– Срезал. – Лось поскучнел. – Когда вылетаем, командир? Мне еще дела нужно посдавать. Ты ведь знаешь, я теперь важная шишка в королевской администрации, мне нельзя исчезать, все бросив. Особенно после того, как мы с тобой потратили столько усилий и рисковали головой, чтобы навести здесь порядок. А я сегодня очень важную информацию получил. У меня тут заговорщики всякие дела мутят, преступники, шайтаны всех мастей…

– Сдавай свои дела. Суток хватит?

– Постараюсь уложиться…

– Значит, завтра утром.

– Принял.

Отряхнувшись, они неторопливо двинулись к эскалаторам, обсуждая произошедшее.

– Посредственно сработал же, – говорил Пестрецов. – На троечку с минусом. Совсем бросил тренироваться? Я тебя раза три мог снять, особо не напрягаясь.

– Ну, и снял бы! – огрызнулся Лось. – Пожалел, что ль? Раньше я за тобой такой нерешительности не замечал, даже в спаррингах. Если хилый – сразу в гроб, – процитировал он древнерусского классика.

– Пожалел, дурак… – пробурчал Песец. – Одни вы у меня с Рысей остались из подразделения. Если своими руками вас перебью – с кем останусь? С правой и левой рукой?..

– И то верно.

– Вообще-то разрядник у меня был выставлен на парализующий минимум, – пояснил Родим. – Так, электрошокер. Что я, с ума сошел – лупить боевым зарядом на базаре, полном невинных людей?

– Ну, я примерно так и подумал. Хотя насчет «невинных» – это ты малость подзагнул, конечно. На местных торгашах пробы ставить негде. Короче, нету тут тех пресловутых десяти праведников, ради которых можно пощадить этот арабский Содом; Господь, жги!.. – Он посмотрел на Родима и содрогнулся. – Ну и рожа у тебя, командир! Ох и рожа! Мне как штатному мастеру маскировки совершенно необходимо знать, как ты ее себе сделал. Буду тоже себе такую делать… на детские утренники…

– Подарок от американских коллег. Точнее, взаимовыгодный обмен. Я знал, что эта игрушка тебя заинтересует. Всё расскажу и продемонстрирую, потерпи.

На первом этаже пострадавшие от схватки Родима и Казимира торговцы возмущенно галдели, обступив усталого пожилого полицейского. Увидев приближающихся приятелей, они заорали вдвое сильнее, тыкая в них пальцами. Полицейский сначала двинулся к Горностаям, сурово сдвинув брови, но, разглядев эфенди Алишера, причем мирно беседующим с недавним противником, замер чуть ли не по стойке «смирно», потеряв дар речи.

– Плохо у тебя полиция работает, – сокрушенно вздохнул Песец. – Вроде мы их вместе дрючили и воспитывали, а как я уехал, так всё вразнос пошло. Хотя бы один-то раз они должны были вмешаться.

– Хорошо у меня полиция работает, – возразил Лось. – Вышколены. Королевский рынок – это моя вотчина, я здесь море важной информации добываю. В столице вон уже слухи циркулируют, будто Его Величество лично ходит в народ, переодевшись в рубище, как Гарун аль-Рашид, узнаёт, так сказать, чем этот народ дышит… Ага, щас. Вот ему больше заняться нечем. Это я хожу в народ, я. Лично узнаю все сплетни и секреты. Поэтому все местные менты меня знают и мне подчиняются, чтобы не случилось ненароком какого недоразумения. Ну, то есть как знают: знают только, что я на самом деле очень важная шишка, приближенная к королевской администрации, возможно, работающая непосредственно на «Аламут». То, что «Аламут» – это я, им знать совершенно не обязательно. В общем, у меня тут полный карт-бланш. Так вот: когда мы с тобой махались, я всем встреченным ментам подавал секретный знак. Есть у нас тут такой тайный жест «Не вмешивайтесь». Мало ли, что у меня за секретная операция с вражескими агентами происходит, что за хитрую комбинацию я разыгрываю. Сначала-то я хотел взять тебя живьем и выяснить, кто ты вообще такой и зачем по мою душу. Потом уже опознал тебя по стилю боя. В обоих случаях полиция мне была совершенно без надобности. Поэтому я их и заворачивал…

Под недоуменные взгляды бармена и официантов они вернулись в «Бар», который совсем недавно покинули с таким шумом, и расположились за стойкой.

– Моему другу – того же, что и мне, – распорядился Лось. – И мне тоже повторить. Разрушенное включить в счет.

– Не сомневаюсь, что после того, как ты стал их завсегдатаем, им пришлось внести в меню многие новые пункты, – заметил Песец. – Насчет стоимости битой посуды, проломленных стен и закопченного потолка.

– Сегодняшний счет в «Баре» – это та вещь, которая беспокоит меня менее всего остального, – отозвался Витковский. – Мы же половину Королевского рынка вдребезги разнесли! Того самого рынка, который я обязан в числе прочего королевского имущества оберегать и лелеять. Порезвились, называется! А ведь за мной еще должок висит в виде бутылки золотого песку. Это всё слишком дорого даже для всемогущего главы службы безопасности…

– Ну, не скули давай, – строго осёк Пестрецов. – Его Величество охотно возместит из госбюджета ущерб всем, кто пострадал от нашей разминки. А узнав, кто вернулся к тебе погостить, на радостях еще и удвоит сумму. Если только… – Он озабоченно нахмурился. – Если только на тех полотнищах в атриуме не было цитат из Пророка, конечно. Тогда нам остается только бежать. За осквернение Корана, насколько я понимаю, смертная казнь.

– Да нет, какие еще цитаты из Корана на рынке? Четверостишия Хайяма… – отмахнулся Лось. – Но и насчет удвоенной суммы – это, конечно, тоже очень вряд ли. Напомнить тебе, после скольких недель одиночной камеры в подземельях «Аламута» ты улетал отсюда в прошлый раз?

– Его Величество – рассудительный человек. Ты вон после стольких же недель одиночной камеры вообще стал начальником его службы безопасности, и ничего.

– Кто на что учился, – самодовольно хмыкнул Казимир. – Впрочем, ты прав. Если сначала Рашад был очень расстроен тем, что мы насильно возвели его на трон, и страшно переживал, то сейчас он, кажется, вошел во вкус власти. Так что запросто может и щедро отблагодарить, как меня. Видал, как он самозабвенно руководит, какие болезненные реформы двигает? Местная знать только покряхтывает. Но все равно полагает, что это куда как лучше, чем разорительные закидоны его покойного братишки… – Витковский хлопнул себя по коленям. – Ладно! Чем я занимался все это время, ты приблизительно уже знаешь. Наверняка сначала навел агентурные справки. А сам куда исчез после того, как мы наладили тут нормальную службу безопасности? Поехал в отпуск – и пропал…

– Не поверишь, – сказал Родим. – Вернулся на свою глухую ферму посреди леса, коровок выращивать.

– Не поверю, – согласился Казимир. – Впрочем, я ребенок городской, мне вообще сложно вообразить кайф от унылой одинокой возни в навозе.

– У наших коровок не навоз, – задумчиво проговорил Пестрецов, – у них едкий секрет зеленого цвета. Кислотный. На руку попадет – неделя незабываемых ощущений гарантирована. – Он вытянул вперед руку, покрытую светло-коричневыми пятнами. – Я крестьянский сын, конечно, пятый в семье, мне проще…

– Все равно, – упрямо мотнул головой Витковский. – Даже для тебя это слишком. После всего, что мы пережили – взять и снова запереть себя в глухомани. Себя, идеальную боевую машину… Я понимаю еще – после Дальнего Приюта, но после Тахомы и Панеконта, когда мы показали всем этим уродам так любимую вами, русскими, la mère de la Kuzka^[1]…

Песец поморщился.

– Я раздал свои долги, – нехотя проговорил он. – На Тахоме – за Дальний Приют. На Панеконте – Александру Михайловичу, за высокое доверие и поддержку, оказанные на Тахоме. А потом попросил императора отправить меня в почетную отставку. Так сказать, положить туда, откуда взяли. Хотя бы на время, с клятвенным обещанием перевести дух, вынырнуть через годик и устроиться преподавать в военную академию. Прости, что не попрощался – не думал, что вообще решусь на такое. Мне нужно было привести мысли в порядок.

– Привел? – насмешливо осведомился Казимир. – Судя по всему, отставки тебе Александр Михайлович так и не дал. Только большой отпуск. Иначе ты бы сейчас ко мне не приехал.

– Да что же я, к хорошему другу не могу просто так в гости приехать?! – возмутился Песец. – Ты мне еще водку должен, между прочим!

– Это аргумент! – заржал глава королевской безопасности Аль-Сауди. – Но все же, кроме шуток: за каким чертом ты здесь? Особенно когда тебя уже перестали здесь ждать?

– А! Ты же, небось, не знаешь! – оживился Родим. – Новости через Галактику плохо добираются! Светка замуж выходит.

– Наша Светка?! – на всякий случай уточнил ошеломленный новостью Витковский. – Рыся? За этого своего гангстеришечку, к которому она вернулась после Панеконта?!

– За команданте Глама, – уточнил Пестрецов. – Главу рейнджеров Саггети. Он уже давно не гангстеришечка.

– Исключительно с подачи Светки! Она его тренирует, обучает, вправляет ему мозги. Что она ему в уши дует, то он и делает.

– Светлана Кирилловна серьезно повлияла на господина Саггети, – согласился Песец. – Способствовала его духовному росту, так сказать. Теперь он уважаемый человек и без пяти минут мэр Тахомы. Зачем ты грязно злословишь у него за спиной?

– Не знаю. Тебя хочу поддержать в твоем негодовании? – Лось пожал плечами. – Значит, ты летишь к ним на свадьбу и меня приглашаешь? Что планируешь делать по прилете – прикончишь обоих? Меня собираешься поставить на шухере или доверишь столы переворачивать?

– Зачем? – удивился Родим. – Я похож на больного ублюдка? Никто тут не негодует, это тебя кто-то обманул. Светка – взрослый человек. Я ее очень ценю как боевую единицу и уважаю как сильную женщину. Что у нас там было с ней до Дальнего Приюта в романтическом плане – оно всё там и осталось. Стать миссис Саггети – это ее выбор, и я не собираюсь в него вмешиваться. Но нас с тобой приглашали на свадьбу, и было бы невежливо отказаться от приглашения. Мы ведь втроем – почти семья. Да и Гламу уже не совсем чужие – после того, как пару раз спасли его тощую задницу.

– Ты все-таки расскажи мне, для чего мы летим на самом деле, – попросил Казимир. – Чтобы я был в курсе. Представляю, с каким удовольствием ты разрушишь эту свадьбу, когда Светка узнает о новом задании Александра Михайловича…

– Я ведь уже сказал тебе, что «больной ублюдок» – это не про меня. Я ничего разрушать не буду. Просто объясню ей суть очередной просьбы Александра Михайловича, после чего она имеет полное право отказаться и заняться обустройством своего женского счастья. Она уже давно расплатилась со всеми долгами, как и мы с тобой, и теперь имеет право поступать только так, как считает правильным сама. Светка больше никому и ничем не обязана. Она свободный русский человек. Так что я лишь передам просьбу Его Величества, а дальше пусть уже решает сама.

– Ты все-таки ублюдок, – вздохнул Витковский. – Потому что прекрасно знаешь, что Светка не откажет ни тебе, ни тем более Александру Михайловичу. Ты уже заранее знаешь, что сдергиваешь девку с супружеского ложа в первую же брачную ночь.

– Отчего же, – размеренно проговорил Родим. – Мы ведь не звери. Можно и во вторую. Только задерживаться на третью нам уже точно не стоит. О жизни гражданских речь идет.

– Ну, ладно. Не станем задерживаться и мы, раз такое дело. Только пусть нам тогда принесут сначала еще кумганчик кофе. Представляешь, эти мерзавцы так блестяще его готовят, что мне даже и возразить-то особо нечего. А внятного кофе мы, похоже, вскоре снова будем лишены на неопределенный срок…

У столика предупредительно кашлянул официант:

– Эфенди Алишер, там у дверей команда спецназа. Вызвал кто-то из охранников рынка. Не верят, что у вас всё хорошо…

– Пригласи их командира сюда и приготовь третий кальян, – заявил Казимир. – Их забыли предупредить, что тревога учебная.

– Слушаюсь, эфенди. – Официант испарился.

– Ты ведь не возражаешь? – поинтересовался Лось у Пестрецова.

– Против достойного эфенди, командира спецназа? Нет, конечно.

– Хорошо. Заодно и познакомлю…