– А тут ты не горячись, – Тверд уцелевшей рукой почесал подбородок. – Щиты бы им ладные, да лучников внутрь. Так, чтобы самим всадников сшибать. Вот тогда – дело другое. Мож, и будет толк. А лад, чтобы не вразнобой все, но твоими, – бывший дружинник кивнул в сторону ощетинившегося копьями детинца, вокруг которого, имитируя атаку конницы, бегали крепкие ребята, – строями. Оно иной раз так бывает, что вроде и рать сильна, да потому, что согласия нет, отступает. А у тебя, вон, все ладно, – глядя, как, подчиняясь коротким трелям специального свистка, детинец, разом разъединившись, превращается в длинную цепь, которая, опять же следуя звуковым сигналам, либо кидается в атаку, либо, выставив перед собой имитирующие копья палицы, медленно пятится назад. – Согласие есть, так и уже лад, – задумчиво подытожил Тверд. – Да и не татаре единые нам ворогами приходятся, а супротив пеших детинцы твои – лад. А как лучников внутрь, так и татарской коннице – беда.

Следующие, кому было решено показать результат, – Владимир Андреевич да Дмитрий Иванович. Пацанят своих погоняв как следует, Булыцкий решился пригласить на смотр князей.

– А я уже думал, – когда пенсионер предстал перед грозным правителем, усмехнулся Дмитрий Донской, – хоть раз единый от затеи своей отвернешься. Ан нет… Упрям, бестия!

– Ты, князь, не серчай, – пришелец, поклонившись, держал речь перед грозными мужами, – да, мож, чего не так растолковал в прошлый-то раз. Во славу Василия Дмитриевича, да рати русской, да во имя обучения сироток-то собрал окрест. Что самому ведомо, рассказал да обучил. Люд ратный говаривал: дельно получилось. Теперь и вам на суд… Как добрым дело то сочтете, так тому и быть. А нет, так, видать, Богу и угодно.

– Люд ратный, – усмехнулся Владимир Андреевич. – Тверд небось?

– Тверд, – не видя причин отпираться, кивнул трудовик.

– Ладный дружинник он. Зря не скажет. – Владимир Храбрый удовлетворенно кивнул. – Показывай, чего у тебя там.

Со смотром решили не медлить, назначив его на следующий день за стенами крепости прямо за Курятными^[29] воротами. С самого утра суетился Николай Сергеевич, места себе не находя; вон для Василия Дмитриевича сегодня день полевых занятий устроил и потешников на пару с ним муштрил. Вернее, наблюдал, как княжич юный, со свистком ловко обращаясь^[30], гонял маленькую, но уже грозную армию. А мальцам все то – забава; да и понятно. То для пацанят – все больше игра, потому и отношение соответствующее. И ни запасные жерди, что заместо копий использовались, выставленные в форме вязанок рядом с полем, ни хлипкие щиты, на которые Лель приладил оказавшуюся бесполезной из-за трудоемкости производства фанеру, ни деревянные мечи, в точности копирующие настоящие, не могли изменить это. Забава, и все тут! А вот для князя да брата его – то совсем не шутки! В общем, будь здоров как нервничал Николай Сергеевич. А тут еще, как назло, песня приелась из далекого будущего: «Самара-городок»! И хоть ты тресни, не выгонишь! В общем, маясь, тот и не заметил, как подъехали князья в сопровождении уже знакомого Семена Непролея и еще одного смуглого скуластого мужчины в богатых одеждах.

– Ну, показывай детинцы свои. Нам с братом да боярам новым: Ивану Мирославичу^[31] да Семену Гавриловичу, – сквозь почтительно притихшую толпу зевак верхом подъехали князья. – Юнцам оно – потеха, может, и добрая, а чего ладного-то умеют? – бросив взгляд на марширующих пацанов, усмехнулся Дмитрий Донской.

– Спасибо тебе, князь, – склонил голову Николай Сергеевич, собираясь поблагодарить за дозволение на эксперимент, однако правитель нетерпеливо прервал его.

– Так я и не рассудил еще никак. И чего они? – брезгливо поглядев на площадку, поинтересовался правитель. – Так и будут в сече; рядами? – расхохотавшись, Донской с ловкостью, никак не вязавшейся с тучным его сложением, подхватив одну из жердин и стеганув лошаденку, с молодецким посвистом направил боевого коня прямо на ровную цепочку. – Ух, мальцы, сторонись!!!

Первым, завидев маневр отца, сориентировался Василий Дмитриевич. Морозный воздух рассекла тревожная трель свистка. В ту же секунду цепочка пришла в движение: через одного мальцы присели на колено, ловко выставляя перед собой игрушечные щиты, на которые выложили направленные в сторону скачущего противника жерди. Оставшиеся, шагнув за спины товарищей, также на вытянутых вперед руках в одну секунду выставили деревяшки.

Не ожидавший такой прыти, Дмитрий Иванович оторопел. Резко осадив всхрапнувшую лошаденку, тот направил ее вдоль ощетинившейся копьями шеренги, планируя зайти в тыл, однако часть бойцов, ловко подняв оружие, пришли в движение, быстро перестраиваясь. Даже с такого расстояния было слышно, как, в досаде выругавшись, Великий князь Московский, понукая косматую степную лошаденку, направил ее прямо на боевой строй, рассчитывая с ходу разнести его к чертовой матери. Пацаны, ранее не сталкивавшиеся с реальной боевой ситуацией, сбились плотнее, буквально прижавшись друг к другу, отчаянно выставив вперед щиты с копьями. Казалось, что они вот-вот разлетятся в стороны, не выдержав колоссального психологического прессинга: вида летящего прямо на них коня, однако – сдюжили. Да, кто-то испуганно заорал, кто-то – даже со сцены было видно – зажмурившись и выставив вперед копье, поспешил отвернуться, лишь бы не видеть момента атаки, а кто-то и вовсе заревел, но строй не рассыпали! Мгновение! Животное, с пронзительным ржанием закусив удила, уже перед самим рядом копий настолько резко изменило направление, что Дмитрий Иванович, на секунду потеряв равновесие, едва не вылетел из седла.

Отъехав на безопасное расстояние, князь, последними словами матеря и яростно стегая несчастное животное, снова ринулся в атаку, выискивая слабые места построения.

– У, шельмецы! – отбросив к чертовой матери жердь, князь, уже размахивая боевым мечом, носился туда-сюда, да так, что у Булыцкого прихватило сердце: «Мальцов бы не порубил!» Впрочем, и те, уже забыв и про свое радостно-беззаботное настроение, и страх первой в их жизни настоящей атаки, сжимая детские свои орудия, стояли, ожидая удобного момента. Нещадно лупцуя взмыленную лошадь, правитель и так и сяк поворачивал ее, пытаясь найти брешь для новой атаки. Только все попусту! Ощетинившись жердями, мальчишки, прижавшись друг к другу, отражали атаку за атакой. Более того! Запертые в центре лучники то и дело доставали князя обмотанными тряпками стрелами, не нанося никаких травм, однако же все больше и больше выбешивая Донского.

– У, шельмы! – взвыв, Дмитрий Иванович буквально слетел с лошади и, яростно работая мечом, принялся рубить деревянные копья, всем своим весом врезаясь в строй укрывшихся хлипкими щитами пацанов.

– Стой, князь!!! – ринулся вперед трудовик. – Стой, тебе говорят!!! – летел он, рассыпаясь в витиеватых матерках.

– Да стой же!!! – на всем скаку обогнав пенсионера, Владимир Андреевич, слетев с лошади, вклиниваясь с тыла в строй пацанья. – Да стой ты, леший!!! – вцепившись в занесенную для страшного удара кисть, повалил он брата на снег.

– Тятька! – бросился на помощь Василий Дмитриевич.

– А ну, пусти! – разгоряченный боем, Великий князь Московский как щенка отбросил в сторону брата и, на ходу замахиваясь кулаком для удара, ринулся прямо на задыхающегося от бега пенсионера! – У, бестия!!! – набрав воздуха в грудь, выпалил тот, тучей нависая над пришельцем. – В поруб! В глухой! Заморю!!! – выдохнул он остатки ярости и, разом обмякнув, согнулся, упираясь тыльными сторонами ладоней в бедра. – Шельма! – глядя в снег, прохрипел он, а затем, подняв голову, неожиданно улыбнулся. – А вообще – удал! Мне бы таких, как ты, еще пару, – тяжко дыша, просипел он, – так и никакой Тимур не страшен! Да подите прочь! – разогнал он подоспевших к учителю стражников. – Николу мне не замайте! – Те, пожав плечами, отошли на пару шагов назад, но в то же время так, чтобы оставаться в зоне досягаемости на случай, если князь вдруг опять изменит свое решение. – Получишь еще мальцов, – отдышавшись, продолжал муж. – Я тебе и на харч, и на вооружение, и на обучение денег опричь все остального выделю; с чугунков твоих, слава Богу, барыш нынче славный.

– Да что ты, князь! – замахал руками учитель. – Еще и не обучили толком ничему, а ты уже вооружать.

– Воле княжьей перечить?! В поруб захотел?! – вновь насупился Донской.

– Будь по-твоему, – учитель, не зная, как реагировать на такую перемену, поспешил дать обратную.

– То-то же! – довольно усмехнулся Великий князь Московский. – Все, что опричь надобно будет, с Божьей помощью получишь.

– Ну, так и зваться полкам княжича «Опричниками», – удачно ввернул Николай Сергеевич.

– Опричники, – Дмитрий Иванович ненадолго задумался. – То пока мальцы. Подрастут, так и по домам отправим. А пока за харч нехай потешают мне отрока. Потешники, – повторил он полюбившееся слово. – А ежели Богу угодно будет, так и в рати удаль покажут. А пока – малы. Поучай их, пока воля моя на то.

– Как человек от дел ратных далекий воинов подготовит? Кому такие нужны?

– А потешники твои?! – князь перевел удивленный взгляд с пенсионера на сгрудившихся позади пацанят.

– Так то не я. То – Тверд, да Милован, да Василий Дмитриевич, – улыбнулся в ответ пенсионер.

– Ох, и ладен, – расхохотался в ответ Донской. – Пошли, Никола, да всех с собой бери. Пир княжий.

– Погоди, Дмитрий Иванович, – попросил пенсионер.

– Чего опять? – проворчал правитель.

– Ну-ка, дай, – указав на игрушечный щит, попросил он одного из пацанов.

– Ох и крепок, – уважительно кивнул подошедший Владимир Андреевич. – У Донского рука ох как тяжела, так ведь и выдержал. И легок. Что пушинка, – взвесив треснувший, но не разлетевшийся щит в руках, хмыкнул воин. – Опять диковины твои?

– Похоже, опять, – и так, и сяк вертя его перед глазами, пенсионер сразу понял, что щит этот – не что иное, как скрепленные между собой два листа той самой фанеры, которую пришелец поторопился записать в очередной свой провал.

– Лель делал, – неуверенно пискнул малой.

– Кто такой? – поспешил поинтересоваться князь. – Опять кого-то призрел?

– Мастеровой мой. По дереву.

– Сюда кличьте! – не дожидаясь развития, потребовал Дмитрий Иванович. Заскучавшие было стражники поспешили исполнить приказ, и уже совсем скоро перед князьями предстал ссутуленный старикашка, держащий в руках несколько небольших листов фанеры.

– Кто таков? – нахмурившись, потребовал князь. – Диковину свою показывай!

– Простить прошу, – уткнувшись в снег, затянул тот.

– Сам кто?

– Лель. Из вологодских мы, – неожиданно быстро ответив, погрузился в молчание тот.

– Из вологодских? – зная манеру общения товарища, поспешил поинтересоваться Николай Сергеевич. – А здесь как оказался? Далече ведь? Да и не шибко дружны, чай^[32]?

– Молва идет, – помолчав, продолжал старик, – что люд сметливый нужен в Москве.

– Да отвечай ты, когда вопрошают! – не выдержав, повысил голос Дмитрий Иванович. Вместо ответа тот, отложив в сторону листы, взял в руки один и крепко, насколько позволяла комплекция и возраст, сжал его. – Бей в середку! – скомандовал старик. Хмыкнув, Великий князь Московский саданул жердью прямо в центр тонкого листа. Жалобно хрустнув, тот сложился пополам.

– А щит отчего же, – встряхнув головой, поинтересовался Донской. Вместо ответа Лель взял два листа и, сложив их так, чтобы волокна образцов лежали крест-накрест, снова скомандовал: «Бей!»

– Коли не жалко, – презрительно усмехнулся Великий князь Московский. Удар! Древко, отскочив в сторону, по инерции съехало по деревянной поверхности. – Вот диво-то! – оскалившись, правитель еще раз, как следует замахнувшись, двинул прямо в центр. Удар такой силы получился, что старик, не удержавшись на ногах, повалился в снег. Листы же остались совершенно невредимы^[33]. – А ну, возьмите! – кивком указывая на барахтающегося в снегу мастерового, приказал князь. Стражники, тут же подхватив мужика, поставили того на ноги и, взяв листы, накрепко сжили их, готовясь к удару. Ух и замахнулся Дмитрий Иванович! Так, что казалось, в щепки разлетится деревяшка. Ан нет! Выдержала! Руки только, спружинив, стражникам отбила, да и то – не смертельно.

– Погоди, – вдруг встрепенулся Николай Сергеевич. – Так ты, получается, втихомолку ладил?! Я же говаривал: бросить занятие это!

– Что, – усмехнулся князь, услышав последнюю фразу, – не любо, когда кто-то по своей воле дела творит, а?!

– Так чего скажешь, а?! – повторил вопрос трудовик.

– То и скажу, – насупившись в ответ, пробубнил старик, – что ты, Никола, говаривал, нелепица получается.

– Так почему ослушался?! Почто не бросил?!

– Ты, Никола, говаривал, что нелепица получается, – упрямо повторил Лель. – Бросить чтобы дело это, не было уговору, – помолчав, добавил он.

– А?! – задорно расхохотался князь.

– Тьфу на тебя! – выругался в ответ пришелец. – И ведь правда: не было уговору бросать! А листы сложить кто надоумил? – Лель молчал, по обыкновению своему, что-то там обдумывая.

– Отвечай! Или ты на язык так же валок, как и на дела спор? – подался вперед Владимир Андреевич.

– Вон, – кивнул старик на притихших пацанов. – Им совсем негожие листы отдали; все одно – пустое.

– Ну, Никола, – усмехнулся князь. – Все у тебя как по маслу, даже без тебя самого! Так, глядишь, и серу придумаешь как делать!

– Они и догадались. Как? Богу одному и ведомо, – закончил наконец мастеровой.

– Погоди, погоди, – снова взвился Николай Сергеевич. – А как на мокрую доску прессовали-то?!

– Ты вот чего, Никола, – не желая больше слушать этот странный спор, задумчиво прогудел Дмитрий Иванович. – Люд собирай да диковины делать обучай. Тверд тебе в помощь, да харч казенный. Бери-бери! – усмехнувшись, глядя на замахавшего руками пенсионера, подбодрил Донской. – На свои небось кормишь-то?!

– Ну, на свои ежели так, и что? – тот лишь пожал плечами. – В одной лодке плывем; дело единое творим. А ты меня отблагодарил так, что хоть теперь до смерти жить припеваючи.

– А род как? – нахмурившись, отвечал муж. – Вам с Аленкой еще мальцов растить!

– Твоя правда, – отвечал трудовик.

– То-то же! – и, обращаясь к сопровождавшим, добавил: – Харчем отныне обеспечивать все артели Николины. А ему, – кивком указал он на притихшего пенсионера, – пять рублей серебром. Хотя, восемь, – тут же передумал муж, – все ведь одно на диковины свои потратит! А теперь – в палаты княжьи, да после Никола в мяч ножной потеху устроить обещал. И стрельбы! Из орудий, – насупившись, напрягся вдруг Дмитрий Иванович. – Когда?

– Да Бог с тобой, Дмитрий Иванович! Не все разом-то! Дай хоть бы и пяток дней на стрельб подготовку да пороху пуд; пристреляться бы.

– Так ведь по ночам, – неожиданно проснулся Лель. – Пока все спали, над котлом-то общим паром морили. И обратно – под плинфу, – помолчав, закончил ремесленник. – Не было уговору, чтобы бросать. Не серчай почем зря, – под дружный хохот упрямо повторил мужик.

– Черт с тобой! – держась за живот, резюмировал Великий князь Московский. – Пять тебе дней на стрельб подготовку. Четверть пуда получишь! Не укупишься ведь с тобою.

– Помилуй, Дмитрий Иванович! – взмолился в ответ Булыцкий. – Мало ведь будет! Хоть полпуда дай!

– Денег откуда взять?

– Так ведь чугунки… – пользуясь благодушным настроением собеседника, продолжал торговаться учитель. – Вон, с них одних серебра сколько пришло?

– А ну и сколько? – враз посерьезнел правитель. – А ну, Гордейку в хоромы кликните! Нехай и скажет, сколько.

– Дозволь, князь, слово молвить, – рядом с правителем вырос невысокого роста коренастый бородач.

– Говори давай, Дмитрий Михайлович^[34], – сквозь смех отвечал тот.

– Дозволь науку эту для сотни хотя бы испробовать. Чудно ведь, да и толк есть. В сече, сдается, дельной будет.

– Вот и испробуй, – в знак согласия кивнул правитель. – А там и решим: дело или нет.