В этом была своя правда, поэтому ротный молча кивнул и выскочил на улицу.

На улице было тихо. Это означало, что им удалось-таки взять немчуру без шума, что, несмотря на всю их подготовку и боевой опыт в подобных операциях, было отнюдь не гарантировано. Всегда существует вероятность в самый неподходящий момент нарваться на кого-то поднявшегося по нужде или там хлебнуть водички, либо просто страдающего бессонницей. Но, похоже, обошлось. Головатюк еще секунд пять настороженно прислушивался, но никаких посторонних звуков слышно не было – так, легкий топот, приглушенный матерок, стук калитки… И старший сержант облегченно выдохнул.

Единственный выживший немец обнаружился в том доме, который должны были брать разведчики. Он сидел за столом, сверкая огромным, в пол-лица, фингалом, и, испуганно пялясь на комбата, что-то торопливо блеял на немецком. Головатюк окинул цепким взглядом горницу, заметив темную лужу под подоконником, на котором стоял немецкий полевой телефон, щербины на косяке, осколки глиняной посуды на полу, похоже, наскоро отодвинутые в сторону ногой, и едва заметно скривился. Да уж, похоже, разведчики, несмотря на всю их подготовку, все-таки слегка облажались. Иначе почему пленный только один?

Прямо напротив беспрерывно бормочущего немца над столом, на котором была разложена карта-склейка, склонился комбат, время от времени изредка бросая даже не говорливому фельдфебелю, а как бы в пространство, редкие уточняющие вопросы и попутно что-то помечая на карте. А у дальнего конца стола, в углу, почти скрытый тенями, молча сидел старший лейтенант Коломиец.

Что там интересного немец рассказывал, Головатюк не знал, потому как немецким языком не владел. Пока. Но изучать его он уже начал, так как комбат не так давно сказал, что знание языка своего врага дает больше возможностей ему противодействовать. После этого Головатюк отыскал в школьной библиотеке русско-немецкий словарь и начал учить из него слова. Потихоньку. По десять слов в день. Сначала по алфавиту, а потом, когда капитан застал его за этим занятием и кое-что посоветовал, уже по-другому – так, как ему посоветовал комбат. То есть выписав пять сотен наиболее нужных ему для общения с пленными немцами (а с какими еще ему придется разговаривать-то?) русских слов, и теперь заучивая их перевод на немецкий. Пока получалось заучить не очень много, но старший сержант старался.

Коломиец быстро доложил результаты боя за свою роту и вышел из избы. Комбату явно было не до него, а все приказы насчет того, чем и как надо было сейчас заняться, уже были отданы. И, поскольку операцию удалось осуществить, как и планировалось, – тихо и не встревожив немцев, – никакой корректировки они не требовали.

Следующие два часа были заполнены всяческой суетой. Сначала собрали все, нашедшиеся не только у немцев, но и вообще в деревне, стеклянные бутылки и начали заполнять их слитым с немецких грузовиков бензином. Комбат придавал зажигательным снарядам в предстоящей операции очень большое значение, потому в первую голову озаботились именно этим. Параллельно начали заниматься и трофеями. Все имеющееся оружие и боеприпасы (которых оказалось не то чтобы и много – все ж таки ремонтники, а не боевое подразделение) были собраны и увязаны во вьюки. Их потом планировалось отнести подальше в лес и устроить схрон. Кто его знает, как оно дальше повернется. А ну как пригодится… им самим, если они вдруг будут возвращаться через эту местность (хотя это, вроде как, не планировалось), или там местным. Партизанский отряд, скажем, организовать… Шанцевый инструмент был роздан местным с советом пока припрятать подальше. Ремни, сапоги, чистое нательное белье, хранившееся в одном из грузовиков, фляги, ножи и штык-ножи, часы, бинокли и все подобное снаряжение было собрано, посчитано и распределено среди личного состава. Грузовики же и остальное имущество немецкой ремонтной роты, оприходовать которое не представлялось возможным, начали готовить к уничтожению. Как и все найденное в них оборудование и инструмент, за исключением ручного, который также передали местным все с тем же советом… Для чего в лес было отправлено два взвода, с задачей заготовить необходимое количество дров, которыми потом должны были обложить грузовики и поджечь. Кроме того, была проведена ревизия всех имеющихся у немцев запасов продуктов. Немецкие сухие пайки тут же раскидали по «сидорам»^[8], а все скоропортящиеся продукты пустили в общий котел.

Через два часа, выпотрошив фельдфебеля и определившись с целями, комбат вызвал командиров рот и поставил задачу на ближайшую ночь. В каждой роте было приказано сформировать по восемь диверсионных групп, которым предстояло отработать по выявленным в процессе допроса пленного тыловым объектам наступающей немецкой группировки. Наиболее важными из них комбат считал железнодорожную станцию, на которой торчал целый эшелон с боеприпасами для стрелкового оружия, танковых орудий и артиллерии, а также полевой топливный склад, который немцы разместили на территории бывшей районной МТС.

– Если сможем уничтожить даже эти два объекта – очень сильно немцев притормозим, – сказал комбат. – А уж если и большую часть остальных…

И Головатюк был с ним полностью согласен. Оставить двинувшиеся в наступление войска без горючего и боеприпасов… м-м-м, лакомая добыча. Впрочем, ни одной ротной диверсионной группы на эти объекты назначено не было. По станции должны были работать минометчики, прикрытие которых осуществляла половина разведвзвода, а на топливный склад командир нацелился сам, со второй половиной разведчиков. Ну, да и охрана на этих двух объектах, судя по тому, что рассказал фельдфебель, должна была быть довольно серьезной – не меньше роты на каждом, а на станции еще и батарея зениток. Остальные же объекты атаки представляли из себя куда менее защищенные цели – в основном тыловые и транспортные подразделения, полевые склады и тех же ремонтников. Так что диверсионные группы, вооруженные только стрелковым оружием, гранатами и десятками готовящихся сейчас бутылок с зажигательной смесью, должны были справиться с ними без особенных потерь, даже без поддержки такого мощного оружия, как минометы… или лично капитан Куницын.

К некоторому разочарованию Головатюка в этом перечне не оказалось ни одного штаба или боевого подразделения. Но чем вызвана такая несправедливость, он интересоваться не стал. Командиру виднее.

Около десяти часов утра зазвонил полевой телефон, установленный в той избе, в которой квартировало начальство немецких ремонтников. Головатюк как раз только прибыл на доклад по сформированным диверсионным группам. Сидевший рядом с телефоном фельдфебель вздрогнул и испуганно уставился на сидевшего за тем же столом, на углу которого сейчас был установлен убранный с подоконника полевой телефон, капитана Куницына. Тот кивнул на аппарат:

– Bitte schön^[9].

Фельдфебель сглотнул и осторожно снял трубку.

– Ja?^[10]

Из короткого разговора выяснилось, что руководство отдало приказ подготовить ремонтно-эвакуационную команду. В подразделениях первого эшелона серьезные потери боевой техники, так что как только удастся оттеснить обороняющихся унтерменшей, следует срочно приступать к эвакуации и скорейшему восстановлению подбитой техники. Фельдфебель ответил, что приказ принят к исполнению.

– Ну что ж, – задумчиво произнес комбат. – Минимум час-два у нас есть. А если наши продержатся подольше – то и поболее. Как там с обедом?

– Старшина говорит, минут через двадцать будет готов.

– Отлично. Тогда передай Иванюшину – кормите людей и укладывайте спать. Всех, кто не задействован в подготовке. И задействованных тоже – по мере того, как будут освобождаться. Вечер и ночь у нас планируются очень напряженными… да и не только они. Вполне возможно в ближайшую пару суток всем нам придется хорошо побегать и почти не спать.

Следующий звонок с ценными указаниями от немецкого командования раздался около двух часов дня. Командир как раз успел переговорить с местными, которых немцы на время своего пребывания в деревне выселили из изб в хлева и сараи, и уточнить как сведения, полученные допросом пленного фельдфебеля, так и то, чего он знать не мог – то есть состояние дорог, проходимость леса в районах расположения атакуемых объектов, пути подходов и так далее. Потом собрал командиров для постановки задачи, так что свидетелями этого разговора оказались все командиры.

Фельдфебель, несколько успокоившийся вследствие того, что его тоже покормили (ну не будут же тратить еду на того, кого собираются убить?), ринулся к трубке с таким рвением, что даже уронил ее на пол. После чего испуганно уставился на комбата как кролик на удава. Но капитан только махнул рукой, мол, не нервничай, делай порученное тебе дело хорошо – и все будет нормально. Немец облегченно выдохнул и поднес трубку к уху, после чего около минуты выслушивал то, что ему вещали. Динамик у немецкого телефона был отличным, куда лучше советского УНА-Ф-31^[11], так что речь немецкого начальства была слышна.

Когда монолог начальства был, наконец, закончен, фельдфебель коротко пролаял в трубку:

– Ja, ja, natürlich, herr kapitan!^[12]

После чего аккуратно положил ее на аппарат и уставился на капитана испуганным взглядом. Комбат на мгновение задумался, а затем протянул руку и… резким движением оторвал провода от телефона. После чего снова сфокусировал взгляд на сидевших вокруг стола командирах подразделений и пояснил:

– Начальство нашего фельдфебеля требует выслать ремонтно-эвакуационную группу с двумя тягачами. Похоже, наши немчуру хорошо проредили, но все-таки и нас сумели оттеснить с занимаемых позиций, – капитан на пару мгновений задумался, а затем хлопнул ладонью по столу. – Что ж, первый этап будем считать законченным. Теперь надо ждать связистов и… разъяренного начальника, прибывшего выяснять, почему затребованная им эвакуационная команда так и не выдвинулась. Но я думаю, часа два у нас есть. А если сможем аккуратно перехватить связистов и прибывшего разбираться начальника – то и все четыре, – капитан Куницын сделал паузу, а потом улыбнулся. – Ну а нам больше и не нужно. Так, Головатюк!

– Я! – старший сержант едва не вскочил, вытягиваясь в струнку, но сумел удержаться и отреагировать, как положено ротному. То есть солидно.

– Твои люди сейчас в дозорах?

– Так точно! Два часа назад сменили первую роту.

– Проинструктируй их, чтобы смотрели в оба, но прибывшее начальство не трогали. Будем готовить ему встречу здесь, в деревне. Канареев!

– Я! – тут же отозвался командир разведвзвода.

– А ты вышли группу навстречу немецким связистам. Пусть прогуляются вдоль телефонного кабеля. Но недалеко. Как присмотрят местечко для засады – пусть замаскируются и подождут там. Если получится – захвати кого-нибудь для допроса. Но не рискуй. Если будут хоть какие-то сомнения в том, что сможете сделать захват тихо – просто валите всех. Сейчас намного важнее, чтобы как можно дольше все оставалось спокойно, нежели еще один язык. Понял?

– Так точно!

– И не забудь выслать пару бойцов – перекрыть немцам направление отхода. А то отойдет кто из связистов за пару минут до схватки отлить в сторонку, а ты его и упустишь.

– Обижаете, товарищ капитан… – протянул Канареев.

– Ну, смотри у меня… – капитан задумался, а потом снова повернулся к ротному-два. – У тебя кто командир первой группы? Потапов?

– Так точно!

Комбат задумчиво кивнул, похоже, не столько старшему сержанту, сколько своим мыслям.

– У тебя же одна группа в резерве?

– Так точно! – вновь повторил ротный-два.

– Передашь ей объект Потапова. А его группу оставим здесь. В засаде. Если начальство задержится и не появится до нашего отхода, они должны будут его принять по-тихому и обеспечить нам еще кое-какой временной запас. Чем позже немцы узнают, что у них в тылу появились мы, тем легче нам будет этой ночью. Так что пусть готовится. Потапова – ко мне, проинструктирую лично. Остальным – начало выдвижения через три часа. Подъем – через два. Перед выдвижением будет еще один прием пищи, а то когда в следующий раз удастся покормить людей горячим – один бог ведает. По поставленным задачам вопросы есть?

В ответ все отрицательно загомонили.

– Ну что ж, хорошо. Доведите приказ на операцию до подчиненных. И еще раз подчеркну – пусть командиры групп очень внимательно спланируют отход. Уничтожить объект – только полдела. Даже отойти от него без потерь – только три четверти. Нам нужно, чтобы после этого немцы еще и искали бы нас там, где нас на самом деле не будет. Вот тогда можно считать, что мы выполнили все наши задачи на сто процентов. Тем более что шанс у нас на это есть. И большой. Не думаю, что немцы сегодня имеют здесь, в прифронтовой полосе, специально обученные подразделения, предназначенные для поиска и задержания диверсантов. А вот через пару дней я уже не буду в этом уверен. Так что нам надо выжать максимум возможного из имеющегося у нас в данный момент временного преимущества… Ладно, свободны.

Группу из трех человек, выдвинутую для восстановления связи, разведчики приняли тихо. В итоге через два с половиной часа после последнего состоявшегося сеанса телефонной связи на лавке в штабной избе вместе с фельдфебелем-ремонтником был усажен еще и унтер-связист. Остальных разведчики в плен не брали. Новых данных связист практически не сообщил, только уточнил последние сведения по дислокации уже отмеченных на карте по итогам допроса фельдфебеля подразделений. Особых изменений пока не было. Это было объяснимо: по рассказу унтера выходило, что немцам удалось оттеснить подразделения сто пятьдесят первой дивизии с занимаемых позиций, но фронт пока прорван не был. Поэтому никакие тыловые подразделения, на которые и планировались налеты, с места пока не сдвинулись… А вот потери на данном этапе наступления уже оказались куда большими, чем ожидалось. Вышестоящее немецкое командование было сим фактом страшно раздражено и усиленно передавало это раздражение по всем доступным каналам связи, отчего осведомленность унтера и оказалась столь широкой…

Начальство же ремонтников в лице тыловика-гауптмана появилось еще через полтора часа после связистов. Как видно, так и не дождавшись ни ремонтно-эвакуационной группы, ни восстановления связи, тот решил лично отправиться поторопить подчиненных.

К тому моменту батальон уже начал выдвижение из деревни. Сигнал от секрета на дороге пришел аккурат в то время, когда большая часть батальона уже скрылась в лесу, а хвостик из пяти десятков бойцов, в основном из состава минометной батареи и комендантского взвода, все еще преодолевал выпас, располагающийся между задними дворами и опушкой леса. Головатюк, решивший остаться с группой Потапова, чтобы проконтролировать засаду и последующий отход, выскочил из избы и, проскочив огороды, громким свистом привлек внимание комбата, двигавшегося в колонне батальона вместе с комендантским взводом. Тот резко развернулся и, правильно интерпретировав жест ротного, движением руки подал сигнал «залечь». То, что произошло потом, наполнило сердце старшего сержанта гордостью за свое подразделение. Несколько десятков бойцов мгновенно упали в траву там, где стояли. Замешкалось только человека три-четыре из нового пополнения. Нет, боевой язык жестов все они также знали – зачет по нему был одним из первых среди тех, которые они сдали. Но одно дело доложить знание сигнала на зачете, а другое – суметь мгновенно отреагировать на него в боевой обстановке. Вот парни и замешкались… Ну да ничего, опыт – дело наживное. Мы научились – и эти научатся.

Так что к тому моменту, когда «кюбельваген»^[13] с гауптманом, в сопровождении двух мотоциклов с коляской, похоже, приданных гауптману на случай неких непредвиденных обстоятельств, въехал в деревню, в ней ничего не показывало присутствия русских солдат. А вот признаков присутствия немецких было хоть отбавляй. Причем, все они были вполне себе безмятежными – на натянутой веревке было развешано на сушку десяток нижних рубах и четыре мундира, на дальней околице два человека, по пояс голых, но в немецких галифе и сапогах, рубили дрова и укладывали поленницу, а в распахнутых воротах одного из дворов носом на улицу стоял «Бюссинг-НАГ», занимая весь проем ворот. Водителя в кабине грузовика не было, но со двора слышался какой-то звон железа по железу и рев фельдфебеля, на чем свет стоит костерившего каких-то «безруких идиотов».

Гауптман, вылезший из кабины остановившегося «кюбельвагена», услышав эти перлы, зло сплюнул и решительным шагом двинулся к полуоткрытой калитке. А немцы на мотоциклах, до того настороженно зыркавшие по сторонам, облегченно расслабились и обменялись понимающими улыбками. Похоже, ничего серьезного, что предполагало начальство, из-за чего их экипажи оторвали от подготовки к выдвижению и отправили на сопровождение этого капитана, здесь не произошло. А вот эти толстожопые ремонтники явно нарвались на нехилую разборку. Один из пулеметчиков откинулся назад, выудил из кармана брюк пачку сигарет и что-то проорал двум «дровосекам»… А в следующее мгновение со стороны приоткрытых ставень той самой избы, возле которой они остановились, послышалось приглушенное: «Сз-тынс…» – и практически сразу же еще несколько: «Сз-тынс, сз-тынс, сз-тынс-с-с…»

Когда Головатюк, бросив самострел со спущенной тетивой, выскочил на улицу, все уже было кончено. Все четверо мотоциклистов, получив по болту, изготовленному из заточенного шомпола трехлинейки еще к моменту их первого нападения на концлагерь (ой как давно это было), были быстро добиты ножами бойцами группы Потапова. Гауптмана приняли еще раньше, сразу после того, как он вошел в калитку. Старший сержант облегченно выдохнул и утер пот.

– Ну что ж, Головатюк, – удовлетворенно произнес комбат, отчего-то оказавшийся за калиткой, в которую вошел гауптман, а не на выгоне, где его последний раз видел ротный. – Похоже, ты подарил себе и нам еще не меньше пары часов. А вот потом – жди гостей. Не думаю, что они еще раз полезут столь незначительными силами в «черную дыру», где тихо и бесследно исчезают их связисты, ремонтники, офицеры и – он окинул взглядом пару оставшихся без седоков мотоциклов – мотоциклисты. Так что мишеней для стрельбы у вас будет предостаточно. Но ты не увлекайся, постреляй – и ходу. У нас еще очень много дел, – он покосился на гауптмана и закончил: – Впрочем, я у тебя тоже еще немножко задержусь, поговорю с господином гапутманом. Может, что интересное расскажет. А ты… знаешь, что – отгоняй «Бюссинг» и «кюбельваген» с мотоциклами к остальным машинам и зажигай их. А то кто знает, может, немцы и быстрее появятся. А нашему костерку время нужно, чтобы разгореться как следует. Чтоб уж точно все собранное не смогли реанимировать никакими ремонтами – только в переплавку…