«Было так жестоко поманить меня всем тем, что ты мне когда-то дал, а потом все это отобрать», – думал Брайс, но был ли такой упрек справедлив? Не по вине Яннема Брайс почти лишился способности к магии. Нет, конечно, он все еще мог колдовать. Мог наслать сонные чары на брата, когда того вконец замучивала бессонница, мог окутать королевский кабинет пеленой, защищающей от подслушивания, мог даже накинуть на свое лицо маску-иллюзию, благодаря которой от него перестала бы шарахаться собственная жена. Но он ни за что на свете не сумел бы больше сомкнуть скалу или удерживать трескающийся лед на поверхности озера. Брайс Митрильский все еще был магом, вполне неплохим, даже хорошим. Но больше не великим.

Такова оказалась его расплата за игры с Тьмой. Всё это – и еще пальцы на правой руке, укороченные на длину первой фаланги.

С лордом Айвором Глендори Брайс встретился в своих покоях. Он занимал целое крыло в восточной части замка, между королевскими покоями и комнатами, отведенными леди Катрионе. Была у него и собственная приемная, у порога которой, дожидаясь аудиенции Старшего Лорда-советника, часами топтались придворные – разумеется, не каждый день, а в строго оговоренное время. Брайса от всей этой придворной бюрократии просто тошнило. Но Яннем считал, что чем строже этикет, тем лучше он дисциплинирует придворных, служа пикантной приправой к острому блюду непреходящего страха. Брайс с ним не спорил. Он дьявольски устал от споров с Яннемом за эти пять лет, если уж начистоту.

Лорд Айвор, на правах близкого родственника, не топтался в прихожей, а прошел в приемную и в ожидании зятя потягивал вино из золоченого кубка. При появлении Брайса он поднялся на ноги, но не слишком поспешно – хоть Брайс и был выше его по положению, однако, будучи мужем его дочери, приходился ему вроде как сыном, потому обязан был проявлять сыновнюю почтительность к новоявленному «родителю». Брайс порой думал, что Яннем категорически не хотел сам жениться на Катрионе именно потому, что не вынес бы этой снисходительности от Айвора Глендори. Конечно, можно его просто казнить, но, Светлые боги, сколько можно рубить головы всем неугодным? Особенно если уж решил с ними породниться. Нет, Яннему пришлось бы терпеть эту едва заметную снисходительность, завуалированные поучения и немногословные упреки, на которые лорд Айвор, как представитель и неофициальный вождь старой аристократии, традиционалист и консерватор до мозга костей, был всегда так щедр. Не менее щедр, чем на тумаки для своей зашуганной дочери. Брайс мечтал, как однажды вырвет из холеных рук тестя трость с малахитовым набалдашником и просто отходит его ею по спине как следует, от души.

Мда, что-то слишком уж часто его тянуло в последнее время на рукоприкладство и разгром мебели. Не слишком хороший знак.

– Приветствую вас, сын мой, и поздравляю от всего сердца с рождением вашего первенца, – елейно изрек лорд Айвор, неторопливо поднимаясь Брайсу навстречу, и раскрыл объятия.

Брайс опять сцепил зубы и вытерпел отеческую ласку, как и всегда, всякий раз готовясь, что, завершив объятие, лорд Айвор воткнет ему в спину отравленный нож. Айвору Глендори было немного за пятьдесят. Это был статный, совершенно седой мужчина с благородным лицом, наводившим на подозрения, не прижила ли его супруга леди Катриону от дворового конюха. Она ничем не походила на отца, так и пышущего здоровьем, силой и благородством. Брайс знал, что он мечтает о троне, все это знали, но лорд Айвор был слишком умен, чтобы надеяться свергнуть правящую династию, даже при поддержке старой аристократии, недовольной Яннемом. Он не собирался затевать мятеж, но продолжал оставаться костью в горле, подогревая неусыпное недовольство в своих сторонниках и не позволяя Яннему просто выдохнуть и править так, как он считал нужным. И после того как Глендори породнились с короной, это почти не изменилось, просто критика и нападки Глендори и его клики стали менее явными, вот и все.

Но что-то определенно изменится теперь, когда у Брайса есть сын. А у Яннема – все еще нет.

– Вы ведь удивлены не меньше моего, правда? – спросил Брайс, беря стоящий на столе графин с вином и наливая себе тоже. – И не меньше Яннема. Как и он, вы считали, что Катриона неспособна родить мальчика. Поэтому так легко согласились, чтобы она вышла за меня, а не за моего брата.

Лорд Айвор задумчиво сощурился, поглаживая набалдашник трости. В первые месяцы после брака он осторожно прощупывал почву, пытаясь выяснить, не появится ли теперь возможность привлечь Брайса на свою сторону, тонко используя зревшее в нем недовольство. Но очень быстро понял, что эти попытки тщетны, и бросил их. Теперь Брайс не сомневался, Глендори возобновит свои поползновения. И был готов пресечь их в зародыше.

– Я так и знал, что вы обо всем осведомлены, сын мой, – протянул лорд Айвор, искоса поглядывая на зятя. – В самом деле, наш придворный маг-лекарь давно предупреждал меня, что моя дочь скорее всего окажется неспособна продлить наш род по мужской линии. Та же неведомая напасть поразила и ее мать, мою супругу. Как вы знаете, у меня нет сыновей, хотя я счастливый отец пяти прекрасных дочерей. И вам отдал прекраснейшую. Мое самое ценное сокровище.

– Которое вы лупили палкой за любую провинность, как и четыре остальных ваших сокровища, – сухо напомнил Брайс.

Лорда Айвора слегка перекосило. Брайс не давал себе труда играть в сыновнюю почтительность, когда они оставались наедине, хотя на людях свято соблюдал этикет – ради брата и отчасти ради Катрионы, а вовсе не ради этого склизкого гада, который называл его «сын мой» с таким видом, словно имел на это право. Брайсу не впервые подумалось, что лорд Айвор чем-то напоминает ему виконта Эгмонтера – то есть теперь уже герцога Эгмонтера, насколько он слышал. Та же елейность, скользкость, абсолютная безжалостность и неразборчивость в методах, когда доходит до достижения поставленных целей.

Но Эгмонтера Брайс в свое время одолел. Справится и с лордом Глендори.

– Прошу заметить, – проговорил лорд Айвор, – что ваш с Катрионой сын – единственный наследник мужского пола, родившийся от женщин Глендори за последние сорок лет. До этого последним был мой младший брат Кевин, умерший во младенчестве. Нам обоим, и вам, как отцу, и мне, как деду, надлежит беречь вашего мальчика, словно зеницу ока. Кстати, могу я узнать, как вы нарекли моего внука?

– Узнаете. На церемонии освящения, как и все. И я не вполне понимаю, на что вы намекаете, мой лорд. Уж не на то ли, что мой брат король может приказать удушить моего сына во сне?

– Ну что-о вы, сын мой, – протянул лорд Глендори, обвивая набалдашник трости длинными и сухими, словно паучьи лапы, пальцами. На костяшках виднелся сухой белый пух, лишь усиливавший подобную ассоциацию. – Все мы знаем, что для нашего славного короля родная кровь – превыше всего. Именно родная, а не чистая…

– Только не начинайте сейчас, – предупредил Брайс. – Мы неоднократно обсуждали это, и я не желаю снова выслушивать ваши жалобы. Митрил изменился, и по-вашему уже никогда не станет. Смиритесь и оставьте меня наконец в покое.

– О, я смирился, – вздохнул лорд Айвор. – Что же еще остается. И в знак моего глубокого почтения прошу лишь о единственной милости. Испросите у короля позволение, чтобы ваш сын прошел обряд освящения в часовне Светлых богов, что находится в замке Корстли.

Брайс внимательно посмотрел на тестя.

– То есть в вашем родовом замке. Как интересно. Зачем?

– Затем, что, как я уже сказал, это великий день не только для правящей династии, в которой родилось новое поколение – пусть и не по прямой линии, – но и для рода Глендори. Если Светлые боги подарят нашему королю и его юной супруге сыновей, то вашему сыну, конечно, никогда не сесть на трон Митрила…

– Разумеется, – очень холодно сказал Брайс. – Как и мне.

– Но ваш сын совершенно точно наследует титул герцога Глендори. Я уже слишком стар, чтобы обзаводиться новой женой, которая, возможно, смогла бы родить мне сыновей.

«Да, а еще ты смертельно боишься кровной мести нынешней леди Глендори, если она тихо умрет в своей постели», – подумал Брайс, но вслух решил этого не говорить. Грубая прямота тоже имеет свои пределы, за которыми превращается не просто в хамство, а в глупость. Брайс терпеть не мог своего тестя, но не хотел делать его своим открытым врагом. Это только повредило бы и ему, и Яннему.

– Что ж, рад за моего сына, – проговорил он. – Он и принц Митрильский, и будущий герцог Глендори, и сын некогда самого сильного в Митриле мага, и племянник короля, который боится проливать родную кровь. Как же ему повезло. Но я его отец, а вы – только дед. Поэтому он прежде всего принц Митрила, а только потом будущий герцог Глендори. И если вы воображаете, что я вам его отдам…

– Что это значит, сын мой? – потрясающе натурально изумился лорд Айвор. – Я вовсе не собираюсь его у вас отнимать! Я лишь прошу, чтобы вы и ваша супруга, моя любимая Катриона, а также, возможно, и его величество, почтили замок Корстли визитом. Обряд может провести сам Лорд-пресвитер. Я прошу, чтобы голову мальчика окропили священной водой на землях моего рода. Быть может, это нарушит горький сорокалетний уклад нерождения сыновей, поразивший мой род… У меня ведь есть еще дочери. Что, если Катрионе удалось сломить лежащее на нас проклятие?

Брайс закусил губу. Отчасти такая просьба была и впрямь понятна. С другой стороны, замок Корстли лежит глубоко в горах, в самом верху плато Хельгери. Это один из наиболее неприступных замков в Митриле. Он прекрасно укреплен, и там стоит крупный гарнизон, – не считая вассалов лорда Айвора, которые по первому зову предоставят ему ополченскую гвардию. Может ли лорд Айвор использовать освящение младенца как предлог, чтобы выманить Яннема с Брайсом из столицы? С одной стороны – да. С другой – что это ему даст? У него нет ни формальных оснований, ни ресурсов для захвата власти. В Эрдамаре сильная армия, лорд Фрамер королю беззаветно верен, да и в своих генералах и капитанах Брайс, как маршал, не сомневался. Даже выманив их с Яннемом из столицы, лорд Айвор ничего этим не выиграет. Однако он может попытаться превратить свой родовой замок в ловушку для короля и его брата, такую возможность тоже нельзя исключать. Убить их обоих и посадить на трон короля-младенца, став при нем регентом… Звучит как полное безумие… почти… но только почти.

«Не на это ли он рассчитывал, выдавая за меня Катриону? Нет, он ведь думал, как и все, что она неспособна родить сына. Что-то здесь не сходится». Брайс молчал, делая вид, будто обдумывает просьбу тестя. Потом неохотно проговорил:

– Отчасти я вижу резон в ваших словах, мой лорд. С другой стороны, вы знаете моего брата короля. Очень вряд ли он даст такое разрешение.

– Именно потому я смиренно прошу вас на него повлиять. Видите ли, сын мой, наш милостивый монарх… он многих беспокоит в последнее время. Я говорю сейчас не только о себе лично и о моем ближнем окружении, но и о многих других, о дворе в целом. Король перестал покидать замок. Он не встретил свою невесту у городских ворот, а только лишь на подвесном мосту замка. Он совершенно перестал выезжать на охоту, опасаясь покушения, подстроенного под несчастный случай. В ваше отсутствие он практически ничего не ел. Я говорил с лордом Вильгельмом, главой над магами-лекарями, и он разделяет мое беспокойство.

– Вы хотите сказать, лорд Айвор, что мой брат сходит с ума?

Эта мысль витала в воздухе последние несколько лет все более явно. И чем жестче Яннем пресекал слухи, чем чаще обрезал языки болтунам и ссылал, а то и казнил сплетников, тем сильнее такие слухи крепились и ширились.

И, проклятье, разве это не логично? Разве Брайсу порой и самому так не казалось, когда он смотрел на Яннема, сидящего у камина с кубком вина в руке, с сухо и болезненно блестящими от многодневной бессонницы глазами?

Что тебя гложет, Ян, что пожирает? Что это за тьма внутри тебя, о которой ты даже мне не говоришь? Я ведь когда-то рассказал тебе о своей.

– Нет, сын мой, я не утверждаю, что наш король безумен или близок к безумию. Но ему определенно не повредит перемена места. Никогда не меняющиеся стены давят, даже если они родные. Король может взять с собой сколь угодно большое войско, любую охрану. Да хоть бы этих диких воинов-авраддилов, которых подарила ему королева Ингери… за что, бедняжка, едва сама не поплатилась.

Брайс поморщился. Он не присутствовал при «испытании» авраддилов, но ему в красках передали произошедшую сцену, и Брайс едва удержался, чтобы не наорать на Яннема позже, когда они остались наедине. Но Яннем выглядел таким напряженным, настороженным и потерянным, что Брайс решил не перечить ему лишний раз. Ингери осталась жива – пока что, – и слава Светлым богам. Удерживать разящую руку Яннема на заносах – часть работы Брайса, в конце концов.

– Я попытаюсь, – сказал он наконец. – Но не обещаю вам ничего.

– Катриона тоже была бы рада съездить домой, увидеть мать и сестер, – добавил лорд Айвор, и вот тут уже едва не перекосило самого Брайса. Лорд Глендори прекрасно знал, до чего неудачно сложился брак, знал, что Брайса из-за этого мучает совесть, и никогда не упускал случая на этом сыграть.

– Я сказал, что обдумаю этот вопрос. Вы свободны, мой лорд! – отрывисто сказал Брайс и коротко кивнул – не поклонился отцу жены, ни в коем случае, скорее, жестом отпустил надоедливого просителя.

Он отвернулся к двери спиной и не видел взгляда, который послал ему его тесть, выходя из приемной. Не видел, но чувствовал спиной. Как отравленный нож в спину.

Однако Брайс действительно передал Яннему просьбу лорда Айвора – просто для того, чтобы тот знал, чего следует ожидать.

И испытал без малого истинное потрясение, когда Яннем коротко улыбнулся и сказал:

– Хорошо. Поедем.