Однако это не помогло. Поднятая ударом волна быстро сошла на нет, а расплывчатые очертания драконьей маски, словно вылепленной безумным скульптором, дабы показать всему миру истинный облик какой-нибудь мифической твари, вновь обрели четкость. Я осторожно прикоснулся к чешуйчатой щеке и принялся подробно изучать каждый изгиб, всякую впадину. Крепкие и широкие скулы. Острые зубы, какие бывают у хищных животных. Короткий заостренный нос и глубоко посаженные глаза пшеничного цвета. А вместо густой кудрявой шевелюры – два толстых роговых нароста, тянущихся ото лба до затылка. Иными словами, в водах фонтана отражалась морда огромной антропоморфной ящерицы. Тем не менее, представшее передо мной чудище, несмотря на вытянутый вперед подбородок и ряд ровных клыков, в большей степени походило именно на человека, нежели на какое-то иное создание.

Меня охватил настоящий ужас. Виски налились тугим гулом, а к горлу подступила тошнота.

«Если это – не сон, то, где я?» – твердили взбесившиеся мысли, – «И почему я так выгляжу? Что произошло, черт возьми? Помогите!!!».

В панике я предпринял последнюю отчаянную попытку избавиться от странного наваждения и с безумным задором взялся щипать себя, как можно сильнее. Бил по щекам, окунал голову в прохладную воду и снова безжалостно терзал собственные бока жесткими пальцами.

– Варанта! Варанта! Приветствую, дружище, – вдруг раздалось за моей спиной. – Что с тобой, блохи заели? Я думал, что броктары таким не страдают.

Чья-то рука крепко ухватила меня за плечо и насильно развернула. Напротив стоял высокий мускулистый человек с длинной по грудь, густой белой бородой и богатой копной волос, прихваченных толстым кожаным шнурком чуть дальше макушки. Он широко и по-доброму улыбнулся, ожидая ответа. Несколько секунд бородач смотрел на меня молча, в то время как я, оцепеневший от подлинности происходящего, мог лишь испуганно озираться по сторонам. Затем он слегка нахмурился и произнес:

– Да что с тобой, Варанта? Друзей не признаешь. Что случилось то?

– Как? Как я здесь оказался? – тихим запинающимся и абсолютно чужим голосом процедил я. – Где я? И что я такое?

– Ого! – с присвистом воскликнул белобородый. – Полегче, братишка. Слишком много риторических вопросов для такого погожего и солнечного денька.

Мои ноги окончательно обмякли, и я повалился на мостовую.

– Не торопись умирать, дружище. Успеешь ещё, – все с тем же задором проговорил человек, ловко хватая меня за грудки и подтягивая кверху. – Хотя тебе, похоже, и вправду нездоровится. Но эта беда поправимая, – принялся приговаривать он, торопливо перекладывая мою руку себе на плечо и поднимая меня на ноги. – Ничего. Я отведу тебя домой, и тебе тут же полегчает. Вот так.

Мы куда-то брели. Бородатый, не унимаясь, сыпал бодрыми, а иногда даже задорными прибаутками, подробно описывая какие-то коротенькие комичные случаи из невесть чьего прошлого. А я? Я уже абсолютно ничего не понимал.

***

Путь оказался недолгим. Мой белобородый провожатый подвел меня к одному из домов, стоящих на самой окраине городка, лихо отворил пинком дверь, втащил меня внутрь и усадил на табурет. Почувствовав надежную опору под седалищем, я поднял обескураженный взгляд, чтобы осмотреться. Обстановка в доме была под стать всему, что я успел увидеть на площади. Всякая деталь причудливого интерьера казалась какой-то немного замысловатой, сказочной. Пара небольших овальных окон, разделенных от потолка до пола узким цветастым гобеленом, выхватывали из полумрака покачивающиеся хлопья пыли. А по углам комнаты, источая ярко-жёлтый и до приятного бархатный свет, прямо в воздухе парили миниатюрные светильники из волнистого стекла. Сперва я решил, что внутри фонарей тлеет керосиновый фитиль или на худой конец огрызки лучины, однако пламени в них не было и в помине. Под прозрачной поверхностью каждого плафона мельтешил целый рой ярких пылающих искр. Невесть каким образом зажженных огоньков едва ли хватало, чтобы заполнить золотистым свечением все внутреннее убранство гостиной. Тем не менее, то, что находилось в непосредственной близости от ламп, вполне поддавалось описанию. Пара пустующих оружейных стоек, притороченный к стене в качестве украшения ряд ветхих поеденных ржавчиной предметов нательной брони и продолговатая скамья, перекрывающая своими внушительными размерами добрую треть помещения. Справа от входа располагалась громадная дубовая кровать, а посередине комнаты стоял небольшой прямоугольный украшенный резьбой стол. Вершиной же эдакой необычной, старинной атмосферы значился гигантский камин. Имея поистине чудовищные габариты, он занимал всю фронтальную сторону жилища, имел просторную топку с полукругом выпуклых краёв, а также массивную арку, обитую толстым слоем меди. Постройка выглядела настолько монументально и широко, что казалось, будто это не печь была сложена для поддержания тепла в дома, а сам дом строился вокруг и для огромной печи.

– А там что? – неожиданно для самого себя произнёс я, указывая на дверцы подвала, темнеющие в одном из углов комнаты.

– Я не знаю. Это твой дом. Тебе виднее, кого ты там прячешь, – ответил белобородый и заразительно рассмеялся.

Я не удержался и тоже захохотал. Человек подался вперед, взял кувшин со стола и протянул мне.

– Попей, это должно привести тебя в чувства, – уверенно кивнул он.

Я сделал пару глотков воды, крякнул от удовольствия и, отерев рот локтем, спросил:

– Как тебя зовут? А главное, кто ты? Почему помогаешь мне?

– Ну вот, дожили, – всплеснул он руками. – Варанта, ты чего, наступил в поле на заклятие забвения? – бородач с нарочито скорбным видом покачал головой и снова расхохотался.

Так я познакомился с Тамиором – сильным, добродушным рыцарем и неутомимым остряком. Человеком, ставшим мне верным соратником, другом, братом и единственной родственной душой в этом чужом, загадочном мире.

***

В течение следующих нескольких дней Тамиор не отходил от меня ни на шаг. Конечно, роль чуткой и заботливой сиделки в исполнении рослого бородатого детины оставляла желать лучшего, зато энтузиазм пер из рыцаря прямо через край. Каждое утро, иногда уговорами, а порой и шутливыми тумаками, он выгонял мою раскисшую персону во двор, а затем часами таскал по окрестностям. Приговаривая, что какой бы не была причина помутнения рассудка, будь то магия или иная таинственная болезнь, лучшим средством от проклятой хвори может стать только прогулка по знакомым местам. В моём случае таким местом оказался Мак-Таур. Тогда ещё небольшой, но весьма шумный городок, расположенный далеко к северо-западу от столичного ареола, полностью оправдывал как чаяния белобородого воина, так и своё короткое бойкое название, дословно означающее в переводе с наречья первых разумных народов простую фразу – «руби дерево».

Именно так, будто пытаясь свалить столетний дуб при помощи тупого топора, вооружившись терпением и непременным желанием помочь, во что бы то ни стало, раз за разом Тамиор выбивал щепки из крепких стен растерянности и страха, окруживших меня со всех сторон.

Веря, что упорство приносит плоды, бородач без устали рассуждал о былых приключениях и романтических встречах с заезжими барышнями. Ни одна история, ни один «малый боевой поход», как рыцарь называл охоту на диких зверей, не обходились без упоминания моего нового имени. Иногда, увлекаясь, он начинал судачить о грандиозных совместных планах, в центре которых неизменно маячила идея послать на все четыре стороны рискованный быт наемника и податься в столицу изучать военное дело, чтобы после примерить на себя гордое звание бойцов специальной гвардии Верховного лорда Далратии.

– Как только тебе станет лучше, – не забывал добавлять белобородый, – мы снова вернёмся к тренировкам. А уже через каких-нибудь пару лет нам сам Данкил Тард вручит по гербовому плащу, – говоря так, он заливисто смеялся и дружески хлопал меня по плечу.

В ответ я виновато кивал, дабы не печалить товарища, но как не силился, не мог вспомнить того, чего со мной никогда не случалось.

И всё же труд Тамиора не был напрасным. С каждым днем густой туман противоречивых дум рассеивался, страх уходил, разум постепенно обретал ясность, а язык всё чаще болтался по ветру, чем прятался за зубами.

Внимательно вслушиваясь в затяжные россказни бородача, я не упускал ни единой возможности поинтересоваться обычаями и порядками нового мира, а также настоять на своей версии случившегося со мной. А потому, дождавшись очередного удобного случая, выкладывал на суд приятеля всё, что мог вспомнить о своей прежней жизни и дне, когда очутился посреди базарной площади Мак-Таура. К моему немалому удивлению, Тамиора вовсе не смущали речи о другой, слишком мрачной и чересчур мудреной по местным меркам, реальности. Казалось, что он искренне верил каждому моему слову. Нередко поддакивал, согласно кивал и всячески выражал одобрение. И всё бы ничего, если бы такое чрезмерное усердие с потрохами не выдавало невинного желания поддержать или наоборот подшутить над соратником. С него станется.

– Х-а-х! Подумаешь, – частенько восклицал он, сидя за кружкой светлого эля в местной харчевне, – кого мы тут только не видели. И живых мертвецов, и диккаров, и лотарских магов крови. Неудивительно, что ты с некоторых пор мнишь себя кем-то другим. Тут разве что только сумасшедшему под силу остаться в себе. И то только потому, что всякий помешанный уже обезумлен, – заливисто хохотал белобородый, отирая клочки пены с кустистых усов. – Как, ты там говорил, твой недуг именуется? – прищурившись, спросил он.

– Амнезия, – проворчал я в ответ.

– АМ-НЕ-ЗИ-Я, – по слогам отчеканил Тамиор. – Ну и словечко, – возмутился воин, притворно разминая челюсть. – Прямо язык в узел. Ох, ну и мудрён же ты стал, дружище, – он сделал большой глоток и с грохотом опустил на стол пустую посуду.

***

Шло время. Понемногу освоившись, я всё реже вспоминал о родном доме и всё чаще задумывался о моём месте на просторах этих чарующих и удивительных земель. Я никогда не верил в судьбу слишком. Однако полагал, что если и есть некая неведомая сила, сопутствующая всякому разумному существу, то она непременно сопровождает его с пеленок и до самого последнего вздоха. Мне же предстояло сложить свой жизненный путь из множества разрозненных кусков, руководствуясь лишь чутьем и осколками чужих воспоминаний. И нужно упомянуть, что выходило это отнюдь не плохо. Дни постепенно обретали смысл, а тоска медленно таяла в лучах ласкового солнца и азарте будущих свершений. Именно в такую вдохновенную пору у дверей моего жилища появился Тамиор, держа в охапке пару увесистых, острых, словно бритвы, мечей.

– Это – твое, – коротко пояснил он и свалил грозное оружие мне в руки. – Хранил у себя, пока ты был сам не свой. Думаю, момент как раз подходящий. Да и контракт подвернулся проще некуда. Значит, завтра отправляемся в малый боевой поход, – сказав так, рыцарь важно замолчал, выпятил грудь и принял чрезвычайно серьёзный вид.

Следующим утром мы, как и было условлено, встретились возле городских ворот и, обменявшись приветствиями, направились в сторону ближайшей кромки леса. Воздух всё ещё пах ночной прохладой, в ушах звучали перепевы пробудившихся ото сна птиц, а кристально прозрачные капли росы, тугими гроздьями свисавшие с лепестков резных трав, липли к голенищам сапог и скатывались вниз, оставляя после себя крохотные водяные отметины. Дорога выдалась неожиданно долгой. Однако мой спутник буром пер вперед и даже не заикался о привале. В очередной раз я сглотнул мучительный приступ жажды и остановился вблизи просторной поляны, дабы смочить пересохшее горло. Махнул рукой Тамиору, снял с пояса флягу и припал к горлышку, сделав несколько коротких бережливых глотков. Вдруг сквозь птичьи голоса и мелодичное жужжание насекомых до моего слуха донесся приглушенный топот. Мгновенно насторожившись, я вслушался в шум листвы и стал медленно пятиться в сторону проплешины. Топот повторился, а вместе с ним глубину чащи наполнили треск ломающейся древесины и чьё-то грозное утробное ворчание. Звук становился всё ближе, тонкие стволы молодых деревьев раскачивались в такт нарастающему рыку. Мгновение, и из ближайшего кустарника вырвался монстр. Его кроваво-красные глазки сверкали и наливались свирепой яростью. Не сбавляя хода, он нёсся прямо на меня, размахивая парой длиннющих торчащих из черной пасти заостренных клыков. От неожиданности и испуга я выронил флягу с водой, выпустил из другой руки суму с провиантом и, что было духу, бросился наутек. Казалось, что чудовище вот-вот настигнет меня, вцепится ядовитыми зубами в ногу, а затем одним махом проглотит остальное. Его бормочущее, булькающее дыхание было уже совсем рядом, когда, пробежав несколько метров, я зацепился за обломок ветки, таившейся в высокой траве, рухнул ничком и проехал на брюхе расстояние, не уступающее уже пройденному. Монстр пропыхтел мимо, а секунду спустя за моей спиной раздался оглушительный, буквально истерический хохот белобородого рыцаря:

– Это же просто дикий кабаненок! – заливался Тамиор. – Ну, надо же. Ха-ха! Гроза заплутавших поросят. Ха-ха-ха-ха, – от души грохотал он, пока в голосе не зазвучала хрипота. Затем перевел дыханье и уже строже скомандовал, – Давай, вставай, воин. Идём искать крупную дичь.

Д-а-а. Такого позора со мной ещё не случалось. Чуть не погибнуть от одного только испуга при столкновении со сбившимся с тропы поросенком… Не каждый наемник может похвастаться подобным подвигом. Хотя, сказать по правде, первая неудача оставила в душе лишь теплые последки и навсегда врезалась в память. Жаль только не мне одному. Тем не менее, именно этот случай, будто сдернув шоры с затуманенного сознания, положил начало следующему витку моей теперешней жизни. Ответов у меня по-прежнему не было. Удастся ли мне когда-нибудь вернуться домой и существует ли обратный путь вообще, я не знал. Но разум настойчиво требовал простого решения – поддаться унынию и иссохнуть или принять действительность как есть, и шагать дальше. Мой выбор без колебаний пал на второе, а значит теперь, чтобы выжить, мне предстояло научиться многому, очень многому.

Достаточно быстро привыкнув к новому облику, я с удивлением и немалой гордостью испытывал силу, заключенную в моём чудаковатом чешуйчатом теле. С каждым восходом солнца, словно строгий жадный до порядка надсмотрщик, Тамиор вкладывал мне в ладони мечи и заставлял упражняться с тяжелой сталью до изнеможения. «Руки вспомнят» – приговаривал бородач и вновь обрушивался градом сокрушительных атак, истово бранясь из-за каждого неверно выставленного блока или ухода не в ту сторону. Он учил меня всему – как стоять, когда нападать, куда сместить вес и прочее-прочее. И вскоре усердные тренировки стали приносить плоды. Спустя несколько месяцев я уже неплохо управлялся с оружием так, будто с малых лет постигал военное ремесло. Хотя, признаться, молчаливое общество книг вселяло в меня куда больше вдохновения, чем лязг заточенного металла. Вечера напролет, сгорбившись у подножья неприбранной кровати, и вооружившись сиянием ночника, я с жадностью вгрызался в пожелтевшие страницы хроник, рассказывающих о событиях как светлых, так и темных вех. Короткие кровопролитные стычки диких племен и тысячелетние распри разумных народов. Восход и падение империй. Моря и материки, исполосованные границами господствующих городов-государств. Давно утерянные и процветающие доселе обычаи. Целые эпохи проносились перед глазами. Правдами и неправдами я выудил у местных торговцев и прочел от корки до корки каждый фолиант, всякий клочок пергамента, содержащий хотя бы толику сведений об истории Тилрадана. И нужно сказать, что чем больше я узнавал, тем жарче влюблялся это место. Впервые за долгие годы я чувствовал себя по-настоящему живым. Снова и снова удивляясь чистым неподдельным краскам окружающих пейзажей, я дышал вольным воздухом, с готовностью впитывая присутствие той волшебной силы, что давным-давно оставила мою прежнюю бытность. Силы, излучающей равновесие и гармонию. Силы, способной дать смысл каждому новому дню.

Довольно поднаторев в разумении прошлых и нынешних веков, я обнаружил, что меня страстно увлекает любое проявление этого многогранного, зачастую строптивого мира. Традиции, культура, даже законы, от строгости которых у неискушенного исследователя непременно перехватило бы дух, излучали справедливость и предельную прямоту. Я отнюдь не страдал простодушием и, разумеется, допускал, что одни и те же правила вполне могут трактоваться по-разному в зависимости от того, кто стоит перед судом, богатый лорд или бездомный бродяга. Однако насколько мне было известно, любой кодекс имел потайные ходы и крысиные норы. А устои человеческих земель хотя бы имели смелость отвечать добром на добро и не скупились платить разношерстным негодяям той же монетой. И я принимал их все, не кривя душой и не страшась будущего.

Порой, не на шутку размечтавшись, я очертя голову бросался в пучину воображения и до утра фантазировал, как заручившись поддержкой своего верного белобородого друга, вершу правосудие во главе воинов столичной гвардии. Или же, избрав удел пилигрима, странствую по засушливым пустыням благородных ученых расы Тахара, что всем своим видом напоминают ожившие глиняные статуи. Брожу по Поющим лесам Толади – народа, начисто лишенного мужского начала, зато отличающегося мириадами вариантов обворожительных звериных ушей и хвостов, лишь подчеркивающих красоту каждой его представительницы. Маленькие, пухлые, шерстяные весельчаки и задиры Канри, набивают мою походную торбу флягами, полными их знаменитого эля. Чтобы я без забот преодолел руины Лаканских княжеств и направился к рубежам обширных южных владений, хозяевами которых испокон веков считались эльфы. Томные и серьёзные, порой кажущиеся надменными, эдакие остроухие аристократы также часто именовались Тилами в знак того, что они с гордостью носят титул первых отпрысков младших богов Тилрадана.

Вернувшись из иллюзорного похода измотанным и довольным, я продолжал размышлять о местах поближе. Ведь среди величественных гор, бескрайних полей и дремучих лесов, принадлежащих людскому роду, таилось не меньше неизведанных территорий и опасностей. В каком-то смысле люди отличались от прочих разумных тем, что заявили о своих правах на равенство значительно позже иных рас. Будучи молодым народом, они слыли дерзостью, решительностью и неотвратимым упорством. Тем не менее, их вряд ли можно было причислить к страстным исследователям. А потому я полагал, что в Далратии хватало заповедных нетронутых областей.

Всему приходит конец, и мои витания в облаках также не могли продолжаться вечно. Оставалось упомянуть лишь тех, чье тело покрывала жесткая чешуя, а драконоподобный облик вселял как оторопь, так и уважение. Могучие воины, не лишённые мудрости, но в противовес одарённые жаждой битвы. Их называли Броктарами – рогоголовыми детьми первого пламени. И я был одним из них.