полу, ни коллекции оружия на стенах, нет даже портрета любимого императора. Единственным украшением каюты был несколько видоизмененный кленнонский герб: все та же планета, наполовину прикрытая щитом, только добавлено изображение космического корабля, висящего над северным полюсом. Эмблема военно-космического флота Империи.

Едва мы уселись за стол, как Реннер отпустил прислугу.

– Думаю, мы сможем сами себя обслужить, – сказал он.

– Не сомневаюсь. – Поерзав на слишком низком для меня стуле, я нашел более-менее удобную позу и обратил взор на слишком низкий для меня стол.

Предложенный выбор яств отнюдь не поражал воображение. Похоже, герцог предпочитает питаться тем же, чем и все остальные.

– Мясо синтезировано, – сказал Реннер. – Но овощи свежие. Корабль достаточно велик, чтобы мы могли позволить себе секцию гидропоники.

Но недостаточно велик, чтобы разбить на нем пастбища и завести стада тучных коров. Какая жалость, черт побери. Я уже очень давно не пробовал настоящего бифштекса. Примерно сто восемьдесят лет.

Я положил в тарелку порцию салата и взял хрустящую булочку. По крайней мере Реннер не попытался накормить меня сухим пайком.

– Разве секция гидропоники не является роскошью, излишней для боевого корабля? – поинтересовался я.

– Нет.

– Правильное питание – залог успеха в бою?

– С некоторых пор я не летаю на кораблях, на которых нет секций гидропоники, – сообщил Реннер. – Так что теперь я предпочитаю очень большие корабли.

– Какой-то личный пунктик?

– Можно и так сказать. – Реннер отправил в рот порцию тушеной синтезированной говядины. – Хотите услышать, что случилось со мной после гиперпространственного шторма?

Я кивнул.

Мне было очень интересно узнать, как он выжил, ведь, насколько мне известно, во время гипершторма адмирал должен был находиться в космосе, и, по всем расчетам, ему положено было умереть, но задавать этот вопрос самому мне было неудобно. Хотя я и не был причастен к созданию прототипа Визерса и даже пытался ему помешать, я все равно испытывал некоторое чувство вины по отношению к тем людям, которым довелось пережить период изоляции и порожденные им трудности. Наверное, потому что сам я все это время провел в относительном комфорте и полном неведении.

– Эскадра, которой я командовал, находилась на границе звездной системы Веннту, – начал свой рассказ Реннер. – Мы охотились на одиночные корабли скаари, которые уходили от планеты. Когда шторм уничтожил стержни Хеклера, наши гипердвигатели взорвались. На малых кораблях это провоцирует взрыв ходового реактора, а взрыв ходового реактора означает…

– Что кораблю конец, – закончил я.

– На моем флагмане гипердвигатель и ходовой реактор находились достаточно далеко друг от друга, так что мы смогли избежать второго взрыва. Нам достаточно быстро удалось изолировать поврежденную часть корабля, – продолжал Реннер. – Примерно половину. Кроме флагмана уцелел еще один корабль, десантный транспорт, который мне навязал генштаб и который мне всюду приходилось таскать за собой, независимо от того, какие задачи я выполнял. Временами это сильно ограничивало мобильность моей группы…

Реннер помолчал. Я не стал торопить адмирала, вряд ли эти его воспоминания относились к разряду самых приятных.