2

Перед его глазами плыло одно и то же: жаркий праздничный полдень казни, подмытый радужными кругами в глазах, душная, дремотная ломота во всем теле, дающая такое неожиданное и удивительное спокойствие, словно и не было тогда на ланкарнакской площади Гнева неотвратимой опасности. Словно и не было смертного приговора, вынесенного высоким судом ему, Леннару, которому они, эти высокие судьи, дали трескучий титул Строителя Скверны. Леннар помнит, как если бы это истекло лишь вот-вот, каждое мгновение, каждую перемену в окружающей его размытой реальности того полдня: и легкое дрожание эшафота под ногами, и взвившийся до рваного дребезжащего фальцета баритон Стерегущего, и громадный пролом, разваливший город Ланкарнак надвое и смявший праздную толпу пришедших посмотреть на любимое зрелище – казнь бунтовщика… Леннар помнит все это. Перекошенные смертным ужасом лица людей, еще недавно весело ухмылявшиеся. Людей, которым неоткуда знать, что пропасть, разверзшаяся у них под ногами и прошедшая через самое сердце города, лишь следствие того, что начал отходить огромный щит, перекрывавший доступ к головному реактору Корабля. Да, и гибли люди… Срывались вниз, в темный зев провала. Пятились, сминая друг друга. Неистово ревели, словно это идущий из самых глубин их существа нутряной низкий рев может спасти, отвести смертный ужас. Эти люди думали, что вот оно – исполняется страшное пророчество из черной Книги Бездн!

Одним из немногих, кто знал истинную природу катастрофы, был Элькан. Элькан, пришедший с ним, Леннаром, из недосягаемого далека их прошлого.

И вот теперь этот-то Элькан впервые крупно возразил ему.

«Да, именно Элькан, – думал Леннар, – и неудивительно, что именно он, самый умный и дальновидный, один из самых преданных… Но что Элькан? Для него важнее всего его научная работа, продолжение его исследований, начатых еще там, на Леобее, и нашедших продолжение уже здесь, на борту Корабля… Да, его исследования! Его неодолимое стремление к знанию, новые перспективы, от которых захватит дух даже у посвященного… Я понимаю. Но я ставлю другой опыт. Я слишком много на себя взял, большая власть – большая ответственность, и если где-нибудь в далеком Ланкарнаке умирает от голода собака, то это моя вина. И если сардонары грабят мирный криннский город, это моя вина. Не Храм начал войну. Ее начал я, хотя и сам того не желая. И как же я могу бросить тут, на Корабле, всех этих людей в болоте их прежних заблуждений и невежества, как то предлагает Элькан? Нет. Мы будем вместе до последнего. Быть может, до самого конца».

Тут размышления Леннара были прерваны.

Вошла Ориана. Сегодня она была в накидке тревожного темно-желтого цвета, тонкая талия перехвачена искусно выделанной цепочкой с амулетом в виде белого круга, в который вписана восьмиконечная звезда со спиралевидно искривленными лучами. Она подошла к Леннару и, тронув его за запястье в знак приветствия, произнесла:

– Небо над нами!^[2] О чем ты задумался, милый? Почему тебя не было в зале памятных машин?

Ориана по привычке пользовалась старыми названиями, избегая устрашающе громоздкой технической терминологии.

Леннар поднял голову:

– Что ты сказала?

– Ты даже не слышал, как я вошла и поздоровалась, – произнесла она с легким оттенком укоризны. – Где же тебе слышать мой вопрос… Чем ты так озабочен? Я слышала, ты вызывал в Центральный пост Элькана?

– Да. Очень странные дела… Я поставил на эту в общем-то не самую сложную работу самого компетентного человека из всех, каких имею здесь, под своим началом, – признал он, – я думал поручить ремонт шлюза другим, например Ингеру, – потому что Элькан много где нужен со своими громадными знаниями. Но, вот видишь, получается так, что как раз Элькан не справляется с этой работой так, как я на то рассчитывал…

– Ты его в чем-то подозреваешь? – искренне удивилась Ориана. – Нет, я могу понять, что постоянное напряжение, переутомление… Но Элькан! Он же великий ученый, а великий ученый всегда прежде всего большой человек! Большой человек не способен на предательство.

– Довольно наивная логическая цепочка, – вздохнул Леннар. – Впрочем, можно ли от тебя ждать объективности, когда тебя с ним связывает столь многое?

– Что ты имеешь в виду?! – вспыхнула она.

– Ну как же… Во-первых, полторы тысячи лет назад, еще на Леобее, именно он был одним из твоих преподавателей в университете Креген-И и уже тогда внушал тебе глубочайшее почтение, благоговение перед его научным гением. Я не ошибаюсь? Во-вторых, именно он обеспечил нам с тобой прыжок через бездну времени, в которой остались целые десятки поколений. И наконец, именно он стал твоим первожрецом, когда ланкарнакский Храм с благословения самого Сына Неба объявил тебя богиней Аллианн. Конечно же после всего этого ты не можешь относиться к нему иначе, как с полным доверием!

Ориана прищурила темно-голубые глаза, и ее лицо с упрямо сжатыми губами сделалось строгим, сдержанным. Между тонкими бровями залегла складка. Леннар молчал. Ориана не выдержала первой:

– Если ты имеешь в виду странное исчезновение трех наших людей в транспортном шлюзе, ремонтом которого занят Элькан… И если ты имеешь в виду, что он, Элькан, способен саботировать работы по ему одному ведомым корыстным соображениям… Даже если допустить, что Элькан преследует цели, отличные от целей Академии, твоего ближнего круга и твоих, Леннар, то… То к чему же он может стремиться? Храм ненавидит его нисколько не меньше, чем тебя, но если ты в глазах многих уже стал почти что божеством, воплощением светлого Ааааму, чье истинное Имя неназываемо, то Элькан в их глазах всего лишь простой смертный. К тому же простой смертный предатель!

– Ну вот. А сама только что сказала, что он ну никак не может быть предателем, потому что…

Она гневно всплеснула руками, отчего накидка едва не слетела с плеч, открыв тонкие, нежные ключицы, и моментально перебила его:

– Ну давай экстраполируем точку зрения Храма на все, что нас волнует! Например, тебя они именуют, самое вежливое, Строителем Скверны, а также гнойным чирьем, уродующим тело Чистоты мира, тлетворным ветром из жирной задницы Илдыза, а равно сыном осла и муравьеда, уродищем из выгребной ямы миров, говорящим скопищем помоев и иными титулами, несть им числа! Весь этот сонм бранных имен и сейчас торжественно зачитывается с богослужебных возвышений во время общей молитвы!

Он умоляюще поднял раскрытую ладонь и медленно согнул один за другим все пальцы, давая тем самым знак, что сдается на милость победительницы. На лице предводителя Обращенных сверкнула широкая белозубая улыбка, делая его лицо совсем молодым, почти мальчишеским. Улыбка заострила профиль, осветила тонкие черты лица, наполнила темно-серые глаза мягким сиянием, отчего они стали казаться синими… Леннар дождался, пока Ориана умолкнет, и сказал:

– Верно, крепко ты меня любишь, раз натвердо вызубрила все эти чрезвычайно лестные для меня эпитеты.

– Не уводи разговор в сторону, – серьезно сказала она, все так же щуря глаза, что было верным признаком волнения. – Ты не договорил про Элькана. Ты не…

– Вот что, Ориана, я ничего не сказал относительно моего недоверия Элькану Более того, если бы я ему хоть в чем-то не доверял, разве я поручил бы ему такой важный фронт работ? И не важно, что изначально задача по исправлению транспортного шлюза, ведущего в мировое пространство, казалась мне достаточно несложной! И я могу ошибаться, в конце концов! Ведь я не бог, как это еще недавно говорили некоторые!

Она ответила немедленно:

– Милый, ты умный человек. Все это отговорки. В конце концов, если у тебя есть сомнения по поводу хода работ в шлюзе, пошли туда Квана О с отрядом воинов наку.

– Я думал над этим. Но это будет уже открытым выражением недоверия… Нет, еще не время. Я направлю туда Ингера… Да, это наилучшее решение. Тем более… – губы Леннара искривила короткая усмешка, – тем более там его сестра.

– Ах вот оно в чем дело! – воскликнула Ориана, не очень часто дававшая себе труд сдерживать вспышки эмоций. Ее лицо залил гневный румянец. – Так вот что! Неужели ты банально приревновал Элькана к Инаре, сестре Ингера, твоей бывшей любовнице, и теперь…

Леннар счел себя недостойным счастья выслушивать все это. Нет, в последнее время Ориана стала слишком импульсивной и нервной, и это так не похоже на прежнюю Ориану, плавную, спокойную, уверенную как в собственных силах, так и в собственной неотразимости. Наверное, то, что она едва не оказалась в плену у сардонаров и воочию увидела ужасы резни, развязанной этими еретиками в одном из городов Кринну, что-то изменило в ней, надломило психику и высвободило эти типично женские начала: переменчивость настроения, беспричинные вспышки ревности и гнева, болезненную чувствительность… Он прервал ее коротким нетерпеливым восклицанием. В этот момент появился Кван О. Он возник бесшумно, крадучись, с той хищной упругостью и стремительностью, которая заставляла иных сторонников Леннара невольно думать: каким страшным противником мог бы стать этот умный, осторожный, лишенный безрассудства своих соплеменников и в то же самое время безоглядно отважный воин наку, переметнись он на сторону врага.

Кван О вошел без предупреждения. Помимо Орианы только он как начальник охраны Леннара имел право доступа в личные апартаменты главы Обращенных. На его лысом черепе, разрисованном двумя совершенно симметричными тотемными татуировками, играли блики. Леннар поднял брови: бесцветные губы Квана О заметно подрагивали, и это служило явным признаком волнения. В последний раз Кван О испытывал такое волнение достаточно давно, в час после битвы, когда он собственными руками отрезал голову одному из захваченных дезертиров, тоже человеку с Нижнего уровня, из племени наку. Своему брату.

– Леннар, – без предисловий заговорил он, – только что сообщили из транспортного отсека Четвертого уровня. Из Ганахиды прибыла делегация Храма. Их приняли под охрану. Среди них братья-Ревнители в высоком сане и двое Стерегущих Скверну. Они хотят говорить с тобой.

– Я ждал этого, – просто сказал глава Обращенных. – И среди них есть здравомыслящие люди.

Кван О конвульсивно сжал пальцы на отполированной до блеска рукояти боевой секиры.